Некоторые наброски.

Первопричина, видимо, проста и очень материалистична. Она заключается в том, что еще несколько десятилетий назад наиболее сообразительные из ЛПРов увидели, что емкость мирового рынка реальных товаров, реальных, удовлетворяющих истинные, нормальные, природные потребности людей, потребительных стоимостей хоть и колоссальна, но все-таки конечна. Причем найденные, высвобожденные уже в середине XX века технологии и источники энергии (особенно потенциально реализуемые) были такой мощности и производительности, что могли в течение весьма короткого, по историческим меркам, периода, на самом деле учинить «общество всеобщего благоденствия», точнее. Общества, в котором все фундаментальные потребности подавляющего числа его участников оказались бы удовлетворены. А зависимость от воли и власти ЛПРов – существенно ослаблена. Человек, у которого «все есть», да еще в обществе, в котором практически невозможно провалиться сквозь густейшую «социальную сеть» - потенциально изрядный вольнодумец и карбонарий. Вот где непредсказуемость и неуправляемость могли бы разгуляться в полный рост!

(Пример. Еще в 60-е годы замечательные немецкие инженеры сообщили своим автомобильным боссам, что в состоянии разработать и производить автомобили, которые будут безотказно работать не менее 20-25(30) лет, без замены основных, самых дорогостоящих узлов и деталей. После недолгого раздумья этим инженерам предложили больше таких слов вслух не произносить и вообще на тему заткнуться. Инженеры, понятно, заткнулись. Но в 90-е гг. таки дали косяка, создав Гольф-2. Это была машина-событие, практически как великий Фольксваген-Жук. Гольф-2 стал самой популярной, самой продаваемой и самой любимой массовой машиной. Немцы его просто обожали.

Хэппинесс длился до того момента, когда пришла пора Гольфа-3. Вдруг выяснилось, что этот новейший Гольф очень вяло покупают. Оказалось, по смешной причине – любители Фольксвагена просто не хотели расставаться со своими Гольфами-2, так они были ими довольны и удовлетворены. Немцы сделали выводы, что и понизили ненужно высокое качество своих машин. Оно теперь строго дозированное – ровно на столько лет, сколько проходит до «полагающейся» смены модели. От 3 до 5 лет.)

В этой связи вставал вопрос, что должно произойти что-то одно из двух – либо смена парадигмы, т.е. основ человеческой мотивации и целеполагания, что требовало просто-напросто чего-то типа кардинального изменения человеческого сознания, либо консервации имеющегося положения вещей, но тоже в видоизмененном состоянии.

Видимо, первый путь как-то не возбуждал своей полной непредставимостью, пошли по второму. Этот второй путь был реализован и просто, и гениально одновременно. Проблеме объективной ограниченности «конвенциональных» материальных потребностей нашли потрясающее решение – с помощью постоянного и непрерывного создания «новых потребностей», т.е. внушения людям мысли о том, что такие потребности у них на самом деле есть. Людей стали быстро приучать и чудесно приучили к постоянной смене вещей, обладающих, в принципе, одними и теми же потребительными свойствами, но разной формой. Т.е. стали торговать не разными качествами, а самим разнообразием, как принципом. И стало модным постоянно все менять каждый год, два года, три и т.д.

Согласимся, что производить и менять этикетки неизмеримо проще, чем реальные потребительные ценности.

Виртуальные потребности, в отличие от реальных, не имеют никаких природных, физических ограничений, если не считать такой мелкой детали, как количество ресурсов на планете.

Вот первая причина ухода от точных семантик и рациональных смыслов. Рационализм потребления стал ненужной помехой на пути безграничного расширения производства, имеется ввиду, производства прибыли.

Вторая причина тоже лежит на поверхности, по большому счету. Это – объективно возникшая возможность и даже потребность изменить в обозримой перспективе принципы политического устройства социума. В случае преодоления физической ограниченности товаров и услуг вся та иерархическая структура общества, на которой все держалось предыдущие века, становилась уже не очень востребованной, а принципиальная разница в доступе к ресурсам тоже переставала быть такой принципиальной. В сущности, если и так удовлетворены все основные потребности, генерящие в случае их дефицита львиную долю человеческих страхов и напряжений, то зачем особо надрываться и выпрыгивать из штанов. Стремясь забраться выше по иерархической лестнице?

