Автор: кеслер (---.nkosino.ru)
Дата: 17-10-04 09:52
"В мае татары собрались в поход на Москву, распустив при этом слух, что идут на польского короля.
10 июня из Путивля воевода Василий Вельяминов срочно направил в Москву к царю сторожевого голову Сергея Аптыкова, который рассказал, что крымский царь "идет на государевы украины Муравским шляхом, а с ним по смете людей с полтораста тысяч и больше".
Получив тревожную информацию, Федор Иванович повелел воеводам пограничных городов (Тулы, Дедилова и др.), укрепив последние, идти со всеми людьми "на берег" (Оки) к князю Ф.И. Мстиславскому и занять там места "по росписи".
29 июня к Федору Ивановичу приехал тульский станичный голова Алексей Сухотин и сказал, что крымский хан "идет к берегу на прямое дело со многими людьми, а по сакме [следам на дороге] и по огням смечал он, [что] с крымским царем, с Казы-Гиреем, людей с полтораста тысяч и больше".
В Москве для обсуждения создавшегося положения собрались царь, патриарх Иов, бояре и дворяне. Главную роль на этом совете играл шурин царя - Борис Федорович Годунов. Федор Иванович, как известно, не имел ни способностей, ни желания управлять государством.
Князь И.М. Катырев-Ростовский, видный политический деятель и писатель, начавший службу при Борисе Годунове, оставил нам следующий портрет Федора Ивановича: "Царь Федор возрастом [ростом] мал бе, образ посничества нося, смирением обложен, о душевней вещи попечение имея, на молитве всегда предстоя и нищим требующая подавая; о мирских же [делах] ни о чем попечения [не] имея, токмо о душевном спасении. От младенства даже и до конца своего тако пребысть...".
Эту характеристику подтверждает Дж. Флетчер: "Теперешний царь (по имени Федор Иванович), относительно своей наружности, росту малого, приземист и толстоват, телосложения слабого и склонен к водяной; нос у него ястребиный, поступь нетвердая от некоторой расслабленности в членах; он тяжел и недеятелен, но всегда улыбается, так что почти смеется. Что касается до других свойств его, то он прост и слабоумен, но весьма любезен и хорош в обращении, тих, милостив, не имеет склонности к войне, мало способен к делам политическим и до крайности суеверен".
Другое дело царский шурин - Борис Годунов. Хорошо знавший его князь Катырев-Ростовский писал: "Царь Борис благолепием цветущ и образом своим [т.е. внешностью] множество людей превзошед, возрасту посредство [среднего роста] имея; муж зело чюден и сладкоречив вельми, благоверен и нищелюбив и строителен вельми, о державе своей многое попечение имея и многое дивное о себе творяще. Едино же имея неисправление и от Бога отлучение: ко врачем сердечное прилежание и ко властолюбию несытное [ненасытное] желание; и на прежебывших ему царей ко убиению имея дерзновение, от сего же и возмездие прият". Любивший врачей и покойных государей, Борис Годунов в военном деле, однако, не был специалистом.
Положение было сложное. Часть войска находилась под Новгородом, другую - распустили по домам. В этих условиях совещание приняло ряд важных решений. Прежде всего, Федор Иванович решил остаться в Москве. Это был мужественный шаг. Летописец с похвалой замечает: "А прежние великие князья бегали с Москвы в Белоозеро". Далее, совещание рекомендовало, не дожидаясь на Оке прихода крымского хана, стянуть все имеющиеся войска южного направления к городу и укрепить Москву.
Между воеводами были распределены основные крепости города: Кремль, Китай-город и достраиваемый Царев, или Белый, город. Было решено, что царь с остальными боярами будет находиться в Кремле. На всех городских стенах устанавливались пушки и пищали, дополнительно укреплялись дальние посады. Была составлена ведомость всех мужчин старше 20 лет, которым предписывалось поочередно дежурить на стенах и во всякое время быть готовыми к боевым действиям.
Вероятнее всего, на упомянутом совете была принята оборонительная концепция, поскольку неприятель обладал преимуществом в коннице. Главный упор при подготовке обороны был сделан на мощный артиллерийский огонь.
