|
Автор: Казарин (---.elcom.ru) Дата: 19-04-04 12:58 О православном белокаменном зодчестве Что такое в сущности православный храм? С практической точки зрения – нелепейшее сооружение! Огромное не отапливаемое помещение – и это в природной зоне, где отопительный сезон тянется 8-10 месяцев в году? Оно, собственно, и называется «летний храм», то есть промерзает за зиму насквозь, и затем все лето хранит погребальный холод. В Ферапонтовом монастыре на Вологодчине фрески Дионисия зимой бывают покрыты слоем инея иногда в десятки сантиметров! Непомерная высота сводов ничем не оправдана, поскольку опять же в холода вся паства с успехом умещается в низенькой зимней церкви (иногда тут же в подвале) и отправление культа от этого никак не страдает. Притом известняк как строительный материал не выдерживает такой массы, постройка «расползается». Аварийное состояние владимирского Дмитриевского собора вынудило реставраторов осуществить бетонную стяжку сводов, Покров-на-Нерли насквозь пронизывает металлический каркас, уродующий здание снаружи и внутри. Может, есть основания считать древних зодчих плохими строителями? Но не будем торопиться с выводами. Предлагаемое нам обоснование принятого порядка ищется в смиренном следовании византийским, «южным» образцам, то есть чисто иррационально и поэтому не очень убедительно. Ведь для чего-то церковное сооружение действительно подходит идеально, например, для разведения в самой середине большого «пионерского» костра, что с успехом показали в годы Советской власти всевозможные осквернители святынь. Тепло и не дымно! Скажете, непристойная шутка? Впрочем, к этой теме мы еще вернемся. Наш ближайший интерес – православное белокаменное зодчество. Поскольку немецкий историк Уве Топпер обосновал мнение о том, что католический свято-мученический чин имеет довольно позднюю (эпоха средневековья или даже гуманизма) и, прямо скажем, скандальную историю появления, естественным представляется сопоставление его с нашими белокаменными храмами, в декоре которых этот чин как раз представлен и «обосновался», как считается, с самого начала. * Дмитриевский собор во Владимире, 1197, построен князем Всеволодом Искусствоведы подразделяют белокаменную резьбу его фасадов на четыре слоя – созданную в процессе строительства и вставки при реставрации 1838 года блоков с разобранных пристроек 1230 и новодела 1807/1838 годов взамен утраченных фрагментов. Сугубо христианские сюжеты расположены в двух (из 8-и!) межоконных арках барабана с юго-востока и юго-запада, по всему колончатому поясу и участками над ним, в пряслах всех трех фасадов, особенно плотно в площади закомар. Из аркатурно-колончатого пояса лишь 10% фигур относят к XII веку. Зато так же датируется и большинство остальных фигур на стенах! Между тем, сразу бросается в глаза, что участки с христианскими сюжетами «XII» века отличаются от остального поля стены по цвету, особенно на поверхностях, менее выгорающих под прямыми лучами солнца. Они более темные и по-другому отражают свет, так что под некоторым углом выглядят грязно-серыми пятнами.  Далее: при ближайшем рассмотрении видно, что указанные сюжеты (причем, только они!) серьезно нарушают регулярную кладку стены, образуя то наползание блока на блок, то кое-как заполненные плитами и затертые пробелы. Очевидно, что подобные вольности невозможны при выведении сводов в процессе строительства и, следовательно, означают более поздние врезки. Но неужели исследователи не обратили на это внимания? Да нет, обратили! П. А. Раппопорт, анализируя строительную технику Древней Руси, сообщает: «…изучение памятников владимиро-суздальского зодчества показало, что скульптурные рельефы в верхних частях здания высекались на отдельных камнях разного размера и затем уже в готовом виде использовались при кладке стен». Так почему же никто не высказал мысль о возможной фальсификации? Может, потому что никому не приходит в голову искать подвох там, где к нему, как кажется, нет никакой обоснованной причины? И знатоки