Автор: Pirx (---.gov.ru)
Дата: 18-09-03 15:31
Прямые заимствования из ряда источников и соавторская обработка и редактирование текста, как можно было убедиться в предшествующих частях нашего исследования, являются одними из важнейших «творческих» приемов, использованных при создании текста «Тихого Дона». Детальное их изучение позволяет теперь посмотреть на проблему под несколько иным углом зрения.
Зная наиболее характерные особенности работы автора и соавтора, представляется крайне важным попытаться решить вопрос о том, возможно ли разделить известный нам текст романа и достаточно надежно выделить в нем чужеродные позднейшие включения и дополнения. Для такого анализа нами была взята, пожалуй, наиболее сложная часть повествования, завершающая рассказ о Верхнедонском восстании 1919 г., где более всего заметна не просто неровность и неоднородность текста, но, можно сказать, его неорганичность и противоречивость, с одной стороны, и незавершенность — с другой.
Та или иная попытка соавтора переделать текст требует от него целенаправленных усилий для достижения поставленных целей. Это может быть и общее изменение композиции, повествования, и исправление текста в каких-то отдельных узлах (например, удаление «неподходящих» эпизодов, характеристик и т. д. ), и соединение между собой имеющихся «подходящих» отрывков.
Поэтому перед началом исследования текста на предмет выделения в нем различных авторских слоев и частей повторим еще раз основные предположения, касающиеся сложного состава и предыстории текста «Тихого Дона». Прежде чем попасть в руки читателей, текст, возможно, прошел сложную и многоэтапную обработку, включавшую в себя:
— искусственное перемещение отдельного эпизода, фрагмента на иное место в общем повествовании;
— радикальное изменение соавтором содержания в каких-то ключевых вопросах;
— дополнение текста по ходу повествования соавторскими фрагментами, деталями, подробностями, в том числе и продолжение, дописывание тех или иных эпизодов и сюжетных линий;
— наконец, неизменное содержание авторского отрывка могло быть изложено или передано соавтором другими словами, другим стилем с изменением построения фраз, лексики, исключением каких-то подробностей.
Эти представления должны помочь нам в дальнейшем разобраться в том, как возник и развивался текст "повстанческих» глав романа.
1. ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ
Заключительные события восстания в «Тихом Доне» связаны с развертыванием решительного наступления экспедиционных войск против повстанцев и последующим отходом восставших на левый берег Дона. Двухнедельная оборона закончилась соединением прорвавшихся частей Донской армии с восставшими и освобождением в совместных боях всей территории Всевеликого войска Донского. «Экспедиционные» войска Южного фронта сжигали и уничтожали все на своем пути. Эти майские дни стали действительно решающими для судеб казаков восставших станиц. Поэтому все их население в едином порыве уходит с отступающими частями на левый берег Дона и защищает этот последний рубеж, пока спасение в лице прорвавшейся ударной группы Донской армии не пришло в казачьи станицы.
Свой анализ событий последнего периода восстания мы начнем с изучения последовательности и хронологии описанных или упомянутых в тексте событий. В тексте границы этого периода довольно четко очерчены — это май-июнь 1919-го года (VI часть: гл. 57-65 и VII часть: гл. 1-12).
Отход повстанцев. Местоположение х. Татарского
Ряд достоверных событий, точно датированных по новому стилю, начинается описанием приезда на Дон самого Троцкого в начале мая. Цель приезда — организовать наконец окончательное подавление восстания. И то, что автор ввел в свой текст этот эпизод — знаменательно, поскольку в те годы для казаков это была, пожалуй, наиболее одиозная фигура.
«В первых числах мая на станции Чертково...» (VI, 57, 474)
Информация о приезде Троцкого повторяется в следующей, 58-й главе:
«— Да, ишо новость: главком приехал руководить войсками... нашли в планшетке вот эту газету, по названию «В пути», от двенадцатого этого месяца... «Восстание в тылу»...»
(VI, 58, 476-477)
Газета «В пути» была органом Главкома и печаталась в его походной типографии. Статья Троцкого с таким названием, как пишет историк С. Н. Семанов, действительно была напечатана в его бюллетене, но не 12-го, а 17 мая н. ст. * Упоминание этой статьи в разговоре руководителя повстанцев с Григорием Мелеховым о возможном отходе за Дон позволяет датировать и сам разговор в гл. 58: не позднее 20 мая по новому стилю.
____________________
* С. Н. Семанов. В мире «Тихого Дона». М., 1987, с. 131.
Кстати, в журнальном тексте романа в отличие от книги написание даты было дано цифрами: «12 мая». Поскольку рукописное начертание «2» и «7» близки друг к другу, то можно предположить, что одной из возможных причин ошибки Шолохова в датировке статьи является неправильное прочтение даты в исходном рукописном тексте.
Об оставлении правобережья Дона и отходе казаков на левый берег Дона рассказывается в последующих главах (59-61), Основная канва событий изображена точно: подробно указаны основные географические ориентиры, события описываются день за днем в правильной хронологической последовательности.
«22 мая началось отступление повстанческих войск по всему правобережью... Пехота, по приказу штаба командующего, начала отход на день раньше. Татарские пластуны и иногородняя Вешенская дружина 21 мая вышли из хутора Чеботарева Усть-Хоперской станицы, проделали марш в сорок с лишним верст, ночевать расположились в хуторе Рыбном Вешенской станицы. 22-го с зари...» (VI, 59, 478)
Из информации о развитии событий в ходе отступления за Дон можно выделить очень интересные для темы нашего исследования сведения о географическом положении хутора Татарского на Дону. На это указывает нам временная и топографическая сетка сведений, охватывающих последовательное движение казаков, отступающих от хутора Татарского на Вешенскую станицу.
Первое указание на местоположение хутора дает время движения Прохора Зыкова от Татарского до Базков — целый день, из чего следует, что расстояние от хутора до станицы составляло несколько десятков верст. Этот факт находится в противоречии с другими местами романа, где встречаются совершенно иные сроки. Например, после принятия присяги Григорий вместе с другими молодыми казаками в декабре дошел пешком от Вешенской до хутора всего за два часа, т. е. расстояние не превышало десятка верст.
«Уже перед вечером <22 мая> он <Прохор> приехал на Базки... Переправа шла до рассвета».
(VI, 60, 482)
Во-вторых, точно указаны населенные пункты (хутора Рыбный, Рубежин), через которые проезжал Прохор Зыков, направляясь правым берегом Дона в Вешенскую. Важно здесь и упоминание Усть-Хоперского полка, который сражался на восточном участке фронта под Усть-Хоперской станицей в сорока верстах от Вешенской ниже по течению Дона.
