[17ur.livejournal.com]

Чего боятся русские.


Про страх как таковой, фильмы ужасов, сделку с дьяволом, вероломное нападение, оборотней и отличия "параноидального" русского человека от "тупого" западного. На всякий пожарный напоминаю, что мера утверждений в тексте далека от абсолютной: про многомиллионные общности вообще невозможно формулировать абсолютные утверждения. Так-c, "однако тенденция".

Неоднократно наблюдал на зарубежных форумах, как западного человека, не имевшего дела с русскими и почерпнувшего из телевизора идею, что русские суть запуганный, а то и природно трусливый народ, обламывает другой западный человек, имевший дело с русскими и утверждающий, что русские вообще ничего не боятся.

Разумеется, оба утверждения далеки от истины. Первое объясняется тем, что запуганность русских - самое простое объяснение отличий в их поведении; мол, тоже западные люди, но ужасное правительство их стращает и заставляет делать всякие непонятные гадости, которых сферический западный человек в вакууме нипочём не сделал бы. Второе утверждение следует из первого, когда выясняется, что для русских типичные западные страхи иногда представляются не то, что надуманными, а просто неприличными.

Страх присущ русским, как и всем людям. Существует немало ситуаций, в которых и русские, и сферические западные люди боятся совершенно одинаково. Конечно, гораздо увлекательнее те ситуации, где проявляется отличие. О них и пойдёт речь, но сначала немного теории.

Страх - это предощущение возможной потери. Его противоположностью является интерес, как предощущение возможного приобретения. Синтезом страха и интереса является любопытство.

В более широком смысле страх есть предощущение неправильного срабатывания, предсказание непредсказуемости. И в этом смысле его антиподом является вера. Синтез страха и веры обычно порождает экстатические, трудноописуемые состояния психики, которые можно называть очень по-разному.

В искусстве - умении подделывать переживания - существует отдельное ремесло фальсификации страха. Оно так и называется: "жанр ужасов". С индустрией развлечений на Западе всё в порядке, так что нужные сюжетные ходы и эффекты "для своих" они нащупали давным-давно и успешно их воспроизводят. Я не говорю о потоках крови, монструозных личинах из папье-маше, развешивании кишок на стене и расставлении черепов на книжные полки - это создание ужаса как страха, усиленного отвращением, но не сам страх.

Отличие "жанра ужасов" от трагедии в том, что в трагедии потеря наступает либо в результате действия внешней непреодолимой силы, либо как итог совершенно правильных, этичных поступков действующих лиц. В "жанре ужасов" переживание страха связано с потерями в результате намеренно неэтичных, антиэтичных действий в отношении протагониста, который сам-то вполне нормально ведёт себя. Очевидно, что люди, следующие разным этическим системам, представляют себе и этичное, и неэтичное поведение по-разному.

"Западная этическая система", по Константину Крылову, построена на правиле: "другие должны относиться ко мне так же, как я отношусь к ним"; гораздо раньше тот же самый императив Иммануил Кант сформулировал как "поступай с другими так, чтобы максима твоего морального поступка могла бы служить нормой всеобщего законодательства".

Базовый сюжет "западного ужаса" - Сделка с Дьяволом. Уточню: "сделка" в смысле deal, которая может пониматься и как "разборка", и как "раздача", то есть необходимость обоюдного действия в обязывающих обстоятельствах. Специфически "западный страх" есть предощущение потери оттого, что контрагент настолько превосходит вас, что способен безнаказанно нарушать условия вашей сделки и не обращать внимания на обстоятельства, обязывающие вас её соблюдать. Западный крик ужаса в общем звучит "мы так не договаривались!"

Страдательной стороной в "западном ужастике" обычно оказывается вполне нормальный западный человек, предприимчивый и инициативный, чья вполне одобряемая - вариант: объяснимая - инициатива сработала совершенно не так, как предполагалось, и вместо прибыли к нормальному западному человеку незаметно подкрался пушной зверёк.

"Купил менеджер задёшево антикварную драгоценность в непонятной лавчонке, а внутри алмаза чёрт сидит"; "залезли археологи в гробницу, золотишка наковырять да диссертационного материала, а оттуда вылазит мумия и давай безобразничать"; "прилетела корпоративная экспедиция на захолустную планету жалованье отрабатывать, а там Чужие яйцекладами размахивают".

Всевозможные маньяки, вампиры, оборотни и прочая прелесть суть именно персонажи, специально оборудованные для заключения дефектных сделок или для нарушения сделок обыденных и подразумевающихся. "Встретив обаятельного незнакомца, девушка не заметила у него притороченную к спине бензопилу"; "хозяин квартиры не знал, что квартиросъёмщик каждое полнолуние покрывается шерстью и поедает одного из соседей."