продолжают умиляться и разнообразию «почерков народных мастеров», и технологическим «сюрпризам», принимая их как данность. Вопрос: а почему, собственно, изображения святых здесь датированы XII веком? Не потому ли, что их попросту не с чем сравнить? Ведь ничего подобного в прочем декоре храма нет: растительные, орнаментальные и анималистические мотивы. Есть, правда, человеческая полуфигура на некоем подобии постамента, опирающаяся на хвосты двух грифонов и с барсами в обеих руках – эта сцена мужественно названа в справочниках «Вознесением на грифонах Александра Македонского» – и, как считается, портреты князя Всеволода и его детей, но ни та, ни другая композиции не содержат православных атрибутов. Нам представляется, что стилистика изображений святых на Дмитриевском создана искусственно и следует даже не традициям скульптурной пластики, а имитирует писаную или мозаичную икону, с ее разделением на локальные цветовые пятна и подчеркнуто линеарной трактовкой. Это и в самом деле придает резьбе (или может, отливке?) «старинный» вид и довольно мягко подгоняет под общий колорит романских «книг образцов», которым пронизан весь облик собора. Так и хочется поставить слово «собор» в кавычки, поскольку без христианских «вставных номеров» перед нами предстает сооружение какого-то иного, преимущественно женского культа, какой, например, приписывается мерянам!  * Георгиевский собор Юрьев-Польского, 1230, построен Святославом Всеволодовичем Вопиющий пример варварского приспособления под православный культ старого храма, по-видимому, слишком удаленного от центра, чтобы с ним церемониться! В XV веке здание вдруг рухнуло, и его восстановил московский зодчий Василий Ермолин. В скобках: он же самый по указу Ивана III «поправил» Золотые ворота XII века во Владимире. И кстати, в том же XV веке рухнул суздальский Рождественский собор! Происходило это, видимо, в XVI веке, поскольку А. Т. Фоменко указал на династическую параллель между Иваном III и Иваном IV и указанную «реставрацию» логичным будет отнести к эпохе «Грозный», а именно на счет наиболее вероятного из его прототипов, Ивана V, вкупе с опричниной и Захарьиными-Романовыми. Либо поучаствовали оба государя, только Иван IV следовал романским образцам, а Иван V «закончил работу» православно-христианскими вставками. «В. Д. Ермолин привнес при этом много изменений, не до конца разобравшись в сюжетно-композиционной системе рельефов…» (М. В. Егорова) В действительности, даже непрерывный (где есть) орнаментальный декор здания беспардонно и грубо разбит бессистемными врезками преимущественно христианского содержания. Подделка даже не прикрыта: вставки будто набраны из того, что было под рукой в мастерской и почему-либо ранее не пошло в дело. Стыки пестрят обрывками орнаментов, отдельные сюжеты использованы вообще фрагментарно.  «Лишних» камней оказалось так много, что из них не только складывали новые своды, но их еще и в наше время собирали по дворам соседних домов, чтобы поместить в музей. Если учесть, что при обрушении здания большинство блоков обычно разбивается в пыль, перед нами – просто евангельское чудо! «…сюжетные композиции и отдельные фигуры выполнены в высоком рельефе, а вся гладь стен покрыта тонким по рисунку, плоским растительным орнаментом. Есть основания полагать, что резьбу выполняли две артели мастеров…» Нет возражений! Думается, на храме изначально не было даже «дежурных» женских масок – все это выглядит, как уж очень «дешевая» поделка. И почему это у храма был обрушен якобы только верх, а путаница рельефов начинается прямо от основания? «…от южной стены остались только фрагменты. Среди них выделяется «Распятие» с надписью о постановке его князем Святославом». Вот и вероятная цель фальсификации – искусственно «удревнить» церковную канонизацию евангельских сюжетов, связав их по времени с XIII веком. Вставки имеют иную структуру камня, чем первичная кладка: на них почти не видны «высолы» («загар»), что позволяет предположить применение формовки, вполне подходящего