Наконец, был назначен главный начальник обороны: "И государь царь и великий князь Федор Иванович всеа Русии по тем вестям указал быти против крымского царя Казы-Гирея [со] своим государевым двором, и с прибыльною [пришедшей] ратью, и с обозом, и с нарядом [пушками] конюшему и боярину и дворовому воеводе Борису Федоровичу Годунову".
Годунову было поручено царем "обоз поставити за Москвою-рекою, за Деревянным городом (?), промеж Серпуховские и Калужские дороги, и наряд в обозе поставити, и запасы и пушкарей к наряду расписати, и устроити обоз и наряд совсем готово, как, прося у Всемилостивейшего Бога помощи, стоять и битца из обоза против крымского царя Казы-Гирея". Выделенное нами название места, вероятно, попало в "Разрядную книгу" по ошибке, возникшей, скорее всего, в связи с тем, что она писалась после строительства Деревянного города. Под обозом имелся в виду упомянутый выше гуляй-город. Русские люди не забыли, как хорошо показал себя он в сражении при деревне Молоди в 1572 году. Согласно некоторым сведениям, урочище, на котором расположился обоз русских, называлось в ту пору Воробьевским полем.
Борис Годунов всего за три дня устроил гуляй-город и поставил в нем пушки. В его центре поместили походную полотняную церковь во имя св. Сергия. Царю пришла в голову мысль поставить в эту церковь знаменитую икону Богородицы, именуемую Донской, которая помогла предку его Дмитрию Донскому на Куликовом поле против Мамая.
По желанию Федора Ивановича был устроен крестный ход с этой иконой по всем стенам Москвы, а затем ее торжественно принесли в обоз и поставили в походной церкви.
Голландский купец И. Масса, передавая воспоминания лиц, вероятно, близких к Годунову, писал: "Борис, всегда казавшийся веселым и бодрым, был обличен полным доверием царя и всего народа, ибо заботливо готовился к защите. Немедленно выведя в поле большое войско, он велел устроить большой и неприступный обоз под Москвою, на том самом месте, где татары должны были переправиться через Москву-реку, и снабдить его со всех сторон пушками".
Бросается в глаза упоминание о том, что обоз был поставлен там, "где татары должны были переправиться через Москву-реку". И. Масса не называет место переправы. Некоторые исследователи считают, что местоположение обоза московские воеводы выбрали так, чтобы не пропустить татар к Крымскому броду, перейдя который, они по берегу Москвы-реки смогли бы подойти к Кремлю. Если не учитывать всего сказанного нами выше, то такая интерпретация возможна. Не исключено, что оборонявшиеся хотели прикрыть и брод у Крымского двора.
Установка у Никольских ворот "Кашпировой пушки" свидетельствует, что московские воеводы не исключали обхода Кремля справа или слева и, в частности, по Крымскому броду. Правда, не совсем ясно, почему именно там, на левом берегу Москвы-реки, они не установили особого укрепления с пушками, которое могло сильно затруднить переправу татар. Уже говорилось о том, что основная масса крымских войск вряд ли выбирала этот путь, на котором их ждал заболоченный ручей Черторый, а в конце - заболоченная Неглинная, форсировать которую под стенами крепости было, несомненно, делом очень трудным.
1 июля князь Ф.И. Мстиславский привел с берега войска, которые "стали на лугах по Москве-реке под селом Коломенским". На следующий день он и другие воеводы посетили царя. Федор Иванович указал боярам и воеводам, чтобы они со всеми своими людьми стояли в обозе: "над крымским царем промышляти из обозу", т.е. строго держаться оборонительной тактики. Для этого он повелел перевести пришедшие полки от Коломенского на речку Котел, на Котельские поля.
В тот же день к войскам прибыл Борис Годунов, который обошел полки, призывая их не падать духом и готовиться к подвигу на благо Отечества. Посещение главнокомандующего предваряло приезд Федора Ивановича. Царь осмотрел полки, обоз, пушки и жаловал всех милостивым словом - "спросил о здоровье".
