Горе ума
Дмитрий Быков

220 лет назад родился Грибоедов. Другие думают, что 215 - сам-то он указывал разные даты, и если принять 1790-й, получится, что рожден он еще до официального брака родителей. Проще, видимо, было всю жизнь играть роль вундеркинда, в 12 лет поступившего в университет и в 15 закончившего. Обстоятельства его ранней молодости темны. Наиболее убедительная реконструкция его характера (разумеется, после пушкинской, в "Путешествии в Арзрум") дана Тыняновым, психологически ему близким, в гениальной автоэпитафии "Смерть Вазир-Мухтара". О том, насколько эта реконструкция точна, можно спорить. Бесспорно одно: "Горе от ума" и гибель при защите посольства заслонили все прочие факты его биографии. Эти факты - жизненный и литературный - странно между собою рифмуются: герой комедии влюблен в женщину, которая его не любит и его не стоит. Автор комедии состоит на службе у Родины, которая его не ценит и про которую он все понимает. И гибнет за нее - в битве совершенно бессмысленной, защищая беглеца Мирзу-Якуба, который ему никто.

"Горе от ума" не было бы великой пьесой, содержи оно только картину московского общества образца 1820-х годов, даром что картина эта меняется очень мало. Тут есть еще и чисто драматическая, бессмертная коллизия, которая и делает "Горе" сочинением, близким даже современному девятикласснику. Главная претензия к пьесе, высказываемая в разное время - независимо друг от друга - Пушкиным и Белинским (первым - в письме к А. Бестужеву, вторым - в специальной статье), заключается в психологической несообразности конфликта. "Все, что говорит он, - очень умно. Но кому говорит он все это? Фамусову? Скалозубу? На бале московским бабушкам? Молчалину? Это непростительно. Первый признак умного человека - с первого взгляду знать, с кем имеешь дело, и не метать бисера перед Репетиловыми и тому подоб.", - пишет Пушкин, сам всю жизнь глубоко страдавший от непонимания людей, цену которым он знал отлично. "Трагикомизм нашего положения в том, что мы добиваемся признания в глазах людей, чье мнение презираем", - сказал Шопенгауэр, но позже. Правда, с тех пор как эту фразу процитировал Веллер, ее регулярно приписывают ему, и по стилю правда похоже, но Шопенгауэр тоже был ничего.

Белинский по молодости лет идет дальше - он вообще не находит в Чацком ничего, кроме пошлости, и полагает, что комедия сильно выиграла бы как картина нравов, если бы Чацкого выкинуть. Главное же - его смущает самая пружина действия: в Софью влюблен, надо же! Какой после этого ум?! "И что он нашел в Софье? Меркою достоинства женщины может быть мужчина, которого она любит, а Софья любит ограниченного человека без души, без сердца, без всяких человеческих потребностей, мерзавца, низкопоклонника, ползающую тварь, одним словом - Молчалина. Он ссылается на воспоминания детства, на детские игры; но кто же в детстве не влюблялся и не называл своею невестою девочку, с которою вместе учился и резвился, и неужели детская привязанность к девочке должна непременно быть чувством возмужалого человека? Буря в стакане воды - больше ничего!.." Эх, Виссарион Григорьич, либо ты не любил, либо тебе уж очень везло с избранницами.

Грибоедов попал в нерв: черта умного человека - изначально и неизбежно присущая уму, - увы, именно в этом. Высказываться перед теми, кто не может тебя понять; домогаться уважения тех, кого сам ты не можешь уважать ни при какой погоде; любить ту, которая способна полюбить кого угодно, кроме тебя, и, в сущности, мизинца твоего не стоит - знаменитого грибоедовского простреленного мизинца. Может ли быть иначе? Вряд ли. Потому что другое положение дел свидетельствовало бы уже о высокомерии, а оно весьма редко уживается с настоящим-то умом. Снобизм - иное дело, но редкий сноб умен в истинном смысле слова. Чаще он демонстрирует репетиловские черты - нахватался фраз, да и позиционирует себя, не особо слыша, что ему отвечают.

