Author: solo (62.117.91.---)
Date: 02-26-04 09:06
(См. Вашкевич Н.Н. Абракадабры. (http://www.newchrono.ru/frame1/Publ/abra.htm)
В минуты душевных переживаний, когда отчаяние, страх, горе, физическая или душевная боль, а то и радость переполняют наши сердца, а иногда и просто по трудно объяснимой привычке мы произносим странные слова и выражения. Некоторые из них называются междометиями, другие — матом. Некоторые из них имеют простое объяснение, другие — типичные абракадабры. Русский человек любит крепкое слово, но почти никогда, к его счастью, не задумывается над смыслом употребляемых им выражений. Люди других национальностей, понимающие русский язык, по первости бывают шокированы. На почве слишком буквального понимания ими русских выражений случаются конфликты, но вскоре и они привыкают к крепости русского слова, а порой и обходят наших по частоте и неуместности его употребления.
Начнем с междометий. С происхождением термина мы уже знакомы. Преподавателям русского языка осталось лишь перестать нашим детям лапшу вешать на уши. Ну а нам следует разобраться с этой частью речи по существу. Их следует подразделить на два разряда. Первый — это собственно междометия. Они обычно никакого лексического значения не имеют, выражая лишь чувства. Это ахи, ойканья и тому подобные восклицания, которые, как считается, происходят либо от звукоподражания либо от естественных биологических звуков, которые возникают в речевом аппарате как бы сами по себе. Здесь лингвистике делать в общем-то нечего, физиология разберется в этих звуках с большим пониманием сути дела. Второй разряд составляют осмысленные слова и выражения, употребляемые в функции первого. Можно глубоко вздохнуть, а можно и добавить, например, боже мой. Оба способа будут в одинаковой степени сигнализировать о печали или скорби. Первый способ выражения эмоций должен больше интересовать физиологов, второй — лингвистов. Но прежде чем отдавать ахи физиологам, надо провести среди них сортировку. К примеру, тот же ах. Известно, как крепки на Востоке семейные узы. Они оставляют свой глубокий след не только на характере взаимоотношений среди родственников, в особенности кровных, но и на языке. Это естественно. В минуты волнений кого вспоминает человек прежде всего? Разумеется, Бога, родителей, братьев, сестер. Так и появляются междометия, заполненные обращением к названным лицам. В нашей традиции круг лиц, к которым мы обращаемся в трудную минуту или минуту радости, значительно сузился. Мы вспоминаем только бога и маму, да и ту почему-то недобрым словом.
Если все же разбираться, то это просто нам кажется, что круг родственников сузился. Оказывается, ах — это по-арабски “брат”, ухти — “моя сестра”, йохти — “О, моя сестра!”, лучше бы перевести просто “сестричка”.
Эти междометия употребляются и для выражения восхищения и разных оттенков удивления. Отсюда в нашем языке и ах, и ох, и ох ты, и ух ты. Отсюда же фразеологизм не ахти какой, то есть такой, по поводу которого не скажешь йохти (0, сестра моя!). Все эти разнообразные охи и ахи не без помощи наших филологов мы осмыслили как биологические выкрики. Все эти выражения и в арабском языке употребляются как междометия, правда, при буквальном осмыслении. Когда говорят охти или яхти, все понимают, что говорящий обращается как бы к своей сестре. И это нормально. Точно так же он может обратиться к брату, к отцу, к матери, к Богу, делясь с ними радостью или обращаясь за моральной поддержкой. Кстати, когда арабы слышат от русских эти междометия, они воспринимают их как арабские, полагая, видимо, что мы обладаем поразительной хваткой в отношении иностранных языков. Как иначе объяснить, что русские так быстро запоминают арабские названия родственных отношений. Откуда им знать, что для нас эти же междометия — биологические выкрики, происходящие от диких воплей обезьян, или кого мы там хотим видеть в качестве своих предков.