Предпочтительным воплощением зла в "западных ужасах" можно считать существо, более свободное, чем человек - такое, которое сковано много меньшим количеством запретов. Маньяк там страшен именно тем, что ему, скажем, плевать на прайвеси, и он способен ночью влезть к вам в дом - без спросу; вампир опасен тем, что быстро бегает, высоко прыгает и больно кусает; Чужой вообще является квинтэссенцией "западного ужаса" - он жрёт и размножается эффективнее, чем гражданин США; про дьявола понятно и так.

Однако по сюжету зло подлежит всё же побитию. Исстрадавшиеся западные люди обычно побивают зло после того, как постигнут условия Истинной, Действительной Сделки: скажем, выясняется, что вампиров по условиям игры надо бить осиновым колом; над вырвавшимся на волю демоном надо прочесть избранные места из "Империализма как последней стадии капитализма" "Некрономикона" безумного араба Абдула Аль-Хазреда; от Фредди Крюгера помогает галаперидол канистрами; а маньяка можно сбить с толку, притворившись его престарелой мамашей. Здесь, кстати, видна смычка с западной милитарной парадигмой, построенной на использовании оружия, которого нет у противника, против слабости противника, которой нет у самих "западных людей".

"Северная этическая система", с превеликими трудами формирующаяся в России, исходит из императива: "другие не должны относиться ко мне так, как я не отношусь к ним". Многие сюжетные ходы, сделанные для "западной" аудитории, конечно, пробирают и русских (особенно в отсутствие собственной адекватной масс-культуры), но по другим причинам, и в общем сюжет "русского ужаса" другой, совсем другой.

В "западной" этике человек, причинивший (по его мнению) добро окружающим, ожидает добра в ответ. В "северной" этике человек, не совершавший окружающим зла, не ожидает зла от них. Русский крик ужаса - "я же вас не трогал!", а базовый сюжет - Вероломное Нападение, который в общем случае не совпадает с базовым сюжетом Сделки с Дьяволом.

Из этого следует очень разное понимание сюжетно правильного поведения для страдательной стороны.

"Западный" терпила обязан до последнего делать вид, что всё нормально. Вон сосед уже щупальца отрастил, кассирша в супермаркете клычищами лязгает, портреты предков по ночам разговаривают и заливисто смеются - ан нет, будь любезен делать вид, что всё в порядке; пока самого босс в тёмное место не заманит по служебной надобности и не начнёт засовывать инопланетного жука в ухо на предмет выедания мозга.

Это - не отклонение в поведении, напротив: это обязанность терпилы - это правильное, моральное его поведение. Мол, пока я делаю добро окружающим, они тоже должны делать мне добро. Невзирая на щупальца. Именно потому едва ли не стандартом "западного" сюжета является одобряемая обществом отправка к психиатру тех, кто бьёт тревогу заранее, едва только зловещее мурло высовывается из-за угла.

Да. Да. Угадали. Эти же люди и приписывают русским "паранойю" как черту национального характера. И именно их русские считают "тупыми". Именно эти люди битый час экранного времени, невзирая на, лезут в зубы зверю, чтобы выковырять оттуда золотые пломбы - а потом вопят и удивляются, когда древние челюсти всё же делают "щёлк". Вариант: когда половина окружающей местности уже превратилась в марсианский муравейник, эти граждане всё ещё мучительно соображают, что происходит, и надо ли вообще что-нибудь предпринимать. Разумеется, в кино это выглядит гипертрофированно, но суть дела не меняется.

Соответственно, некоторые "злые" персонажи, таким лохам объясняющие, что табличка "не влезай - убьёт" присутствует в декорациях не только для красоты, русским могут быть даже симпатичны.

Моральное же поведение для "северной этической системы" - не допускать причинения себе зла. То есть быть бдительным и защищённым, иметь возможность отказаться от ненужных и вредных для себя отношений или прекратить таковые силой, пока они не нанесли вреда. Да, с "запада" это кажется "паранойей".

Поэтому "русский ужас" начинается тогда, когда самозащита не срабатывает: когда ты считаешь, что находишься в безопасности, а зло тебя цап. Пакт о ненападении нарушен, полагаемая надёжной защита оказалась пшиком. Я, признаться, не хочу даже думать о том, что почувствовали те русские, которые были на небезызвестном мюзикле "Норд-Ост", в тот момент, когда выяснилось: автоматчики на сцене - натуральное зверьё, а не режиссёрский ход.