3 июля царь Федор Иванович молил Бога о победе над Казы-Гиреем. В тот же день он послал "от себя с своим двором и с пришедшею ратью" Бориса Годунова, а с ним воевод С.В. и И.В. Годуновых. В летописи сказано: "И из Москвы вышел в полки и стал в большом полку государев шурин и слуга боярин и конюший и наместник казанский и астраханский Борис Федорович Годунов, а с ним государев двор - кравчие, и стольники, и чашники, и стряпчие, и большие дворяне, и стрелецкие приказы, и многие всякие служилые люди, и разряд большой, и чины, и шатры государевы". С.В. Годунов возглавил полк правой руки, а И.В. Годунов - передовой полк. Какая-то часть войск расположилась у обоза: стрельцы, казаки, посоха (рекруты, набираемые из крестьян и горожан); здесь находилось и некоторое число впервые примененных полковых пушек - "полковой наряд".
Между тем Казы-Гирей подошел к Туле и сжег ее посады, но штурмовать города не стал, а устремился к Оке и беспрепятственно перешел ее под Серпуховом. Хан спешил. Поэтому не задержался и здесь, ограничившись сожжением посадов. Целью крымцев была Москва.
В Москве не знали точно, по какой дороге придет крымский хан. Послали небольшие отряды (по 500 человек) по трем дорогам: Серпуховской, Калужской и Каширской. Казы-Гирей шел по Серпуховской. 3 июля сторожевой отряд князя Бахтеяра Ростовского на Пахре был легко смят крымцами. Потеряв много людей, князь все-таки успел предупредить Москву о приближении хана. И. Масса пишет, что татары двигались "подобно туче, с таким грохотом, что тряслась земля". К вечеру войска Казы-Гирея подошли к городу; хан расположился в лугах села Коломенского, а часть его войск, вероятно, в тот же день подошла к селу Воробьеву.
Утром 4 июля передовые отряды татар устремились к обозу. Летописец рассказывает: "И стали травитися [сражаться] непомногу от Воробьева да от Котла; и тот день весь травилися". В этих стычках принимали участие и наемники: литовцы и немцы. В другой летописи сказано: "И крымские люди к обозу прилазили, и Бог сохранил - бой был ровно".
В "Разрядной книге", составленной, скорее всего, в правление Бориса Годунова, говорится, что Казы-Гирей приступил к обозу "со всеми людьми" - с крымцами и ногайцами. Если было именно так, то не совсем понятно, почему крымцы не подвезли орудия, с помощью которых они бы в щепки разнесли главный опорный пункт русских - гуляй-город? По крайней мере, в 1541 году (при осаде города Пронска) крымские татары уже использовали пушки и пищали.
Отсутствие орудий заставляет думать о том, что Казы-Гирей не имел серьезных намерений. Возможно, татары, действуя небольшими силами, хотели выманить основные полки из обоза, чтобы разгромить их в открытом бою, пользуясь своим численным перевесом. Однако Борис Годунов с основными силами не хотел выходить в поле. В "Жизнеописании царя Федора Ивановича", написанном явным сторонником Годунова и, возможно, просмотренном последним, сказано: "И весь день тот [4 июля] в различных местах вокруг царствующего града Москвы бились непрестанно; сам же изрядный правитель, непобедимый воин Борис Федорович, с прочими воинскими силами и со многим огнебранным оружием в тот день стоял в упоминавшемся граде обозе, где была икона Пречистой Богородицы, молился непрестанно и просил помощи от врагов". Рассказывают, что в это время царь Федор Иванович смотрел из Кремля на сражение, горько плакал и говорил: "Сколько крови проливает за меня народ. О, если бы я мог за него умереть".
В подтверждение оборонительной позиции русских со стен московских заговорили пушки всех калибров. В упомянутом "Жизнеописании Федора Ивановича" сказано: "Весь тот день и ночь со всех стен градных из великих огнедышащих пушек непрерывно стреляли и изо всех обителей, расположенных близ царствующего града Москвы, также непрестанно стреляли и многих поганых побили".
Факт широкого использования орудий подтверждается и летописями, и воспоминаниями современников. По-видимому, это была часть хорошо продуманной оборонной концепции, учитывающей не только поражающее значение пушек, но и психологический эффект страшной канонады. Иван Тимофеев, очевидец событий, писал: "Со всех стен каменных, ограждающих крепость, - громом пушек, разбивающих города, так как их [татар] слух не привык к этому - к огненной пальбе и громогласному, ужасному грохоту со многими отголосками, в дыме и сверкающем огне, - убивающих многих и звуком, до основания колеблющим землю и потрясающим небо".