Добавим к сказанному, что арабская звательная частица йа имеет в своем составе долгий А, который в ряде других языков (иврит, персидский) произносится как О. И у нас так же. В результате появляется междометие ё-ё, которое в головах моих соотечественников ассоциируется, понятное дело, с первой буквой бранного слова. Они полагают, что люди, чтобы не произносить матерное слово, заменяют его на какую-нибудь абракадабру, типа ё моё, как в ё-кэ-лэ-мэ-нэ или ё-пэ-рэ-сэ-тэ. На самом деле, это слегка искаженное арабское йамма “О, мама моя!”, соответственно, ёба — корень, который некоторые из нас без удержу используют почти во всех крепких выражениях и именно потому, что вкладывают в него определенный смысл, на самом деле означает “О, отец мой!” (в арабском звучании йаба) Упоминание родителей вместе в одном выражении превратилось у нас в кощунственное ругательство, от которого у нормальных людей должны бы бледнеть лица и в справедливом гневе сжиматься кулаки. Так оно и происходит с теми, кто только начинает тесное языковое общение с русскими. Похоже все-таки, что сами русские в глубине души понимают, в чем здесь дело и, как правило, в отличие от тех, кто не владеет русским языком в полной мере, даже не обижаются, считая матерные междометия не более как языковым сором. Отсюда, видимо, и идет привычка не задумываться над смыслом слова. Чего ж над ним думать, если оно все равно значит совсем не то, что значит. Да и специалистам легче жить, мол, звукоподражательное. Чего возьмешь от диких воплей обезьян.
Другие междометия, которые филологи тоже возводят к диким воплям, в арабском являют собой вполне осмысленные слова. Про междометие кшш говорилось, а, скажем, междометие тьфу происходит от арабского глагола ТФФ “плевать”. Те, кто пытаются свести язык к диким воплям, никогда и ничего в нем не увидят, он для них останется навсегда тайной за семью печатями.
Теперь о мате. Само слово мат в нашем языке интуитивно осознается как производное от слова мать. Немцы, на которых мы полностью полагаемся в вопросах этимологии русского языка, обходят этот корень молчанием. Во всяком случае, у Фасмера ответ на этот вопрос не ищите. Отечественным этимологам заняться исследованием в этой области мешает природная русская застенчивость. По нашим представлениям, ругаться матом в очереди за пивом даже в присутствии женщин — нормально. Написать научную статью о мате — неприлично. Так что, как видите, приходится полагаться на свое собственное интуитивное понимание русской интуиции, и пусть меня читатель простит, если я ошибаюсь.
Как бы там ни было, научный подход исключает интуитивную методику. И коль скоро все слова всех языков в конечном счете восходят к одному источнику, то и слово мат (как и мать) не должно составлять исключения. И действительно, мать происходит от формы арабского множественного числа уммахат “матери”, которое после закономерного устранения удвоения М вместе с начальным гласным и гортанной Х дало русское мать. Что касается мата, то он должен быть сближен с корнем МТТ “тянуть”, интенсив которого (удвоение средней корневой) дает глагол маттат(а) “сильно ругать” (ср. в русском: протянуть кого-либо, то есть “подвергнуть критике”). Любопытно, что интенсив может образоваться и через внедрение в корень согласного Р (того же, что в латинской приставке ре- как в слове революция или в русском суффиксе профессии арь (ар), как в слове слесарь или маляр). В данном случае он внедряется на первую позицию, давая новый арабский корень РМТ с тем же значением. У нас материть являет собой пример внедрения в корень морфемы Р на третью позицию. Таким образом, надо сделать вывод о том, что между мамой и матом нет ничего общего, кроме случайного созвучия, и выразить заодно надежду, что этот короткий анализ поможет моим коллегам избавиться от комплекса русской застенчивости.
Заполняя лингвистический пробел в этой области, хочу сказать несколько слов и об этимологии слова ругать. Оно по неизвестной причине сближается научной этимологией с английским wrench “вывихнуть”, немецким Ranke “интриги, козни”, латинским ringor “разеваю рот”, а старшее значение нашего слова, оказывается, — “изгибаться” [25]. Признавая цитируемый словарь лучшим из всего, что издано у нас по этимологии, вынужден все же сказать, что научности здесь ровно столько, сколько и логики, то есть никакой. Слово ру-гать, как и любое слово любого языка, имеет соответствие в арабских корнях, и только при сравнении с ними может быть понята и логика слова (любого), и его происхождение. Так же и ругать. Соотносимый арабский корень РГЪ имеет значение “возвращаться”. Многие арабские корни, имеющие это значение, имеют также значение “каяться”, то есть “возвращаться на путь истинный”. Таков арабский глагол таба “воз- вращаться”, его второе значение — “каяться” (в русском из этого источника табанить “грести в обратную сторону”), Приложение значения каузатива к значению каяться дает значение “ругать, порицать”, то есть “заставлять (просить) вернуться на путь истинный”. Таков корень ЪТБ “ругать” или глагол истатаба (от глагола таба) “просить вернуться, раскаяться, ругать”. Кстати, русское каяться вполне вписывается в эту семантическую схему развертывания идеи возвращения, поскольку соответствует арабскому корню КЙ' “рыгать, возвращать пищу”, что говорит о том, что рыгать и ругать в русском — близкородственные слова, чего никак не может заметить целая армия как наших, так и иноземных этимологов. Наши вообще предпочитают обходить слово рыгать молчанием, считая его неприличным, заодно хоть немного облегчая этим себе жизнь.