«От Рубежина он <Прохор> пристал к штабу недавно сформированного Усть-Хоперского полка». (VI, 59, 479)
Станицы Вешенская и Еланская, Еланская и Усть-Хоперская, а также Усть-Хоперская и Усть-Медведицкая находятся друг от друга почти на одном и том же расстоянии, равном примерно 22 верстам. Эти сведения о расстояниях между казачьими станицами верхнего Дона легко проверить по соответствующему тому «Полного географического описания России», издававшегося под редакцией В. П. Семенова-Тян-Шанского (т. 14, «Новороссия и Крым», СПб., 1910, с. 886). Таким образом, изучая рассказ о ходе отступления казаков за Дон, мы получили неожиданную дополнительную информацию о художественном пространстве романа. Содержание текста соответствующих глав указывает на то, что автор поместил хутор Татарский ниже по течению Дона на расстоянии в несколько десятков верст от Вешенской, скорее всего в район станицы Усть-Хоперской. Вывод этот противоречит некоторым другим фрагментам романа, где местонахождение Татарского однозначно указано вблизи станицы Вешенской. Возникает как бы раздвоение географических координат «Тихого Дона». Причины возникновения в тексте подобного явления мы будем подробно обсуждать ниже в следующих частях нашей работы.
Завершение восстания. «Скрытая» достоверность текста
Продолжим исследование хронологии событий, о которых рассказывается в романе.
«За день <24 мая н. ст.> на левую сторону Дона были переброшены все повстанческие части и беженцы. Последними переправлялись конные сотни Вешенского полка 1 дивизии Григория Мелехова.
До вечера Григорий... удерживал натиск 33 красной Кубанской дивизии Часов в пять от Кудинова получил уведомление... и тогда только отдал приказ об отступлении...
Григорий Мелехов уже в сумерках <25 мая> объехал разбросанные над Доном части своей 1 дивизии... Рано утром на Базковском бугре появились первые красные разъезды <26 мая>... Два дня Вешенская была под усиленным обстрелом <26-27мая>...» (VI, 61, 486)
Далее рассказ о том, что происходило после отступления на левый берег Дона, продолжается в гл. 63, где упоминается посещение Григорием казаков-хуторян на позиции вдоль берега Дона <не ранее 26 мая>. В гл. 65 описано как Кошевой, примкнувший к карательным экспедиционным частям Красной армии, сжигает часть родного хутора и убивает деда Гришаку <27-28 мая>.
В первых грех главах седьмой части рассказ о восстании получает прямое продолжение: жизнь на позиции казаков из Татарского, среди которых мы встречаем Степана Астахова и Аксинью <гл. 1 — не позднее 29 мая>; попытка форсирования Дона красными <гл. 2 — 30 мая н. ст. по Кудинову>; станица Вешенская после боя, судьба попавших в плен красноармейцев, спасение одного из них старухой-казачкой <гл. 3 — 1-2 июня>. И, наконец, рассказ об остававшихся в Татарском Ильиничне и Наталье (гл. 4), в котором упоминание Троицы
«Наталья медленно оправлялась от тифа. На второй день троицы она впервые встала с постели» (VII, 4, 515)
указывает, что эти события происходят после 9 июня н. ст. (27 мая с. ст.).
Итак, «повстанческие» главы опираются на единый достоверный ряд событий, расположенный в тексте в строгой хронологической последовательности и захватывающий события восстания в разных сюжетных линиях от первых до последних чисел мая по старому стилю.
Большой интерес представляет описание того, как повстанческие силы соединяются с Донской армией, с частями ударной группы под командованием Секретева. Цельная и точная картина событий возникает при тщательном и продуманном соединении отдельных фрагментов. Общая схема их такова (в скобках даны даты по Кудинову с. ст.):
— соединение Донской армии с повстанцами;
(гл. 5 — 25 мая)
— переправа 1-й дивизии Мелехова на правый берег Дона и преследование красных, Григорий в Ягодном;
(гл. 6 — 26 мая)
— торжественная встреча Секретева в Вешенской
(гл. 7 — 26 мая)
«Генерала Секретева, приехавшего в Вешенскую..., встречали хлебом-солью, колокольным звоном... Высокий статный Секретев — исконный казак, уроженец одного из хуторов Краснокутской станицы...» (VII, 7, 523-524)
Следующая группа событий относится к отъезду Григория из Вешенской на фронт. По дороге к Усть-Медведицкой он заезжает в родной хутор, только что освобожденный от красных, где в это время собирается вместе вся большая семья Мелеховых. Используя внутреннюю хронологию текста соответствующих глав, события в них можно датировать обратным отсчетом времени от даты взятия Усть-Медведицкой (2 июня с. ст. — гл. 11): отъезд из Вешенской 30 мая; в тот же день к вечеру приезд домой (гл. 8); наутро, 31 мая, отъезд к своей дивизии на фронт (гл. 9).
Мы видим, что три группы событий, описанные в тексте, — предшествующие соединению повстанцев с Донской армией (гл. 1-4), сразу после соединения (гл. 5-7) и связанные с боями по освобождению Усть-Медведицкой станицы (гл. 8-11) — имеют последовательную и достоверную хронологию. Смущает лишь одно обстоятельство. Автор пишет, что на «второй день Троицы» (т. е. 27 мая с. ст.), когда Наталья впервые после тифа встала на ноги, в Татарском еще находились красные, хотя Григорий со своей дивизией уже 26-го переправился на правый берег Дона для преследования отступающих красных частей. Возникшее «противоречие» находит неожиданное разрешение, если вновь вернуться к воспоминаниям Кудинова.
Напомним, что соединение восставших с частями ударной группы Донской армии произошло на западном участке фронта повстанцев. На остальных же направлениях казачья территория продолжала оставаться блокированной, и все так же продолжались ожесточенные бои с красными частями Южного фронта. Общее освобождение от угрозы большевиков наступило лишь после того, как в течение нескольких дней в ходе ожесточенных боев казаки ударной группы вместе с повстанцами окончательно разгромили экспедиционные части Южного фронта.
На участке фронта 1-й повстанческой дивизии (командиром которой являлся Григорий Мелехов) переправившаяся еще 26-го мая на другой берег Дона казачья конница вместе с частями Секретева в течение двух-трех дней вела ожесточенные бои с красными на обдонских высотах около хутора Фролова. От Вешенской — это несколько ниже по течению. Окончательно разгромить красных удалось, как пишет Кудинов, лишь к 28 мая с. ст., после чего началось их быстрое отступление к станице Усть-Медведицкой.
Неожиданно перед нами возникает очень интересная возможность независимым способом определить, в каком именно месте на Дону поместил автор родину своих героев — хутор Татарский. Из общей картины заключительных событий восстания следует, что в представлении автора хутор Татарский находится от Вешенской за хутором Фроловым, за линией боев 26-28 мая — ниже по течению Дона. Совершенно независимо мы снова обнаружили указание автора на расположение хутора Татарского относительно далеко от Вешенской, где-то вблизи станицы Усть-Хоперской.
Попробуем теперь посмотреть на выявленные нами факты с другой стороны, чтобы представить, как они могут охарактеризовать нам самого автора и его методы работы. Изучая историческую основу текста в повстанческих главах, мы в очередной раз убедились, что автор «Тихого Дона» стремится с максимальной точностью и полнотой передать в своем произведении подлинные события описываемого времени. Более того, мы видим, что авторский реализм является одним из основополагающих методов его творчества. В соответствии со своим сознательным и продуманным выбором он помещает героев своего художественного повествования в реальные исторические и географические обстоятельства. Мы снова и снова видим, что автор стремится ни в чем на нарушать точности и достоверности своего рассказа о судьбах родного края, не изменить правде жизни.