Правда, по сведениям, полученным И. Массой, стреляли московские пушкари плохо, беспорядочно, поражая не только противника, но и своих. И все же психологический эффект был достигнут. Кроме того, осажденные показали, что пороха жалеть не будут.
Казы-Гирей приказал своим войскам отойти от обоза и встать на лугах за Коломенским, по обе стороны Москвы-реки. Сам же хан, как сообщает "Разрядная книга", "стал на станех за Москвою-рекою". Однако что-то повлекло Казы-Гирея посмотреть на Москву. В "Жизнеописании Федора Ивановича" сказано: "Безбожный же царь в той день к вечеру прииде в царское село, нарицаемое Воробьево..." Возможно, Казы-Гирей хотел с высоты Воробьевых гор лучше обозреть расположение войск и заодно оценить укрепления Москвы (особенно отстраивающийся в то время Белый город, начатый в 1586 и оконченный в 1593 году).
Дальнейший ход событий не очень ясен. Страшная стрельба из пушек не прекращалась. И. Масса пишет: "В продолжение следующей ночи московиты беспрестанно стреляли как с обоза, так и с городских стен, из малых и больших пушек, так, что казалось, земля и небо преходят, и никто не знал, почему; впоследствии, однако ж, это объяснилось".
Масса рассказывает, что Борис Годунов уговорил одного дворянина, пообещав деньги, переодеться в богатые одежды и попасть в плен к татарам с дезинформацией о прибытии подкрепления к Москве. Операция по ложному пленению прошла успешно, и дворянин оказался в татарской ставке. На вопрос хана о беспрестанной стрельбе, не приносящей им урона, пленный заметил, что это радость по случаю прибытия тридцати тысяч поляков и немцев. Дворянина жестоко пытали, но он не отошел ни на каплю от своего показания. Имя его осталось неизвестным.
Эту же историю подтверждает и Иван Тимофеев. Правда, он ни слова не говорит о роли в подготовке операции Бориса Годунова. Благочестивому воину, взятому в плен татарами, идея обмануть их пришла якобы сама собой. "Скажи нам, - спрашивали его крымцы, - ради чего видим мы в эту ночь в городе такое, подобное молнии, блистание из орудий и огненный бой, яростно против нас выпускаемый? Какая столице и затворившемуся в ней царю внезапно вдруг случилась радость - сообщи нам". Пленника подвергли пыткам, но, как замечает Тимофеев, нетяжелым. Тогда он "сшил словом разумно нужную для этого времени "грехопростительную" ложь, полезную осажденным в городе для освобождения". Русский воин якобы сказал: "Радость в городе из-за того, что из западных стран, из земель Новгородской и Псковской, согласно ранее посланным царем приказам на помощь ему, соединившись вместе, быстро вошли в город многочисленные войска, которых царь и жители города с нетерпением ожидали".
Это известие будто бы подтолкнуло татар к быстрому бегству. Пленный же узник, согласно рассказу Тимофеева, бежал с дороги к своим и обо всем виденном и услышанном во вражеском стане рассказал царю. Странно, что и Иван Тимофеев не приводит имя этого героя. Но не исключено, что для выполнения особой миссии в стан крымцев было заслано несколько человек, поскольку один мог быть в той смутной ситуации убит как татарами, так и своими.
Эту догадку подтверждает "Новый летописец", в котором говорится именно о пленных. Вместе с тем в описании обмана татар появляется незаметный на первый взгляд нюанс: пленные на вопрос хана о причине шума не только сказали, что пришли войска из Новгорода и "иных государств московских", но и сообщили, что эта сила той же ночью пойдет на него. Летописец утверждает, что Казы-Гирей, услышав это, тотчас побежал от Москвы.
Вероятно, что весь план с "пленниками" составил Борис Годунов - посредственный военачальник, но хитрейший политик, прошедший школу у самого Ивана Грозного. Казы-Гирей, вероятно, рассчитывавший на неожиданность своего нападения, очень боялся подхода помощи к русским. Правда, трудно поверить, что его разъезды могли пропустить подход большого количества войск.