средства для массового производства фальшивок. По мнению Г. К. Вагнера, до реставрации В. Д. Ермолина все «рельефы соединялись в космическую картину мироздания». А может, никаких рельефов и не было? Так что все это может значить? Если обратиться к А. Т. Фоменко, то Иван «Грозный» (IV или V, не будем уточнять) покидает столицу-город Суздаль и отправляется «в Вологду», где строит кремль, в дальнейшем исчезнувший подобно граду Китежу. К разгадке секрета «Вологды» ключом может послужить корень самого слова, тот же, что и у слова «воля», то есть за ней может стоять, например, «Вольная Литва», первым пограничным городом которой был Юрьев-Польской, «кормивший» брата печально знаменитого Ягайла литовского. От того же корня происходит и красивое русское слово «вольковщина», известное на Владимирщине и означающее поселения, не облагавшиеся в старину теми или иными видами податей. Одним словом, царь ушел «на волю» и в итоге, по убедительной гипотезе А. Т. Фоменко, построил московский кремль! А по дороге, судя по всему, привел в порядок «разрушенный» храм в Юрьеве, то есть попросту облицевал его снизу доверху плиткой, отформованной по подходящим шаблонам. Облицовка подтверждается технологически: наружный слой стен белокаменных храмов «посажен» на известковый раствор. Археологи объясняют это спецификой строительства (двойная стена с забутовкой промежутка щебенкой на растворе), но очевидно, несущих свойств от такого «утолщения» стена не приобретает – эта технология скорее применима для внутренних перегородок. Примечательно, что по Новой хронологии фантомным отражением Ивана IV в XII веке является тоже князь по имени Всеволод, тезка формального строителя владимирских соборов. * Успенский собор во Владимире, 1189, построен Андреем Боголюбским и Всеволодом На упомянутый выше культ женского божества указывает достаточно скупой декор. Это сооружение представляется вообще загадкой, потому что на его фасадах и после всех перестроек, превративших его в грандиозную «залесскую Софию», так и не появилось никакой христианской символики. Возможно, православных устроило посвящение бывшего языческого храма богоматери, чем и утрясли вопрос с «женским началом»? Что же это был за алтарь, и каким богам он мог служить! Исторические названия не дают ничего. Опоясывающая соборный холм улица называется не «Успенская» и не «Соборная» в память о главном культовом сооружении города, существующем чуть не от даты его основания, как можно было ожидать, а вполне «язычески» – «Годова гора», то есть что-то вроде «горы, посвященной годовому циклу», или «горы всех святых»! Внутри у него, как и в рядом стоящем Дмитриевском, сохранились лишь христианские фрески: и там, и там назидательный сюжет «Страшного суда», только в первом – Рублев, а во втором, извините, XII век! Так вот взял и сохранился целиком один сюжет на фоне совершенно чистых стен! У. Топпер применяет методику датировки подобных творений по исторической «актуальности темы» и степени проработанности канона. Учитывая, что канон у маэстро в обоих соборах в равной степени что называется «отскакивает от зубов», вся ситуация напоминает единовременный конкурс, например, с целью получения заказа. Иконописцы демонстрируют свою манеру письма, а «отцы» церкви принимают решение, после чего отклоненные пробники остаются заброшенными на голых стенах, как это и имеет место в Дмитриевском соборе, где проходили испытание два безымянных мастера. А заказ, например, на иконостас, по праву достался двум мэтрам – Андрею Рублеву и Даниилу Черному. Иначе говоря, датировка сюжета в Дмитриевском соборе XII веком только на основании стилевых отличий кажется весьма сомнительной. Тема росписей православных церквей вообще крайне запутана. Считается, что они записывались вскоре после постройки за один сезон. При артельных методах это вполне реально, хотя по интенсивности работа сродни «голливудской» мультипликации. Но вот любопытный факт: «…иной раз церковь навсегда оставалась без живописного убранства. Примеры