Но самый неприятный вопрос – а так ли вообще нужна лестница, и какой от нее вселенский прок? Не можем ли мы сами, по месту жительства и работы, самостоятельно принимать все потребные решения, а в центр управления делегировать лишь те вопросы, которые требуют континентальных или планетарных согласований?

А тут еще Красный Проект не на шутку разошелся и всем своим напором демонстрировал готовность показать таки альтернативный путь.
Так возникла потребность в создании индустрии производства мировоззренческих, идеологических ценностей-виртуальностей, но таких, которые были бы неотличимы от настоящих человеческих ценностей. Надо было и красных крестоносцев на поле мозгового сражения побить, и собственным правдолюбцам не дать излишне развернуться.

Отдадим должное создателям политического «постмодерна» - они блестяще справились со своей задачей. Они и гуманитарную тему великолепно разыграли, и не дали этой теме ускользнуть в неконтролируемые пространства.

Пример. Когда сравнивали и сравнивают СССР с его западными визави, то происходит это так: СССР и США, СССР и Великобритания, СССР и Франция, и т.д. Обратите внимание – весь СССР. Но – отдельно страны «богатого Севера». Без «бедного Юга». Но почему же так? Разве экономические результаты Запада XVIII-XX были бы возможны без колоний. Без их ресурсов и рынков? Без той системы, как принято выражаться, «неэквивалентного обмена» и совершенного политического неравноправия, которая имела место в явном виде раньше, а сегодня существует ровно в том же виде, но скрыто? А что ждало бы Россию, если бы она не восстановила свое государственное единство в 1922-м году и распалась на отдельные куски, имея в своем составе св. 80% сельского населения, преобладающе неграмотного?

ЛПРы фантастически грамотно ввели на политическое поле такие замечательные явления, как правозащитные организации, рейтинговые агентства всех мастей, бесчисленное количество разных гуманитарных фондов. И все, как и везде – понятия крайне расплывчаты, критерии – произвольны, дискуссии по фундаментальным вопросам фактически табуизированы, а еще лучше – обезврежены великолепными ярлыками-антипрививками.

Например, «теория заговора». Как только «интеллигентный, высокообразованный человек» слышит этот код, у него немедленно и безусловно включается условный рефлекс, полностью блокирующий дальнейшее рациональное восприятие любой фактуры и любых аргументов. А что это за код? Это код, защищающий одно из самых значимых полей – вопрос об управляемости нашего мира. Есть ли некие элиты, группы, сообщества, могущие критически влиять на принятие основополагающих мировых вопросов, нет ли – это вообще не тема обсуждения. Это – нонсенс, образованный человек на такую хрень даже время тратить не будет.

Другой пример – «независимая пресса» и «свобода слова». Принципы великие, только их них убрали второй фундаментальный аспект – ответственность. И все. И когда на глазах у всех 99% западной прессы в значимые моменты всегда совершают одни и те же па, нередко повторяя одни и те же положения, штампы и аллегории чуть ли не дословно – по всему миру! – это никого не удивляет, и вопросов не вызывает. Все знают, что пресса – свободная, а журналисты – независимые.

А что «им» надо? На самом деле? Видимо, ответ опять прост, как пареная репа.

Есть железный принцип – результат говорит о намерении. Смотрим на результаты. Сейчас не буду повторять много раз произносившееся, да и устал уже просто. Пока просто вывод. Воспользуюсь материалом их старого архива.

Действительным мотивом «их» политики является прагматический групповой и индивидуальный интерес - сохранение властных позиций и имеющейся (иногда - захваченной) собственности. Суть глобализации – обеспечение таких условий и миропорядка, который исключал бы возможность появления новых элит и смыслов, неподконтрольных имеющимся элитам с имеющимися смыслами. Апелляции к либеральным ценностям и идеям предназначены исключительно для публики, но внутри самой этой группы в расчет не принимаются. С этими идеями и ценностями расстанутся немедленно, если в этом появится необходимость для решения вопросов истинной мотивации.

Наконец, для "людей постмодерна" - политтехнологов (точнее, политических провокаторов) - существует лишь политическая игра, автономная от общественных интересов, и самоценная власть, свободная от любого трансцендентного начала (Бога, исторической необходимости, общечеловеческого блага и т.д.), выраженного в религии или идеологии.