Есть основания полагать, что Казы-Гирей не только не хотел брать Москву, но даже не собирался идти в поход. Хан был принужден к этому своим окружением, а поэтому ждал подходящего случая, чтобы как можно скорее вернуться домой. Когда русский посол в Крыму - Бибиков - стал выяснять, зачем хан предпринял свой поход на Москву, то ему якобы сказали, что хан хотел показать себя: "он как сел на царство, на московских украинах не был, а это у них бесчестно".
Русскому послу объяснили и то, почему Казы-Гирей бежал от Москвы столь поспешно: оказывается, пленники сказали, что пришла псковская и новгородская рать. Хан якобы спросил: "Кто главный воевода?" Пленники ему ответили, что Борис Годунов. Тогда князья и мурзы стали говорить, что если действительно пойдет Борис, то с ним будет много людей, и приняли решение бежать.
Эта версия отчасти подтверждается в "Новом летописце": крымский хан, услышав о готовившемся нападении русских, побежал от Москвы, бросив свои шатры - "коши пометав". Другие татары, увидев бегство Казы-Гирея, также бросились бежать, давя друг друга. Утром бояре и воеводы никого не нашли.
Имеются и другие объяснения стремительного бегства татар. Так, в "Разрядной книге" сказано, что Годунов с другими воеводами решили устроить ночную вылазку: "Тое ночи пошли из обозу со всеми людьми и с нарядом на крымского царя Казы-Гирея, на ево станы, где он стоит, и на походе блиско крымского царя полков учали из наряду стрелять, и крымский царь Казы-Гирей, слыша государевых царевых и великого князя Федора Ивановича всеа Русии бояр и воевод зук [звук, шум], что идут на него, убоявся и побежал от Москвы со всеми людьми".
Однако "Жизнеописание Федора Ивановича", столь положительно оценивавшее деятельность "изрядного правителя и непобедимого воина" Б. Ф. Годунова, молчит о ночной экспедиции на позиции крымского хана. Там рассказывается, что утром Борис Федорович, узнавший об отступлении татар, послал сообщить об этом царю. Потом Годунов и сам отправился рассказать Федору Ивановичу о происшедшем.
В "Московском летописце" ночная вылазка подтверждается, но без участия Годунова: "В ночи послали на царевы станы в Коломенское Василия Янова и 3000 человек. И царь, послыша приход, пошел назад". Не исключено, что ночная экспедиция была частью хитро задуманного плана, подтверждавшего показания мнимых пленных о возможном ночном нападении русских при участии подошедших подкреплений.
Иван Тимофеев утверждает, что Борис Годунов не выходил за пределы обоза, а погнался за крымским ханом только через три дня, когда тот ушел далеко вперед. "Против него [хана], - пишет Тимофеев о царском шурине, - он, лживый храбрец, не мог во все время осады встать не огражденным! Он не захотел, не входя в город, тогда же преследовать его из своего защищенного места, называемого обозом, пока тот не убежал далеко, - тогда храбрость преследователя бежавшего была бы очевидна". Борис Годунов дошел до Серпухова и вернулся.
Согласно же "Московскому летописцу", вдогонку за крымским ханом бояре послали голов: Третьяка Вельяминова, Василия Янова, Данила Исленьева, Тимофея Грязнова, "и они царя сошли [настигли] под Дедиловом, и многих татар побили, и четыреста человек взяли живых языков и прислали к боярам в Серпухов. И прогнав царя, приидоша к Москве, дал Бог здорово". Не Годунову ли передали пленных?
Весьма любопытная по своей безыскусности версия бегства татар приводится в "Пискаревском летописце": "И той ночью неким промыслом Божьим да молитвами благочестивого царя и государя Федора Ивановича всеа Русии некий боярский человек ехал поить лошадей, и оторвался у него конь, и он стал кричать: "Держите коня!" И от того страх охватил обоз и все крепости Москвы, и [началась] сильная стрельба отовсюду; и осветились крепости [от залпов] пушек. И от сильного крика и шуму побежал царь тотчас с большой боязнью и в ту же ночь перешел Оку". Так часто бывает в жизни, когда незначительное событие приводит к грандиозным последствиям, которые в дальнейшем пытаются выдать за результат реализации хитрых планов великих людей.