церквей, в которых так и не была исполнена фресковая роспись интерьера, достаточно многочисленны». Невольно задаешься вопросом, а не расписывались ли древнерусские церкви только «на бумаге», как это бывает в летописях во множестве других случаев? И там, где у более поздних артельщиков «руки не дошли», стены остались в первозданном, то есть нетронутом виде. * Теперь вернемся к теме пресловутого «костра в церкви». Первая, лежащая на поверхности мысль при попытке обосновать конструкцию белокаменного храма – дымоход! Большая высота, сужение кверху, отверстия в верхней части, перекрытие металлическим «навесом», скругленные своды, пустое пространство в центре пола – ну, чем не русская печь! А «луковичный» купол – так просто перевернутый чугунок на трубе бабушкиной избушки! Эта, «дикая» на первый взгляд, мысль неожиданно подкрепляется известными данными о планировании строительства древних храмов. П. А. Раппопорт: «Вопрос о том, как производилась разбивка плана здания, а затем определялись его вертикальные размеры, давно уже интересует исследователей». «Ближе всех подошли к решению задачи К.Н. Афанасьев и Е.Ф. Желоховцева. Важнейший вывод Афанасьева сводится к тому, что основой построения являлся диаметр купола храма или, позже, сторона подкупольного квадрата. Значение диаметра купола для построения всех основных размеров в зданиях центральнокупольного типа не подлежит сомнению». Но такая схема расчетов буквально соответствует принципам проектирования отопительных систем: сначала труба, а под трубу и топка! Правда, у наших историков другой, научный взгляд. «Объяснение такому, на первый взгляд, нерациональному приему строительства, видимо, следует искать в своеобразной системе мышления людей средневековья». Короче, «моя твоя не понимай». Усвоили. Идем дальше. Принято считать, что язычники идол «провинившегося» божества стегали розгой прямо на свежем воздухе. Зимой, стало быть, божок торчал в чистом поле, по макушку занесенный русскими снегами. Ну, и через костер на Купалу прыгали, как водится, тоже на травке. Однако не трудно усмотреть родство слов «капище», «пещера» и «печь» («пещь»). Нет оснований полагать, что в наших климатических условиях отправления древних культов не были приспособлены к холодам и непогоде. И данная форма интерьера идеально для того подходит, поскольку мы имеем симметричное прямоугольное пространство по типу греческого мегарона, в центре которого также мог гореть жертвенный огонь (паникадило), вокруг которого было достаточно места для участников церемониала.  В вышеприведенной цитате уже отмечалось значение подкупольного квадрата. А вот что говорит летопись о закладке церкви: «…устанавливают один камень в качестве основы церкви в центре алтаря, а остальные невыделенные камни – по четырем углам... Епископ читает… молитву... и повелевает главе мастеров взять измерительный инструмент и расчертить местность по воле строителя». Трудно не заметить, что центр алтаря православной церкви, хоть и «выделенный», мало, что дает для разметки углов здания, а вот алтарь, заложенный в самом центре храма, действительно позволяет наметить углы при помощи нехитрого измерительного инструмента. Именно в центре, в подкупольном квадрате, только и могло быть вместилище священного огня и одновременно источник тепла, мощность которого, естественно, бралась за основу при расчете размеров интерьера.  Круглый очаг мог дать производное от «круг» («цирк») название всей церкви как вместилищу очага. Отсюда же легендарная приверженность древних к посещению «цирка», то есть попросту церкви, неверно преподносимая поздними интерпретаторами как тяга к кровавым зрелищам. Угольки из очага могли уже тогда использоваться «жрецом» для окуривания помещения при помощи ручного кадила. Массы золы выносились из святилища, отчего окружающая земля повсеместно несет следы «пожарищ» – естественно, от «иноземных нашествий», романтическая легенда о которых все больше выглядит провокацией в духе рыцарских романов и в недалеком будущем