Горькая и странная эта пьеса - именно о том, как ум взыскует диалога. Он не живет в вакууме, по-щенячьи горячо набрасывается на собеседника, надеясь разагитировать, перевербовать его, хоть что-то доказать, попросту выболтаться. Не забудем: человек приехал из-за границы, долго жил среди чужих, потом намолчался в дороге, - что ему делать, как не обрушивать словесный водопад на первого встречного? Пушкина и Белинского смущает, что Чацкий не разобрался в Софье, которая, по пушкинскому определению, "не то ..., не то московская кузина". Скажите на милость, естественно ли для умного человека разбираться в предмете страсти? Это признак совсем иной души - расчетливой, опытной, пусть даже и тонкой, но Грибоедова интересует ум философский, чаадаевский, чацкий, адский, самоцельный, занятый вечными вопросами. Такому мудрецу в самом деле не понять, что у него под носом делается. И - в полном соответствии с рассказом О.Генри "Попробовали - убедились" - Пушкин влюбляется в Оленину, которая над ним откровенно смеется, а женится на красавице, которая при гостях невинно ему замечает: "Пушкин, как ты надоел со своими стихами!"

В том и штука, что Молчалин отлично все понимает про Софью, которую и называет "плачевной нашей кралей". И Лиза понимает. И Фамусов догадывается. А Чацкий - не видит, и потому нелюбовь Софьи для него - трагедия. Для Скалозуба, кстати, она бы никакой трагедией не была - потому что ему эту трагедию нечем чувствовать. Не любит - эка штука, вот по службе обошли - это да, Шекспир. Грибоедов точно подмечает ахиллесову пяту всякого большого ума: необходимость отклика, а в особенности - потребность в любви. Не дается ум холодным и самодостаточным существам, это, в сущности, точная иллюстрация к поговорке про бодливую корову. И это - один из фундаментальнейших законов, на котором держится мир: если бы злодеи были умны - о, в какой ад они давно превратили бы захваченный ими мир! Но злодеи недалеки, как правило: способности к пониманию и здравому анализу съедены тщеславием, мнительностью, заботой об имидже, бабле, карьере. А ум дается таким, как Чацкий, каким его, судя по мемуарам, играл у Мейерхольда Гарин: лирическим, пылким, рассеянным, инфантильным, небрежно одетым. (И кстати - прав был Мейерхольд, убрав из текста выбивающийся из этой концепции монолог про французика из Бордо.) Высчитывать, кому и что можно сказать, - молчалинская черта. Это Молчалин у нас знает, в какое время открывать рот, а в какое тебя все равно неправильно поймут. А ум рассыпает цветы своего красноречия где захочет - ему ведь нетрудно.

Горе ума - в том, что он не может априори признавать людей идиотами. В нем нет холодного презрения к тем, что много ниже, и температура его мира - не околоноля, а много выше. Горе ума - в вечном и обреченном поиске понимания, в монологах перед Фамусовыми и Скалозубами, в искреннем неумении и нежелании вести себя так, чтобы "блаженствовать на свете". Горе ума - в любви к Софье, потому что здраво оценивать возлюбленную - прерогатива буфетчика Петруши. Горе ума, наконец, - в трезвом осознании того, что представляет собой твоя Родина, и в бессмысленной попытке предложить ей здравый проект восточной политики. Любить ее, такую, тоже бессмысленно и небезопасно: "По духу времени и вкусу он ненавидел слово "раб" - за то попался в Главный штаб и был притянут к Иисусу". Но ничего не поделаешь: все эти бессмыслицы - непременная черта умного человека, этой немногочисленной, но, к счастью, неистребимой породы.

В этом - бессмертие Вазир-Мухтара, его горя и его ума.