Поэтому скрытая координация различных эпизодов в тексте, умелое включение и совмещение в повествовании множества самых разнообразных исторически точных сведений — то, что представляется для сегодняшних читателей чем-то сложным, хитроумным и даже чуть ли не малоправдоподобным, — для самого автора является простым и органичным следствием его укорененности во всем этом казачьем мире, прекрасного знания им жизни и судьбы и в равной мере результатом выбранного им реалистического метода изображать жизнь как она есть, ничего не добавляя и не убавляя.
Поэтому историческая основа повествования «Тихого Дона» смело может служить и для воссоздания фигуры автора, истории и характера его работы над романом. Мы еще не раз будем обращаться к реалиям донской жизни, отразившимся на страницах романа. А пока отметим еще раз важный факт, установленный из анализа повстанческих глав. Сообщение о том, что освобождение хутора Татарского имело место не сразу после соединения повстанцев с Донской армией, а лишь спустя несколько дней, указывает в скрытом, неявном виде (через использование внутренней, относительной датировки событий н православного календаря) на географическое местоположение хутора — существенно ниже по течению Дона относительно Вешенской.
2. ДАЛЕКИЙ-ДАЛЕКИЙ МЕСЯЦ
«Полный месяц ярко освещал...»
Изучая текст «Тихого Дона», мы неоднократно наталкивались на скрытые, трудно заметные на первый взгляд, но важные и явно неслучайные взаимосвязи, соединяющие воедино самые различные элементы повествования. Один из ярких и показательных примеров такого рода дают нам несколько эпизодов, в которых мы встречаем попытку автора соотнести земные события с явлениями астральными.
Итак, лето 19-го года. Фронт ушел куда-то на Север, а в мелеховском курене новая трагедия: умирает Наталья. Автор, рассказывая о дальнейших событиях, всего несколькими, словами вводит маленькую, но важную (не только в художественном плане) деталь. Ночью, когда накануне своей смерти Наталья возвращается в курень, автор обращает свой взгляд на ночное небо. И мы вместе с ним видим, что развитие всех этих событий приходится на полнолуние.
«Бледная как смерть, Наталья, хватаясь за перильце, тяжело всходила по крыльцу. Полный месяц ярко освещал ее осунувшееся лицо...» (VII, 16, 569)
«Полный месяц ярко освещал...» Что это — яркий художественный вымысел автора или точная, достоверная картина происходящего в реальном историческом пространстве? От ответа на этот вопрос зависит многое в осмыслении авторской работы над «Тихим Доном». Ведь если даже эпизоды, созданные его воображением, строго соотнесены с реальным историческим временем и пространством, то мы в таком случае можем использовать исторические источники при анализе художественного текста, его хронологии и композиции.
Чтобы ответить на поставленный вопрос, необходимо, во-первых, определить по возможности точно дату смерти Натальи и, во-вторых, рассчитать для этой даты фазу Луны. Датировка ее смерти — вопрос весьма непростой, поскольку в тексте прямого указания на дату не имеется.
Попытаемся сначала восстановить общий ряд событий, выделив в нем относительную, внутреннюю хронологию. Начало им положил приезд в хутор главнокомандующего Донской армией генерала Сидорина в ходе его поездки по освобожденным районам верхнего Дона. Далее идут:
— поездка Дарьи Мелеховой в станицу к фельдшеру;
— покос, во время которого Дарья рассказывает Наталье о новой измене мужа;
— разговор Натальи со свекровью на бахче и в тот же вечер неудачное избавление от беременности.
Внутренняя, относительная хронология событий устанавливается следующим образом:
1. «Получив из рук генерала Сидорина награду... Покос шел невесело...»
2. «На четвертые сутки Дарья прямо... собралась итти в станицу».
3. «На другой день, по дороге из станицы... зашла в хутор». (VII, 13, 553, 555)
4. «На другой день вернулись с поля косари...
— Хочу, Наталья, повиниться перед тобою». (VII, 14, 557)
5. «Несколько дней, после разговора с Дарьей...» (VII, 16, 564)
6. «Ночь Наталья не спала, а наутро вместе с Ильиничной ушла полоть бахчу». (VII, 16, 566)
Итак, видно, что в тексте имеется достаточно различной информации, чтобы определить временную шкалу событий. «Полный месяц» освещал лицо Натальи через «несколько дней» после разговора ее с Дарьей. А разговор этот имел место на шестой день после приезда на хутор генерала Сидорина. Таким образом, опорным событием повествования, с которым довольно точно соотнесено полнолуние, является приезд генерала Сидорина.
Поездка главнокомандующего Донской армией — реальный исторический факт и ее описание в тексте следует признать точным. Если мы обратимся к повременной донской печати того времени (например, к «Донской Волне»), то увидим, что в «Тихом Доне» упоминается даже такая сопутствующая незначительная, но достоверная деталь, как участие в поездке вместе с Сидориным английского офицера из английской миссии на Юге России.
Посещение освобожденных районов генерал начал с Усть-Медведицкой станицы 22 июня 1919 г. с. ст. 24 июня он был уже в Вешенской, после чего направился в станицу Казанскую. Следовательно, описанное в романе посещение хутора могло иметь место между 22 и 24 июля. Введение автором в повествование достоверного исторического события открыло нам возможность датировать и все остальные события сюжетной линии семьи Мелеховых. «Полный месяц» светит на небе «через несколько дней» после 29-30 июня 1919 г. Первая часть поставленной задачи нами решена.
Вторая часть решения задачи не составляет большого труда. Лунный месяц составляет 29, 53 суток. Достаточно взять любой календарь с указанием одной из дат полнолуния и, отталкиваясь от нее, вычислить дни полнолуния для интересующего нас времени. По нашему расчету летом 1919 г. полнолуние приходилось на 30 июня с. ст., что дает прекрасное совпадение с текстом«Тихого Дона».
Получается, что в самые первые дни июля, на которые приходится смерть Натальи, в небе действительно светил полный месяц! Три события в тексте, казалось бы, никак не связанные между собой (приезд главнокомандующего, смерть Натальи, полнолуние), обнаруживают жесткую внутреннюю увязку, выполненную мастерской рукой автора!
Приглядимся, как автор строит свой последовательный рассказ о жизни семьи Мелеховых. Описывая приезд в хутор командующего Донской армией и упоминая даже незначительные достоверные детали, он не вводит в текст никаких прямых дат событий. Последующие события в семье Мелеховых имеют лишь внутреннюю относительную хронологию (на другой день, наутро). В какой-то момент в картину вплетается как бы невзначай образ полной луны. И как показал проведенный нами анализ, все эти события художественного мира хронологически жестко привязаны к реальному историческому пространству.