станет основой гонений на инородцев и религиозной нетерпимости в Российской империи. Еще наблюдение. Всем известно, что в церкви идеальная акустика. То есть звук направленно отражается от стен таким образом, что равномерно слышен в любой точке пространства. Но мало кому приходит в голову, что так ведет себя в храме волна вообще, в частности, и тепловая! Грамотно построенный храм – идеально отапливаемое помещение, даже при наличии теплового излучателя в одном-единственном месте! А слово «хоры» – не хранит ли в себе память о горне, горниле? Другой вопрос. Всем известно, что храмы никогда не строились на самой вершине холма – при принятии за главную идею «устремленности к небу» это должно казаться странным! Идут разговоры о мастерстве древних зодчих вписывать архитектуру в окружающую среду, но эти утверждения не снимают идеологического противоречия, а главное, опять апеллируют к пресловутой иррациональности! Владимирские ландшафтные архитекторы даже применяют термин «золотая горизонталь». То есть, подмечено, что все старые храмы расположены на высотной отметке, делящей окружающий рельеф в пропорции, близкой к «золотому сечению». Но лучше представьте себя в роли строителя садового домика! Как бы вы отнеслись, если бы строиться пришлось на открытом пространстве, что называется «на семи ветрах»? Не очень уютно, правда? Напоминает насквозь продуваемые микрорайоны наших современных городов. Но видимо, для здания, в котором, часто при открытых дверях, горит живой огонь, это просто неприемлемо! Нужда заставит сдвинуть его с самой «видовой» позиции под прикрытие холма, дабы смягчить действие воздушных потоков. * И все же открытым остается вопрос об изначальной «непрочности» белокаменных стен. Если освободить их от «декоративной» закладки, то и вовсе останется «карточный домик»! Такие нежные строения должны бы быть изначально обстроены со всех сторон подобно готическим громадам целой горой подпорок! И тут мы позволим себе нарисовать совсем уж фантастическую для наших историков картину. Годова гора! Курган («гора-хан»)! Тонкие стены обеспечивали бы достаточную устойчивость при условии внешней засыпки здания на каркасной основе, то есть по технологии возведения городских оборонительных валов! Остатки этой засыпки сохранились в виде искусственных холмов не очень понятного назначения вокруг многих древних храмов. Они и сейчас зачастую скрывают несколько метров высоты стен. У храма Покрова-на-Нерли на поверхности такого холма обнаружены следы облицовки! Полная изолированность стен храма от внешнего мира подтверждается следующим наблюдением: «В Турове, Новогрудке, Владимире, Рязани оконные стекла находили в разрушенных деревянных жилых постройках, но в монументальных памятниках наличие оконных стекол до сих пор не было зарегистрировано». (П. А. Раппопорт) Отсутствие стекла прямо говорит об отсутствии окон. И действительно, узкие щели барабана, если они были изначально предназначены для выхода дыма, не должны были остекляться, а в засыпанных стенах окон просто не было! Название «гора» точно соответствует наличию внутри храма-кургана источника огня – «горения», и с тем же правом могло обозначать дымящуюся вершину вообще – вулкан! Учитывая, что именно извержения вулканов, наряду с молнией, всегда были самым сильным источником человеческого страха, культ «огненной горы» мог зародиться вообще одним из самых первых и быть очень устойчивым. В дальнейшем расчистка засыпки могла приводить и к упомянутому внезапному обрушению храма и уж, во всяком случае, требовала устройства мощных контрфорсов. Например, появились тройные, во всю высоту здания, апсиды. Монументальный, тяжелый храм, скрытый внутри Успенского собора, потребовал масштабной достройки во все стороны галереями меньшей высоты при толщине стен в полтора раза больше (хотя должно быть как раз наоборот) и со значительным усилением внутренних столбов; постройка выглядела бы просто нелепо с единственным барабаном, без оформления четырьмя малыми барабанами, которые, правда, поставлены несколько «криво», и выглядят не менее «серыми», чем упомянутые рельефные вставки Дмитриевского собора, что наводит на мысль о единой запланированной акции, для которой камень брали из одного карьера.  