Это, кстати, накладывает известные ограничения на сюжетные ходы: скажем, долгое и упорное выкапывание древнего дьявола из его гробницы, пассивное наблюдение за тем, как пришельцы похищают разум или его заменитель у населения родного города и т. п. - провоцирует у русского презрение, а не страх. Напротив, зло должно бить быстро и необъяснимо, так как один из резонов несрабатывания защиты - то, что она не успевает распознать угрозу или отработать против неё.

Предпочтительным воплощением такого зла в русской реализации "жанра ужасов" выглядит не столько существо, способное пробить индивидуальную защиту страдательной стороны или игнорировать чужие защитные усилия, но в гораздо большей мере - существо, способное обойти чужую защиту. Предатель, оборотень, притворившийся то ли близким человеком, то ли вообще табуреткой, на которую сел неосторожный персонаж. Ага-ага, "Who goes there?" Джона Кэмпбелла, более известный как "The Thing" Джона Карпентера, "Оно" Стивена Кинга и всё такое прочее.

Следующая из "северной этической системы" русская борьба с "ужастиками" на "западную" тоже похожа мало. "Западный" сюжет победы над нечистью: мудрый человек, прибегнув к малодоступным источникам, находит некую Истину, которая при правильном применении не столь мудрыми человеками чудовище избывает в феерическом генеральном сражении. Финальная битва, спецэффекты, главный герой с нутряным ыканьем и гуканьем сносит чуду-юду голову с плеч... нет, по-русски это совсем не так.

Русская борьба с атакующим злом - это долгая, обстоятельная и занудная кампания, которую необходимо начинать как можно раньше (а то и превентивно); выстраивание новой защиты на ходу, с "допустимым ущербом" и постоянным ограничением чудовища в возможностях причинить вред; кампания, в которой сколь угодно мелкий выигрыш необходим и не противен, в которой "и верёвочка сгодится". Более того, если гадина просто решит убежать и никогда не вернуться, это тоже считается приемлемым исходом. С другой стороны, если гадина убежать не решит, то мира с ней быть не может ни на каких условиях, и она должна быть уничтожена, причём так, чтобы даже в последних кадрах фильма никаких намёков на сиквел на проявлялось.

Персонаж с нерусским именем, отражающий эту философию наперекор авторам, однажды сказал:
"...для ученых все ясно: не изобретай лишних сущностей без самой крайней необходимости. Но мы-то с тобой не ученые. Ошибка ученого -это, в конечном счете, его личное дело. А мы ошибаться не должны. Нам разрешается прослыть невеждами, мистиками, суеверными дураками. Нам одного не простят: если мы недооценили опасность. И если в нашем доме вдруг завоняло серой, мы просто не имеем права пускаться в рассуждения о молекулярных флуктуациях - мы обязаны предположить, что где-то рядом объявился черт с рогами, и принять соответствующие меры, вплоть до организации производства святой воды в промышленных масштабах. И слава богу, если окажется, что это была всего лишь флуктуация, и над нами будет хохотать весь мировой совет и все школяры впридачу..."
Резюме.

"Западный" человек боится чужого успеха за свой счёт; русский боится оказаться беззащитным. На "западном" языке это называется "русская паранойя".

"Западный" человек до последней возможности будет делать вид, что у него всё в порядке, а если он ощущает, что возможности исчерпаны, то начинает истерить; русский, напротив, может запаниковать сразу, когда откажут привычные установления, однако, восстановив спокойствие, он менее подвержен срывам в самой тяжёлой ситуации. На "западном" языке это называется "русский фатализм".

"Западный" человек, пытающийся побороть свой страх, склонен связывать свои надежды с окружающими общепризнанными реалиями и практическими авторитетами, "занимая" у них самообладания. Это могут быть технические средства ведения борьбы с источником страха, это могут быть идеологические фетиши - "свобода" какая-нибудь с "демократией", патриотизм и т. п.. Русский, преодолевая страх, скорее надеется на свои личные способности обернуть ситуацию в свою пользу; он понимает лично себя не как часть целого, "своей стороны" в сколь угодно масштабном противостоянии, а как равноправного участника этого противостояния: не как подчинённого сил условного "добра", а как их союзника.

Это отличие при взгляде на него через "западную" призму это порождает две иллюзии. Первая - то, что русского можно купить на свою сторону хорошим обращением. На самом деле русский всегда сражается не за, а против. Вторая - то, что русские побеждают вопреки собственной неадекватности (своему руководству и т. п.). На самом деле всякая действительная русская общность есть общность союзников, в которой иерархические отношения играют меньшую роль, чем в эквивалентной ей западной общности.

Ну и хватит пока. Когнитивная тень на цивилизационный плетень, надеюсь, наведена.