Но было бы ошибочным думать, что луна на ночном небе служит автору лишь пассивным элементом рисуемой им картины. За всеми деталями точной хронологии и координации событий в романе мы открываем нечто значительно более важное. Показывая, как полная луна освещает путь одной из его героинь в решающие для нее минуты жизни, автор как бы связывает воедино внешне, казалось бы, совершенно разнородные явления. Хорошо известно, какое сильное воздействие может оказывать луна на самочувствие и поведение людей и животных. Для многих полнолуние — это время неуверенности, безотчетной тоски, побуждающих человека к непродуманным действиям. Возможно, и для Натальи луна, ее неведомая скрытая сила, оказалась той каплей, что толкнула ее на последний путь.
Светом полного месяца автор как бы ставит перед нами ряд вопросов, желая, чтобы и мы вместе с ним задумались над этими вечными тайнами жизни. Почему на свой шаг Наталья Мелехова решается именно в полнолуние? Возможна ли связь между событиями человеческой жизни и движением небесных светил, столь далеких, холодных и равнодушных? Какие тайные силы определяют судьбу человека и всего человеческого общества, скрыто влияют на их жизнь?
«Калено-красный щит месяца»
Столь неожиданный и интересный результат заставляет нас остановить внимание и на других подобных случаях. Оказывается, автор неоднократно обращает свой взор на ночное Небо и точно передает читателю свои наблюдения. И не только передает. Он усиливает воздействие художественных образов на читателя посредством талантливой передачи природных явлений, подтверждающихся историческими источниками и легко вычисляемыми по метеорологическим и календарным материалам.
Новый эпизод переносит нас в тревожное затишье, наступившее на верхнем Дону к началу нового, 1919 г. Уставшие от войны казаки открыли фронт и стали расходиться по домам. А с высоты небес на людей и дела их спокойно взирал по ночам месяц.
«Вечерами из-за копий голого леса ночь поднимала калено-красный огромный щит месяца».
(VI, 13, 373)
Автор здесь явно говорит о полнолунии.
Главное событие 12-й главы, предшествующее полнолунию, — приход в Вешенскую полка Фомина: казаки бросили фронт, начали митинговать и расходиться по домам. В первой части нашей работы мы уже говорили, что это событие имело место 1 января 1919 г. с. ст. Автор сопоставляет возвращение в хутор казаков, фактически бежавших с фронта, тревожную напряженную тишину, установившуюся над Обдоньем, и «калено-красный щит месяца».
Таким образом, упоминание «калено-красного» приходится на самые первые дни января. И на эти же дни (на 4 января с. ст.), что представляется чрезвычайно интересным, в том году приходилось полнолуние. Верной оказывается и такая деталь в тексте, как положение месяца на небе: вечером, после захода солнца — над горизонтом («ночь поднимала месяц из-за копий леса») и его окраска («калено-красный»), обязанная особенностям рефракции лучей в земной атмосфере. *
____________________
* Описание Луны на небе содержит несколько элементов: формы, окраски, высоты над горизонтом в данный момент времени. В период полнолуния восход луны приходится на вечер, а закат на утро. Для молодого месяца (1-я четверть) восход приходится на вторую половину дня, заход — ближе к середине ночи. И, наконец, когда месяц на ущербе, он восходит перед восходом солнца и заходит уже днем, в первой половине. Таким образом, оценивая достоверность описания месяца, необходимо обращать внимание не только на соответствие его формы, но и времени его появления на небе. Немаловажно также указание на высоту его положения в момент восхода или захода солнца, которая заметно меняется в течение лунного месяца.
Все точно. Перед глазами читателей картина встает как живая... Автор наполняет ее еще и сокровенным смыслом. Он пророчески поднимает над наступившей обманчивой тишиной казачьих станиц не просто месяц, а щит месяца, предвещая степным станицам отнюдь не мирную судьбу. А его «калено-красный» цвет как бы предвещает кровавые страницы грядущих событий.
Среди спокойного возвращения казаков на свои хутора лишь этот запавший в память красный диск луны освещает нам трудный поиск ответов на почти космические загадки «Тихого Дона».
Не только полная луна привлекает внимание автора. Вот, например, пологий месяц, освещающий переправу отступающих казаков через Дон ночью 22 мая н. ст.
«Уже перед вечером он <Прохор> приехал на Базки... Переправа шла до рассвета... Очнулся за полночь... В просветы на миг выглядывал молодой пологий месяц...» (VI, 60, 482, 484)
Отметим сразу небольшое внутреннее противоречие в описании: «за полночь» выглядывать мог только месяц, находящийся в третьей фазе — на ущербе», а не молодой. Впрочем, автор мог употребить слово «молодой» лишь для обозначения серповидной формы месяца, либо... Либо именно это слово введено в текст уже позже, рукою человека, считавшего, что картины тихого Дона вымышлены и поэтому их можно изменять произвольно.
Что же касается точности автора, то календарный расчет снова дает нам хорошее совпадение. В мае полнолуние приходилось на 15 мая н. ст. и, следовательно, на небе в ночь на 23 мая «в просветы» мог действительно «за полночь» выглядывать серп пологого месяца (находившегося как раз в третьей фазе, на ущербе). Он стоял высоко в небе (иначе не смог бы выглядывать сквозь тучи) после полуночи — как и должно быть, когда месяц «на ущербе».
К рассмотренным эпизодам примыкает, кстати, еще один похожий из 38-й главы, когда 18 марта с. ст. после совещания с Кудиновым в Вешенской Григорий возвращается на фронт. По дороге он заночевал в хате старой казачки, разговор с ней растревожил его душу, и ночью он долго не мог заснуть.
«Сон покинул его в полночь... В окно глядел далекий-далекий полный месяц». (VI, 38, 427)
Психологически далекий-далекий месяц очень хорошо дополняет картину и передает внутреннее состояние Григория после его разговора с хозяйкой: ему нечего ответить на прямой вопрос старухи, матери трех казаков, сражающихся на фронте, — когда же будет замиренье? И полный месяц должен лишь сильнее подчеркнуть это чувство неопределенности и неуверенности в завтрашнем дне.
Рассмотрим теперь, насколько точно дан в тексте этот эпизод. В марте 1919 г. полнолуние приходилось на 17 марта н. ст. (4 марта с. ст.) Ночью с 18-го на 19-е марта с. ст. Луна вообще была не видна на небе. Что ж, неудача? Нет. Скорее здесь другое — эти страницы стоят не на своем первоначальном месте.
Действительно, в описании мартовских событий на фронте первой повстанческой дивизии присутствует определенная двойственность. Это сразу два эпизода боев под Климовкой — Каргинской (а не один ли и тот же это бой: первый эпизод описывает утренний бой в Каргинской, а второй — дневной бой под Климовкой, которая находится недалеко от Каргинской станицы) и два фрагмента «возвращения Григория» (один — упоминавшийся выше, а второй — в начале апреля, после боя с матросами, когда Григорий уезжает на Пасху домой).
