...Опекаемые — и старые, и молодые — сидят по рядам. Сегодня студенты грозненского вуза дают концерт в честь Дня пожилого человека. Рядом со мной — Маша.

— Да, у тебя действительно большие глаза,— говорю я Сове, глядя в ее неподвижные черные глаза.

— А знаешь, у кого большие глаза? — спрашивает Маша.— У Маринкиной девочки же! У нас девчонка, с нами она жила, замуж вышла. И девочку себе родила,— повторяет вчерашнюю историю.

На сцену выходит студент в белой рубашке, в черной жилетке и в галстуке, а с ним студентка — в длинной юбке и в платке, концы которого выпущены на грудь.

— У нас язык не поворачивается назвать вас пожилыми людьми! — звонко начинает она. Седые головы сонно поднимаются из кресел.— Вы молоды душой!

Головы снова опускаются. На сцену выходит хрупкий молодой человек, ударяет тонкой рукой по струнам гитары. Его дерганый голос выводит слова: "Видно, нас судьба с тобой развела. Но не забыть мне никогда твои красивые глаза".

— Тут у тех, кто поженился, не бывает детей,— тихо говорит мне на ухо Сова.

— Вы стерилизованные?

— Да...

В одном ряду с нами сидят Юра и его жена Света — маленькая, скрюченная, похожая на ребенка, если не смотреть ей в лицо. Мне не хочется представлять, какой у них мог бы родиться ребенок.

— Потому что не разрешают,— продолжает Сова.— Тут одна девочка забеременела, ей сделали аборт. И какой-то укол ей сделали, чтобы она не рожала. Убили ребенка ее,— она делает паузу, чтобы я могла оценить сказанное, и в этой паузе, не мигая, изучает мое лицо.— Она плакала. Ты что, ужас какой был.

На сцену выходит еще один студент. "Я люблю тебя,— поет он.— Не уходи-и-и. Останься. Не уходи-и". Старики изучают его мутными безучастными глазами.

— Вот она сидит,— Сова показывает на женщину в косынке через несколько рядов от нас. Кажется, почувствовав наши взгляды, голова оборачивается. Взгляд ее — осмысленный и настороженный. Это Амина.

— Знаешь, какой у нее большой живот был? А ребенок какой красивый... Она рассказала Айшатке, с которой работает в прачечной, она ей как мать, что беременна. А Айшатка рассказала всем. Мы думали, когда нам исполнится 18, нам дадут квартиры, и мы выйдем из детского дома. Но нас насильно сунули сюда. А родители у меня есть, просто их врачи обманули — сказали, что я умерла.

Киваю, не споря с Совой. Как кивала в комнате Юры, подтверждая — да, Асиновка очень далеко, даже дальше Луны или Марса. Так далеко, что те, с кем насильно разлучили, не могут преодолеть расстояния или неправды, сказанной когда-то врачами. У каждого в этом доме есть своя сказка. У Юры, у Совы, у Веры, которая верит в то, что блокпосты непреодолимы, а военный Грозный захлопывался, как ловушка, для всякого входящего, и что Аймани с портрета, которая сюда никогда не приедет, может стать ближе, чем сыновья из далеких Курска и Барнаула. Даже у старшей сестры Зины, муж которой, бывший директор этого дома, поехал в Новый год для стариков за подарками, погиб в теракте и не вернулся, кажется, тоже есть своя сказка...
[kommersant.ru]