Дмитриевский собор, легкомысленно «избавленный» от многочисленных пристроек Николаем I, начал «расползаться» и, несмотря на решительные меры реставраторов, «ползет» до сих пор, грозя обрушиться лет через 20! Разобранные пристройки были признаны поздними еще в 19 веке, поскольку под ними были обнаружены следы пожарища, возможно, результат сожжения деревянного каркаса от насыпного холма. Или жертвенный очаг продолжал некоторое время функционировать и после отсыпки валов, когда уже стены были украшены по романским «образцам» свирепыми «оберегами» и растительными мотивами, что знаменовало приобщение к западноевропейской «культурной» традиции, прерванное нежданно расколом церкви на западную и восточную. Во всяком случае, христианизация была уже следующим историческим «слоем», когда был потушен внутри храма священный огонь, и лишь напоминанием о нем осталась православная традиция не пересекать среднюю линию храма без крестного знамения; когда размножились по стенам многочисленные «мученики», а на купола водрузили чисто бутафорские кресты, притянутые к ним на растяжках, как говорится, «за уши» (да уж не отсюда ли и пошло это народное выражение!) * Новую идею иногда бывает полезно довести до абсурда (хотя бы, чтобы этого не сделал за вас пародист!) Так и нам пришло в голову мысленно раскалить наш очаг сверх разумной меры и превратить гипотетический «храм огня» в парилку. Думали, будет смешно. Получилось – еще интересней! В храме действительно можно было бы париться, как в русской печи! А если учесть, что до сих пор русский человек относится к бане как к ритуалу, то почему мы должны отказывать в подобном отношении нашим предкам! На Троицу несут в церковь березовые ветки, а в древности в этот день, как принято на Руси, могли обновлять в храме первый свежий березовый веник в ритуале «священного запаривания»! Культовое значение бани длительное время было закреплено в народной традиции в форме примет. «…считалось, что в бане моется и всякая лесная нечисть, которая тоже неравнодушна к горячему пару. Поэтому в неурочное время в баню не заходили, а в качестве банных выбирали определенные дни: субботу и четверг, иногда еще вторник. Существовали и особые ритуальные дни, когда было положено парить в бане, например, на 23 июня в день Аграфены-купальницы». Обычай посещать церковь по субботам хорошо известен, так же как выражение «чистый четверг». Вообще, православие из банного обычая заимствует столько, что фантазии не хватит перечислить. Брызгание «святой» водой на церковные стены при помощи метелки; крещение погружением в купель; недопущение посещения церкви женщинами в «деликатные» дни; служба при свечах, которые не держат в руке, но оставляют в подсвечниках, расставленных по периметру помещения и т. д. Не произошла ли и часовня, где читают «часы», от домашней или дорожной баньки, где мылись по очереди, «по часам»? А отсюда – и оповещение о начале и конце времени службы звоном колокола! Подобное заимствование может означать, что насаждение нового исповедания шло скорей всего не разом, но постепенно, осторожно и через всяческие компромиссы. Из «банного» ритуала мог быть взят и православный погребальный культ. Внесение усопшего в церковь изначально должно было иметь какую-то практическую цель, если, конечно, снова не искать объяснения «в своеобразной системе мышления людей средневековья». В церкви тело отпевают, и только. В бане же могли обмывать, что могло быть связано вначале с извлечением внутренностей, бальзамировать, а с применением дыма и жара – и мумифицировать, если бы потребовалось. Важно отметить, что на Руси целую особую группу составляли храмы, построенные у воды, в поймах рек и на озерах! На свидетельства западных путешественников по этому предмету ссылается, в частности, А. Т. Фоменко, отмечая, что