«Полный месяц» в окошке мог светить Григорию как раз во время второй поездки перед Пасхой, поскольку полнолуние в апреле 1919 г. приходилось на 3 апреля с. ст., а Пасха — 7 апреля с. ст. Сам бой с матросами под Климовкой тоже приходится именно на эти первые дни апреля, поскольку, по данным историка А. В. Венкова, первые отряды матросов в составе экспедиционных войск Южного фронта попали на передовую не ранее 3 апреля с. ст. Да и 38-я глава, как мы увидим ниже, особая, в ее составе впервые в тексте «повстанческих» глав появляются заимствования (из книги Какурина), свидетельствуя о неравномерной структуре текста и непростой его предыстории. Так астральные явления выступают в несколько необычной роли молчаливых свидетелей переделки текста и перестановок отдельных его фрагментов.
3. ПРАВОСЛАВНАЯ ТРАДИЦИЯ В РЕЧИ И ПОВЕДЕНИИ ПЕРСОНАЖЕЙ
Существенной особенностью авторского текста в «повстанческих» главах является то, что автор постоянно обращается к изображению одной из самых характерных и коренных сторон казачьей жизни. Рассказывая о событиях столь драматичных для описываемого им казачества, показывая тех или иных персонажей, главных или эпизодических, в трудные, роковые минуты их жизни, автор многократно, в самых разнообразных формах рисует православный мир тихого Дона, с его глубоко укоренившимися обычаями и православным воспитанием.
Герои «Тихого Дона» постоянно обращаются к Богу — в случайном ли разговоре, мимоходом, или в минуту тяжелого внутреннего раздумья. Чаще это выражается просто в речи казаков, реже — в поступках, в отношении к тем или иным событиям окружающей жизни.
Вот, например, после ухода в начале января 1919 г. с фронта Вешенского полка Петр Мелехов так выражает свое отношение к происходящему:
«— Отступать, значит?.. Петро встал, крестясь на мутные, черного письма иконы, смотрел сурово и горестно. — Спаси Христос, наелся!» (VI, 13, 374)
В кратком отрывке, как в фокусе, сливаются: действенная вера персонажа, действие, ее проявляющее, и словесное отражение всего этого — соответствующая лексика.
Подобных примеров можно найти множество. Вот разговор казаков, отступающих к Дону под напором красных карательных войск
(Фрагмент с православными элементами — «П—1»):
«— Наши бьют али кто? Эй, служивый!..
— Красные, дед! У наших снарядов нету.
— Ну, спаси их царица не6есная! Старик выпустил из рук налыгач, снял старенькую казачью фуражку; крестясь на ходу, повернулся на восток лицом». (VI, 59, 481)
В искреннем и непосредственном чувстве казака в минуту тяжких испытаний сливается глубокая вера персонажа, действие, ее проявляющее, и отражение всего этого в слове через привычную, традиционную народную лексику в духе православной традиции.
Другой пример. Старуха-казачка в окружающем хаосе смерти пытается спасти хотя бы одну молодую душу, делает «божье дело».
(«П—2»)
«...дородная старуха строго сказала начальнику конвоя:
— Ты ослобони вот этого чернявенького. Умом он тронулся, к богу стал ближе, и вам великий грех будет, коли такого-то загубите... На другой день, как только смерклось, старуха перекрестила собравшихся в дорогу...
— Идите с богом! Да глядите, нашим служивым не попадайтеся!.. Не за что, касатик, не за что! Не мне кланяйся, богу святому!.. Ну, ну, ступайте, оборони вас господь!» (VII, 3, 514-515)
Наиболее заметной и часто встречающейся в тексте характеристикой оказывается использование в речи персонажей характерных устоявшихся выражений простонародной речи, связанных с православной верой.
«Дед Гришака... глянул на Григория...
— Служивый? Целенький? Оборонил господь от лихой пули? Ну, слава богу. Садись!.. Немощен плотью стал... господь, видно, забыл про меня. Я уже иной раз, грешник, и взмолюсь ему: «Обороти, господи, милостливый взор на раба твоего Григория!» (VI, 46, 446)
«— Даша!... Это я, Аксинья. Зайди зараз ко мне на час... Дюже нужна! Зайди! ради Христа!.. Тебе... Золотое. Носи! — Ну, спаси Христос!.. Чего нужно, за что даришь?» (VI, 50, 459-460)
«Расстрелили нашего Мирона Григорича!.. Ради господа Христа, сват! Ради создателя... съезди ты в Вешки, привези нам его хучь мертвого!.. Не откажи, Петюшка! Ради Христа/ Ради Христа!» (VI, 23, 396-397)
«Григорий нехотя отвечал на расспросы... старой казачки...
—...скоро замиренье выйдет?.. К пасхе-то замиритесь?» (VI, 38, 427)
«П—3»
«— Есть кто живой?.. — Погодите, ради Христа! Сейчас выйду». (VII, 6, 521)
«Аксинья тихо прошептала... — Не наскакивай ты на таких, ради христа!.. Вскоре пришел хозяин... спросил: — Господь гостей дал? Откуда?.. В голосе Григория прозвучала несвойственная ему просительность... — Добрые люди! Пособите моей беде, ради христа».
(VII, 26, 610-612)
У автора казаки никогда не забывают перекреститься — входят ли они в курень, садятся за стол и т. п.
«П—4»
«— Служивый! Выпей с нами за все хорошее!..
Прохор не заставил себя упрашивать, сел, перекрестился, улыбаясь, принял из рук хлебосольного деда кружку... Старик насыпал ему травяной чувал отборного овса...
— Чувал принеси! Не забудь, ради христа! — просил он... Возле костров, на арбах и повозках пчелиный гул голосов:...
— Накажи господь — высыплю хлеб в Дон, чтобы красным не достался!.. — Наживали—наживали... Господи-Сусе, кормилец наш!
— На нашем хуторе был? — Был... Курень целый, а федотов сожгли...
— Ну, слава те господи! Спаси их Христос! — крестится баба». (VI, 60, 483, 485-486)
«П—5»
«Старуха-тетка сидела у окна, вязала чулок, после каждого орудийного выстрела крестилась.
— Ох, господи Исусе! Страсть-то какая?» (VI, 62, 490)
«П—6»
«Вскоре в курень к отцу Петра Богатырева пришли старики. Каждый из них входил, снимал у порога шапку, крестился на иконы и чинно присаживался на лавку...» (VI, 53, 467)
«Разбудили спавшую в амбаре Дуняшку. Помолясь, всей семьей сели за стол». (VII, 8, 530)
«...с филоновского фронта привезли трех убитых казаков... Пораженный новостью, Пантелей Прокофьевич снял шапку, перекрестился — Царство небесное им!» (VII, 24, 599)
Яркое (и порой — трогательное) проявление православного строя мыслей и мироощущения казаков в «Тихом Доне» мы видим в минуты особой радости или особой тревоги. Встречи или расставания. Вот счастливые минуты возвращения казаков в родной хутор.