Теперь собственно о конкретных матерных выражениях. Как и все идиомы, их надо писать арабскими буквами. Например, хиди нахийа по-арабски означает “отойди в сторону”.
Первое слово того же корня, что и выражение ходить ходуном. И если в нашем сознании они не сближаются, то только потому, что мы забыли напрочь правила превращения гласных, описание которых можно до сих пор найти в арабской нормативной грамматике. Второе слово мы сблизили с сочетанием предлога на с названием мужского детородного органа в русском языке, хотя Н здесь корневая. Нахийа — это сторона, но и наш предлог на отсюда же. В немецком он произносится с сохранением придыхания: нах. Как бы там ни было, выражение по причине наличия в нем фрагмента, созвучного с русским названием фаллоса, сделалось бранным. Этого, однако, нам показалось недостаточно. Мы его стали использовать в качестве базовой фразеологической модели, некоей формулы с переменным объектом посылания. Очень удобно. С ее помощью куда только можно ни послать. Что касается табуированности русской эротической лексики, то она лучшее свидетельство тому, что когда-то, во времена исповедывания фаллического культа, эти слова были идеологемами, составляя особо престижный пласт лексического запаса русского языка. И как всякие идиологемы при смене идеологии становятся бранными словами, так и названия гениталий превратились в ругательства. Сравните такие идеологемы как поганый, что значит “язычник”, или, к примеру, слово коммунист. Буквальное значение соответствующего арабского корня, соотносимого с названием пикантного органа, тому липшее подтверждение: арабский корень ХЙЙ или ХВЙ имеет значение “жизнь” или “давать жизнь”. От него же и арабское название женщины: Ева, по-арабски Хава.
Название падшей женщины у нас происходит от имени богини плотской любви по имени Баалет, финикийской ипостаси Венеры (того же корня, что и генерировать, то есть порождать, и русское жена), или египетской Исиды (что по-арабски означает “госпожа”). Имя финикийской богини сладострастия, как и имя ее египетской коллеги, означает “госпожа”, а буквально “голова”. А вот ее подруга и соратница Милкет буквально “королева или владычица” редуцировалась в нашем языке до частушечной Милки и сблизилась по семантическим соображениям со словом другого уже корня — милый (от арабского МИЛ “иметь склонность к чему-либо, увлекаться”). Такой ход мысли диктует обычная логика, основанная на обычном фоновом знании истории. Но если знать, что первоначальные культы всех цивилизаций разрабатывались русскоязычными жрецами, то вектор движения идеи меняет направление на противоположный. Наша милка оказалась созвучной арабскому слову малика “владычица” (в других семитских языках милка или милкет), отчего по миру пошла ложная калька, делающая возлюбленную, милку, госпожой или королевой, откуда, в частности, египетская Исида и финикийская Баалет.
Когда мы слышим имя финикийской богини сладострастия из уст человека, испытывающего боль или досаду, знайте, что он не ее имеет в виду, о чем можно было бы догадаться и не читая этой книги. И в самом деле, до нее ли, если так болит, что невтерпеж. Оказывается, арабский корень БЛД среди прочих дает глагол табаллад со значением “всплеснуть руками от боли или досады”. Что касается рук, то, видимо по лености, им мы предпочитаем язык. Сказать — все же проще и экономней, чем размахивать руками. Корень БЛД, надо думать, представляет собой расширение корня БЛЙ, от которого арабский глагол булия “испытывать боль, страдания”. С учетом того, что гласные О и У в арабском не различаются, можно признать, что булит “я переношу страдания”, мало чем отличается от русской фразы у меня болит.
Иногда можно слышать от человека, заверяющего собеседника в том, что он не обманет, такое: бля буду. Если перевести это буквально на какой-нибудь иностранный язык, подумают, что у человека что-то с головой, хотя логика какая-то в этом все же есть. Стать падшей женщиной, в представлении клянущегося, это все равно, что сгореть синим пламенем. Можно спорить об эквивалентности превращений. Как там ни крути, все-таки обугленная тушка в качестве возмездия за клятвопреступление гораздо более суровое наказание, чем перспектива профессионального занятия любовью, даже в транссексуальной ипостаси. Арабский корень БЛТ, а также БЛЙ дают значение “клясться”. Финикийская богиня опять здесь не причем. Буквальное значение фразеологизма, таким образом: “готов поклясться”. Конечно, в такой форме клятва из-за утраты пикантного созвучия многое теряет, зато нет заморочки. Что выбирать — опять дело вкуса.
|
|