в паводок такие церкви были недоступны для посещения, поскольку стояли прямо посреди «большой» воды. С точки зрения отправления православного культа – полная несуразица! Повсеместно по России существуют предания о провалившихся церквях, места эти считаются «чудесными», а образовавшиеся на их месте озера часто называются «святыми» – и это тоже, как говорится, не «по-божески»! Провал зданий в карстовые пустоты вроде бы не был таким уж сюрпризом – дело де привычное: баня провалилась – понятно, вода подмыла, куда же с баней от воды денешься! А ведь перед нами явление само по себе исключительное! Чтобы легенда стала распространенной, случаев требуется достаточно много, а для этого в свою очередь должно стать правилом строительство как нарочно в зоне повышенного риска.  Мы уже говорили об особенном расположении древних храмов на местности. А не связано ли это с горизонтом выхода грунтовых вод! Банный ритуал невозможно представить без контрастного омовения, а для этой цели нужен водоем или вместительная купель, каковая стала неотъемлемой частью и христианского ритуала, и присутствует в прилично оборудованной традиционной русской бане (например, деревянные купели в банных комплексах Суздаля). Следовательно, близость воды – необходимость при возведении «храма-бани». Источники в виде родников, ключей, бьющих из склонов холмов, верховые «болотинки», пригодные для обращения в пруд, оказываются возможной альтернативой оставшейся за городскими валами реке или озеру. К ним, как это ни парадоксально, и могли привязывать закладку будущих церквей. Тот же Дмитриевский собор находится в подобной «сырой» зоне и заметно страдает от близости грунтовых вод в отсутствие оборудованного водоотвода. Еще одно напоминание о бане в древнерусском храме – это керамические полы. «При распространенной тогда на Руси обуви с мягкой подошвой, использование поливной керамики для настилки полов было вполне возможно и рационально». (П. А. Раппопорт) Уточним, что «мягкой подошвой» с успехом может считаться босая нога! Рельефная же половая плитка – лучшее средство от скольжения на мокром полу, а керамика – отличный теплоизолятор. Но у бани должен же быть предбанник, раздевалка! Так не их ли в виде окружающих храм галерей находят повсеместно по фундаментам? Связанные с основным объемом переходами они, сами по себе, еще и надежная основа для каркаса внешней обсыпки храма. «Банная» функция храмов делает естественной очень частую застройку ими города. Примером может служить Псков, где принято было строить капитальную церковь в конце каждой улочки, вроде бы не беспокоясь о малости прихода для «батюшки». Да и внешне псковская церковка – чистая баня, грубовато сложенная из местного слоистого камня и живописно оштукатуренная, с крошечными окошками «где придется»! В довершение заметим, что слово «баня» или «ванна» (что то же самое) очень уж созвучно ставшему нарицательным русскому имени «Ваня». Так что и кремлевский «Иван Великий» мог быть когда-то «ванной великой», вынесенной в заглавие нашей статьи, своего рода «главной баней страны»! Труба-то, как видим, «порядочная»! Русских людей еще недавно в Европе звали «Иванами» – не память ли это о «великой стране бань»? Баня – похоже, единственная в Европе действительно древняя и по сей день живая культура, так что последнее слово во славу ее исторической роли, думается, далеко еще не сказано. Достаточно того, что она веками стояла на пути у любой болезни, как физической, так и нравственной. * Краткий итог Древнее зодчество на Руси, по-видимому, не имело отношения к православной церкви в современном понимании. В первозданном виде оно воплощало черты неизвестных, ныне забытых обычаев наших предков, просуществовавших предположительно до XVI века. В более обобщенном смысле, прослеживается некая связь между «смутой» на Руси, приведшей в XVI—XVII веках к смене правящей династии, и религиозной реформой общероссийского масштаба – вероятно, с официальным принятием православия. ©Андрей Денисенко, 2004
|