«П—7»
«— Ишо в недобрый час найдешь на этих чертей, прости бог... Ну, погоди, чего же ты голодная-то пойдешь?.. — Нет, мамаша, спаси Христос, не хочу». (VII, 4, 516)
«Ильинична, смотревшая из окна,.. с чувством перекрестилась:
— Привел-то господь, Натальюшка! Уходют красные!.. Отступают, проклятые! Бегут анчихристы!.. где-то далеко за горою... загремели орудийные выстрелы и, точно перекликаясь с ними, поплыл над Доном радостный колокольный трезвон двух вешенских церквей...
Старик... вошел на родное подворье — побледнел, упал на колени, широко перекрестился и, поклонившись на восток, долго не поднимал от горячей выжженной земли свою седую голову».
(VII, 4, 519)
«Не помня себя от радости, Пантелей Прокофьевич вышел, перекрестился на церковный купол...» (VII, 22, 593)
А вот минуты тревожные — проводы близких на войну.
«П—8»
«Пантелей Прокофьевич пошел седлать коня, а Ильинична, крестя и целуя Григория, зашептала скороговоркой:
— Ты бога-то... бога, сынок, не забывай!» (VI, 51, 460)
«— Храни тебя царица небесная! — исступленно зашептала Ильинична, целуя сына. — Ты ить у нас один остался». (VII, 8, 533)
«Пантелей Прокофьевич, получив от хуторского атамана приказ о явке на сборный пункт, наскоро попрощался со старухой, с внуками и Дуняшкой, кряхтя опустился на колени, положил два земных поклона, — крестясь на иконы, сказал: —... Ну, храни вас господь!» (VII, 21, 590)
«— Слышишь, бабка, музыку?.. Это из орудиев бьют... Ильинична перекрестилась, молча пошла в калитку... орудийный гул звучал не переставая четверо суток... бабы крестились, тяжело вздыхали, вспоминая родных, шепча молитвы...» (VII, 21, 591)
«На сходе татарцы решили выезжать всем хутором... Выезд назначен был на 12 декабря... Пантелей Прокофьевич... утром... надел тулуп, подпоясался, заткнул за кушак голицы, помолился богу и распрощался с семьей». (VII, 25, 604)
В ряде случаев автор рисует нам сцены, где сложная психологическая мотивация поступков персонажей либо основывается на христианском мировосприятии, либо отталкивается от него.
«— Хороших гостей нам бог послал! — ...сказала Ильинична...
— Не ругайся, Митрий... езжай с богом!.. — Ильинична быстро перекрестилась и обрадованно сказала:
— И слава богу: унесла нелегкая! Извиняй на худом слове, Натальюшка, но Митька ваш оказался истым супостатом!..
Старики и старухи, проходя мимо выморочной хатенки, крестились и поминали за упокой души убиенных». (VII, 12, 547-548)
«Неожиданно она вскочила... и, повернувшись лицом на восток, молитвенно сложив мокрые от слез ладони,.. прокричала: — Господи!.. Господи, накажи его, проклятого!.. — Опамятуйся! Бог с тобой!.. Охваченная страхом, Ильинична перекрестилась... — Проси у бога прощения!.. Проси, чтобы не принял твою молитву... Ох, великий грех... крестись! Кланяйся в землю. Говори: «Господи, прости мне, окаянной, мое прегрешение». Наталья перекрестилась...»
(VII, 16, 567)
«Наталья! Окстись, лапушка моя!.. Бог милостив, очунеешься». (VII, 16, 570)
«— Старик-то мой живой-здоровый?.. — Плохо... плохие дела. Поминай отца, вчера на вечер отдал богу душу... — Где же отец?.. — Вчера на ночь преставился, царство ему небесное».
(VII, 27, 615)
Итак, органичное включение православной традиции в художественное повествование и исторически достоверное изображение этой стороны народной жизни в руках автора становится дополнительным сильным изобразительным средством. Эпизоды, в которых возникает эта тема, встречаются в шестой и седьмой частях романа практически равномерно вплоть до самых последних глав предпоследней части, когда православный мир полностью исчезает. В восьмой части ни в мыслях, ни в действиях казаков мы уже не встречаем «веры Христовой», лишь иногда в лексике персонажей мелькнет то или иное общеупотребительное слово или выражение.
Многоплановость «православной темы» простирается от лексики разговорной речи до характерных действий, отражающих и христианскую традицию и, что особенно важно, глубокое религиозное отношение к жизни. Мы встречаем в тексте, подчас в сложном взаимном переплетении, и просто общеупотребительные в народной речи характерные выражения, и «привычные» действия персонажей (например, когда казаки крестятся на иконы и т. п. ), и сложные чувства разных героев романа (и радостные, и тревожные), облеченные в естественную для описываемого в «Тихом Доне» времени традиционную форму, в которой многие поколения казаков были воспитаны и с которой за это время полностью срослись.
Отметим здесь еще один интересный факт. Примерно в тех же границах встречаются регулярные конкретные (исторически правдоподобные и достоверные) упоминания органов казачьего войскового управления. Это и представители хуторской, станичной или окружной властей, те или иные их распоряжения, информация о событиях во внешнем мире, распространяемая через эту же местную власть и т. д. Важным обстоятельством представляется то, что действия самих центральных персонажей подчиняются требованиям этих властей (например, мобилизация Пантелея Прокофьевича в конце августа 1919 г. или вызов Григория в станичное правление в декабре перед отходом).
Таким образом, духовная и социальная стороны того мира, в котором живут казаки «Тихого Дона», упорядочены. Закон духовной жизни определен православием, а порядок и защита донской земли обеспечены стройной войсковой организацией с выборными атаманами, строгой дисциплиной. В самом конце седьмой части эти особенности из авторского повествования также исчезают. Однако в восьмой части романа мы не обнаруживаем взамен каких-либо картин новой жизни, даже отдаленно напоминающих подробнейшее и удивительно точное изображение старого казачьего мира первых частей «Тихого Дона». Это тем удивительней, что именно этот период начала 20-х годов был хорошо знаком агенту новой власти на Дону, молодому продработнику Шолохову!
4. «ЯЗЫК МОЙ — ВРАГ МОЙ!»
Предыдущие разделы нашего исследования дают самое непосредственное подтверждение адекватности описания повстанческого движения в «Тихом Доне» реальной исторической обстановке того времени на Дону. Хронология общая и внутренняя, психология и стратегия, природные и астральные явления — все это мастерски воплощено в художественном тексте, отражено в поступках как вымышленных, так и реальных исторических персонажей. Историзм в изображении казачьего восстания против «красной чумы» еще послужит в дальнейшем одним из прекрасных образцов опережения литературным произведением исторической науки.
Но возвращаясь мысленно к концу 20-х годов — времени первой публикации «Тихого Дона», трезво оценим политическую ситуацию и психологические нюансы того времени. В единочасье рухнула великая православная держава, были попраны и стерты в прах древние ее устои и вековые святыни... Дьявольская клика начала строительство новых устоев в духе коммунистического «талмуда».
Спросишь седую старушку, пережившую революционную бурю: «Как же случилось так? Как вы позволили?» А она окинет тусклым взором фотографии невернувшихся мужей и детей и, поджавши губы, скажет: «Судьба».