"Жизнеописание царя Федора Ивановича" сообщает следующие живописные подробности бегства крымского хана: "Бе же то Воробьево близ царствующего града яко поприща три [три версты], тамо же бе горы велики, зело превысоки; оттуда же узре окаянный царь красоту и величество всего царствующего града и великие каменноградные стены и златом покровенные и пречюдно украшенные божественные церкви и царские великие досточюдные двоекровные и троекровные палаты, паче же слышав великий тресновенный гром и неизреченный гласом звук, иже бысть от великого во граде и изо обитель [монастырей] пушечного стреляния. Видев же окоянный царь благочестивых сопротивное ополчение, зело убоявься, и ужас велий нападе нань и вскоре возвратися со всем своим злочестивым воинством и побеже с велицем страхом, ниже от пути в нощь мало почити хотяще..."
На поспешное паническое бегство Казы-Гирея обращают внимание многие источники. В цитированном "Жизнеописании" сказано, что все награбленное в окрестностях Москвы было брошено на пути. Более того, в реке (не называется какой) русскими был обнаружен возок хана. Автор "Жизнеописания" объясняет это желанием татар избавиться от лишнего груза для облегчения бегства.
В "Разрядной книге" записано, что хан бежал от Москвы 5 июля за час до рассвета (т. е. около 4 часов утра) "наскоро, с великим страхованием, лошади многие и всякую рухлядь метал, и лошади подсекал". Все его полки дошли до Серпухова, и хан не разрешил им грабить окрестности, чувствуя за собой приближающихся преследователей. В 8 часов утра (!) он уже перешел Оку и ночевал, отойдя от реки, в пяти верстах, а потом быстро пошел домой. "Пискаревский летописец" сообщает, что Казы-Гирей приступал к Дедилову, но его не взял.
Весьма любопытные подробности бегства крымских татар сохранил для нас И. Масса. Он рассказывает, что крымцы в чрезвычайном беспорядке и сильном замешательстве и с такой поспешностью обратились в бегство, что между Москвой и городом Серпуховом повалили много мелкого леса и передавили несчетное множество своих людей и лошадей, так что вся дорога была усеяна человеческими и лошадиными трупами.
Только утром, согласно рассказу голландского купца, дошло в московский лагерь достоверное известие, что все татарское войско бежало, чего не приметила стража, ибо русские беспрестанно палили, а в татарском лагере до утра горело много огней. Утром московские воеводы снарядили в погоню множество конницы, дабы воспрепятствовать татарам во время бегства опустошать окрестные земли. Достигнув Серпухова, они узнали, что татары в тот же день переправились через Оку, чему едва верили, ибо казалось невероятным, чтобы такое большое войско успело в течение одной летней ночи и половины дня пройти 100 км и сверх того переправиться через большую глубокую реку.
И. Масса прибавляет к своему рассказу, что, переправившись через Оку, хан захватил во время бегства множество людей из всех местечек и деревень и что пленные были отведены в Крым. Некоторые мужчины успели бежать, но много женщин и детей было продано в Турцию. Эти сведения, однако, не подтверждаются другими источниками.
Серьезно пострадали и татары. В Крым в конце июля вернулась лишь треть войска. Сам Казы-Гирей приехал в Бахчисарай 2 августа ночью в телеге, раненный, с подвязанной рукой. Все это выглядит очень загадочно; трудно поверить, чтобы крымцы в давке и привычном для них переходе потеряли около 75 тысяч человек.
Через два месяца после возвращения из похода Казы-Гирей послал своих гонцов в Москву за поминками. Бояре отказали в просимом, сказав, что хан нарушил дружеские отношения. Крымские гонцы заявили на это: "Если бы царь своей неправды не узнал, то нас к государю вашему не послал бы; а государь бы ваш Казы-Гирею царю приход его под Москву простил: ведь царь ходил войною и большой досады ему не учинил, - которою дорогою пришел, тою же дорогою и назад вышел".