Судьба России — судьба многострадальная. И часть ее — трагическая история гибели казачества. Именно она так талантливо и ненавязчиво запечатлена на страницах романа во всем своем естестве.
Окидывая историческим взором «триумфальное шествие советской власти», зададимся вопросом: в какой мере ей были нужны знания о прошлом? Какие крупицы исторической правды она хотела сохранить от костра сожжения для оправдания своей целесообразности? Наконец, как соединить судьбоносную трагедию казачьей земли с тем местом, которое ей было уготовано в «новом» мире.
Так ли демократична она, что позволит инакомыслие даже в художественном произведении? Так ли добра, чтобы простить вольное и невольное сопротивление своей системе? А может быть, диктатура пролетариата так сентиментальна, что решила оставить «Тихий Дон» для оплакивания и скорби о бессмертном мужестве и несгибаемости русского духа?!
Ответы на эти вопросы уже дала нам послереволюционная история: лагеря и выселения, отречение и забвение... Вот те зловещие тени, пронесшиеся над Русской землей за несколько десятилетий...
Прагматичность советской диктатуры доказана ею самой, самим ее существованием. И «Тихий Дон» — как назидание потомкам — увидел свет, естественно, в весьма измененном, идеологически откорректированном виде. Казалось, пара пустяков: убери «лишние», чересчур правдивые куски, покажи слабость и колебание в минуты жизненных передряг, переведи общие цели к частным личностным мотивам да еще обыграй чисто человеческие слабости...
Тем более, что после «повстанческих» глав — пустота. Нет ни героев, ни истории, ни автора. Доверши сей исторический роман — и вот оно, произведение советского реализма, засияет красным кумачом под безоблачным российским небом.
Такое пространное лирическое отступление необходимо нам для того, чтобы проще было объяснить появление в седьмой и восьмой частях романа раздвоенности текста и самих образов, отсутствие цельности и связности с авторской мыслью и идеями предыдущих глав, отход от принципа исторической правды, искажение образов, поведения и речи персонажей «Тихого Дона»...
Остановимся на нескольких аспектах идеологической обработки образов героев и проблемах изменения речи персонажей в седьмой и восьмой частях «Тихого Дона».
«К чорту...»
(Изменения речи персонажей в седьмой и восьмой частях)
С 28-й главы седьмой части казаки все настойчивей наделяются такими чертами, как беспробудное пьянство в тяжелые минуты отступления Донской армии, отрицание всякого смысла за освободительной борьбой, которую эти же самые казаки вели на протяжении двух лет, равнодушие к собственному славному прошлому. Приведем несколько примеров такого морального разложения.
Первые случаи, когда мы встречаем самые невероятные (с точки зрения сознательного борца против большевистского порабощения Дона, командира одной из повстанческих дивизий) заявления и сентенции, относятся ко времени разгара восстания, середине марта. Меняется при этом и сама речь Григория Мелехова.
<Кудинов:>«— Соединимся, с повинной головой придем к Краснову. «Не суди, мол, Петро Миколаич, трошки заблудились мы, бросимши фронт»...
— А у меня думка — Григорий потемнел... что заблудились мы, когда на восстание пошли».
(VI, 38, 426)
«— Ха! Совесть!.. Я об ней и думать позабыл. Какая уж там совесть, когда вся жизнь похитнулась. Людей убиваешь. Неизвестно для чего всю эту кашу... Зараз бы с красными надо замириться и — на кадетов». (VI, 46, 448)
Вздорность подобных сентенций, время от времени навязываемых Шолоховым персонажам «Тихого Дона», легко обнаруживается при сравнении с тем, что написано рядом, на этих же страницах, — например, с воззванием окружного совета к казакам из гл. 38:
«Вашим мужьям, сыновьям и братьям нечем стрелять.
Они стреляют только тем, что отобьют у проклятого врага. Сдайте все, что есть в ваших хозяйствах годного, на литье пуль! Снимите с веялок свинцовые решета».
Через неделю по всему округу ни на одной веялке не осталось решет». (VI, 38, 422)
Одна из любимых шолоховских тем — вдруг возникшая ненависть Григория Мелехова к «генералам» и «офицерам». Но его собственное отношение к подчиненным ему казакам, с которыми он прошел многие годы кровавой войны германской и гражданской, становится точной копией той «офицерской» спеси, грубости и отчужденности, которую Григорий пытается приписать «офицерам».
«Ч—1»
«чертовщина»
Прохор Зыков около сарая истово хлебал из чашки кислое молоко... — Ты, зараза, службы не знаешь?..
зараза
Кто должен коня мне подать? Прорва чортова! Все жрешь, никак не нажрешься!.. Дисциплины не знаешь!.. Ляда чортова! — Орешь, а все зря. Тоже не велик в перьях!.. Ну, чего шумишь-то?.. — Как ты со мной обращаешься?.. Я тебе кто есть?.. Езжай пять шагов сзади!.. (VII, 10, 539)
прорва чортова
ляда чортова
я тебе кто есть
«Ч—2»
— Кто это, насупротив меня... — А чорт его знает
— К чорту! — побагровев, ответил Секретев...
«Сволочь проклятая! Ломается как копеечный пряпроклятая ник, попрекает», — думал Григорий. (VII, 7, 525)
чорт его знает
к чорту
сволочь
«Ч—3»
— Замолчи, проклятая, сто чертей тебе в душу!..
— Вот! На всех на вас, на проклятых, языкастых, хватит! Ведьмы длиннохвостые!.. И тебе, старая чертовка, достанется!
(VII, 8, 530-531)
проклятая,
сто чертей тебе в душу;
ведьмы длиннохвостые;
старая чертовка
«Ч—4»
— Да разве же так она, война, прикончится? Чорт их всех перебьет! — с отчаянием сказал Прохор...
Вот веселая жизнь заступила, да чорт ей рад!
— А чорт их удержит! Расстрялись по хуторам...
— Дударев не управится. Ни черта он ничего он не понимает...
(VI1, 9, 535-536)
чорт их всех перебьет;
чорт ей рад
чорт их удержит
ни черта... не понимает
«Ч—5»
Прохор... спросил: —... Что это за чорт, за порода, — объясни пожалуйста... Они, ребята, едут молчаком и... ни черта не знают»
(VII, 10, 543)
что это за чорт
ни черта не знают
«Ч—6»
— Так чего же ты тут стоишь? Берись на передки и езжай к чортовой матери!.. — Григорий провожал глазами... Ермакова, с тревогой думая: «И чего его чорт понес напрямки?» (VII, 11, 544)
Дарья подумала: «И чорт меня дернул расквелить ее». (VII, 14, 558)
к чортовой матери
чорт понес
чорт меня дернул
Появление «чорта» в речи персонажей нельзя никак отнести к последствиям длительной войны, к ее воздействию на казаков. В романе «чертовщина» возникает как бы отдельными очагами, в эпизодах, в которых соавтор рисует нам совсем иные образы казаков.