Но это наглое, по словам С.М. Соловьева, смирение оказалось хитростью. Хану удалось усыпить бдительность московского правительства, которое полагало, что после неудачного похода 1591 года крымцы не в состоянии будут тревожить московские границы. Однако в мае 1592 года крымский царевич (калга) Фети-Гирей неожиданно напал на Рязанские, Каширские и Тульские земли. В результате этого нападения множество ничего не подозревавших и не готовых к нападению людей было убито и еще больше уведено в плен.
Хан по поводу этого набега сказал русскому гонцу: "Дивлюсь я больше всего тому, что около Троицына дня у вас прибылых больших людей ни на берегу, ни на украине не было, а которые украинские люди и собрались - и они были все в лесу, на поле не вышли и с нашими людьми не бились, только и побились немного литовские люди. Сказывали мне царевичи и все князья: такой войны нашим людям не бывало никогда; наши люди ни сабли, ни стрелы не вынимали, загоняли пленных плетьми".
Гонец якобы отвечал: "Ты прислал к государю своих гонцов с любовными грамотами, и оттого людей на украине в сборе не было; если теперь так оплошали, то впредь уже так не будет, не оплошится государь наш, положась на твое слово". Но оплошал не царь Федор Иванович, а "непобедимый воевода, украшенный премудростью", - Борис Годунов. Слишком сильно превознесли его победу над татарами, почему и думали, что они не оправятся от неудачного похода и будут дрожать от самого имени царского шурина.
Иван Тимофеев так описал триумф Бориса Годунова: "Тогда тот любитель сана с места, окруженного тем построенным вне города укреплением, называемым обозом, вошел не со всеми силами, а только с именитыми и великими в город к нашему благочестивому царю. Все эти вельможи, сообщая патриарху и царю о поистине богоподобном отражении нечестивого [хана], приписали все это человеческой славе, имея на языке славословие и умея истину претворять в ложь: они сочинили ложные слова, говоря, что именно тот [Борис] своим распоряжением отогнал нечестивого хана от царства [Москвы]...".
Радость по случаю ухода татар в Москве была велика. Царь в своих палатах по этому случаю устроил большой пир - "трапезу многоядну" - и сам очень веселился и "неизреченною радостию радовашеся". Почтив все христианское воинство, своих бояр, Федор Иванович особенно отметил на пиру заслуги Бориса Годунова. После застолья царь снял с себя золотую цепь, носимую им как символ самодержавного правления, и надел ее на шею Борису Годунову. Награда весьма примечательная. Борис получил также от царя шубу в 1000 рублей, три города в вотчину, а также сосуд Мамай, по преданию отбитый Дмитрием Донским у татар и принадлежавший самому Мамаю. Таким образом, противостояние Казы-Гирею приравняли к разгрому Мамая. Кроме всего, Годунов получил особо почетное звание - слуги ("слуга, конюшенный боярин").
Щедро были награждены царем и все остальные участники событий: кубками, шубами, жалованьем. Если верить И. Тимофееву, награды были столь изобильны, что некоторые бояре про себя говорили: "Мы не знаем, ради чего мы получили такие большие подарки, каких прежде много раз в службе раненные или даже положившие свои головы в смертных [боях] и даже знаменитые по происхождению не получали, да потом таких [наград] не может и быть, - это явное чудо!"
Но это было, согласно Тимофееву, притворное удивление, потому что многие догадывались, что опустошаются царские ризницы для подкупа. Насколько прав в своем обличительном задоре И. Тимофеев, сейчас достоверно трудно сказать. Но факт остается фактом: Борис Годунов стал царем! Он хотел им быть и использовал для достижения этой заветной цели все средства.
По прошествии одного года на том месте, где стояла походная церковь с иконой Донской Богоматери, по повелению Федора Ивановича была построена церковь во имя Богородицы и учрежден монастырь. Храм этот был красиво украшен, и в него поместили копию упомянутой иконы, украшенную золотом и драгоценными камнями. Царь дал монастырю вотчину - находящееся неподалеку по Калужской дороге село Семеновское. По иконе монастырь получил название Донского, а по месту возникновения в XVII веке его называли монастырем Пречистыя Богородицы, что в Обозе."
(Крымские грозы над Москвой средневековой. О. А. Иванов
Историко-публицистический альманах "Москва-Крым" №2, Москва 2000).
|
|