Речь Григория Мелехова: характер эволюции
Проблема языка в романе «Тихий Дон» обширна и многогранна. Для ее изучения требуются усилия специалистов разных областей знания; филологов, психологов, этнографов и т. д. Не претендуя на исчерпывающие результаты, мы взяли для сравнительного анализа лексики разных частей «Тихого Дона» прямую речь одного из основных персонажей, Григория Мелехова, которого мы встречаем на всем протяжении повествования. Отслеживалась такая важная характеристика, как частота употребления в прямой речи диалектных слов. Удалось установить следующее.
В кн. 1 «Тихого Дона» количество диалектных слов в речи Григория незначительно. Большинство из них, по словарю Даля, указывает на Донскую область как на территорию распространения либо обладает общеупотребимым значением. По количеству диалектных слов кн. 2 практически не отличается от первой. Расширяется спектр их употребления. За исключением двух слов, все они тоже встречаются в словаре Даля.
Умеренное использование диалектных слов в первых двух книгах, наличие их в словаре Даля свидетельствуют о хорошем литературном языке автора и его знании местного говора. Немногословие Григория, отсутствие в его речи вульгарных слов и жаргонизмов определенным образом характеризует главного героя, придает его характеру целомудренность, сдержанность, разумность. В целом, по количеству и типу встречаемых диалектных слов прослеживается рука автора, рисующая образ Григория едиными лексическими средствами.
В кн. 3 значительно увеличивается количество диалектных слов, расширяется спектр их использования в речи главного героя. Большая часть их в кн. 3 повторяет уже присутствующие в кн. 1 и 2. Например, гутарить, зараз, ежели и др. Однако их употребление учащается. Начиная с 46 главы в речи Григория появляются вульгаризмы, жаргонизмы — речь засоряется, становится многословней; похитнулась жизнь, могешь, шутейно, сколизь и т. п.
Кн. 4 по количеству и характеру используемых диалектных слов резко отличается от предыдущих: увеличивается их число, возрастает использование ранее употребленных слов в 1, 5-2 раза (гутарить, зараз, ежели, пущай, ишо как и др. ); спектр диалектизмов, вульгаризмов, жаргонизмов, откровенных ругательств, становится настолько широк, что полностью выпадает из схемы их распределения в предыдущих книгах; появляется значительное количество вульгаризмов, практически не повторяющих друг друга; их использование неестественно, и введение их в разговорную речь противоречит языковой практике первых частей романа (например, выщелкнуться, продерет и так, музли, сапоги наяснил, ты мне дурочку не трепи, новое рукомесло приобрели и т. д. ); появляется ряд диалектных слов, характерных для северных говоров (совесть не зазревает, балабон (тверск. ), цокнуться и др. ).
Из диалектизмов, используемых в кн. 4 в речи Григория Мелехова только, лишь незначительная часть имеется в словаре Даля. Однако в «Словаре местных слов и оборотов речи (Сост. Ю. Лукин)» в конце книги объяснения им не дается. Видимо, составитель считал эти слова доступными и вполне понятными: из 94 диалектных слов, встречаемых в речи Григория, поясняются только два.
Итак, в последней четверти кн. 3 и в кн. 4 обилие вульгаризмов, жаргонизмов, слов с непонятным значением и смыслом, сомнительного происхождения, «исковерканных» слов, ругательств и т. п. рисуют нам портрет как иного Григория Мелехова, так и другого автора романа. Например, только в четвертом томе «Тихого Дона» встречаются: хреновина (1 раз); пьяная сволочь(2); под разэтакую мамашу(1); сковородник обломает (1); дерьмо какое (1); не лапай кобуру(1); копти на все четыре стороны (1) и т. д.
Диалектные слова, имеющиеся в словаре Даля, встречаются более или менее равномерно на всем протяжении романа. В то же время значительное число вульгаризмов, жаргонизмов, ругательств в седьмой части встречается именно в соавторских эпизодах. Это прежде всего главы 6-7, 9-11, 28-29 седьмой части романа и вся восьмая часть.
Чтобы дополнить полученную картину, мы одновременно обследовали еще одно произведение Шолохова — «Поднятую целину» по тому же параметру — частоте использования диалектных слов в речи персонажей. Для сравнения была взята речь Макара Нагульнова — в некотором смысле аналога Григория Мелехова при всей условности такого сопоставления. Оба персонажа — простые казаки-землеробы, близкие по характеру, темпераменту.
Сравнение речи этих персонажей дало:
— язык Макара Нагульнова по обилию диалектных слов, вульгаризмов, деформированных слов близок к языку Григория Мелехова из «вставных» эпизодов седьмой части романа. В обоих случаях Шолохов использует большое число «новообразований» по одному-два раза;
— для изобретения этих «неологизмов» Шолохов часто использует искаженные формы общеупотребительных слов и выражений;
— в первых частях «Тихого Дона» (1-5) широкого применения такой языковой практики не наблюдается.
Все это подтверждает вывод относительно сложносоставного характера текста«Тихого Дона» и участии в его создании различных авторов.
5. ИНОРОДНЫЕ ЗАИМСТВОВАНИЯ И ПОВТОРЫ
Подлинная и точно воссозданная на страницах «Тихого Дона» историческая основа событий неотделима от того художественного воздействия, которое роман оказывает на читателя. И в то же самое время именно здесь, в потоке описываемых событий, фактов и исторических лиц мы встречаем, казалось бы, необъяснимые провалы в достоверности и точности, обнаруживаем явные несоответствия реальным событиям, содержанию других фрагментов и эпизодов того же самого текста.
Мы не ставили перед собой задачу выискивать или исправлять отдельные «авторские» ошибки романа. Вместо того чтобы каждый раз останавливаться на конкретных несоответствиях, было бы целесообразней попытаться найти общий подход к этой проблеме — к причинам возникновения различных аномалий. Ранее мы уже видели, какое большое значение в этом плане играло одновременное существование в тексте различных по своему происхождению эпизодов (в первую очередь заимствований из книг участников гражданской войны), когда причиной многих ошибок стало неудачное или неумелое их объединение в повествовании. Поэтому первым шагом в работе стало последовательное выявление и изучение всех случаев заимствований, встречающихся в «повстанческих» главах.
«8-я и 9-я армии...» — из книги Н. Е. Какурина
Эпизодов, где встречаются заимствования, в «повстанческих» главах немного по сравнению с другими частями романа, все они основаны на использовании двух источников. Один из них (фрагмент из воспоминаний атамана Краснова относительно предполагаемых действий «ударной группы генерала Фицхелаурова» в феврале 1919 г.) подробно разбирался в первой части нашего исследования. Второй источник — беглые упоминания Верхнедонского восстания 1919 г. в стратегическом очерке гражданской войны комбрига Какурина. На этих эпизодах и остановим ненадолго свое внимание.
Первый такой случай мы встречаем в начале 38-й главы, которая как бы предваряется обзором состояния дел на середину марта. Сразу отметим следующее важное наблюдение: с этой же самой 38-й главы нарушается и стройность и цельность повествования, о чем подробно уже говорилось в первой части работы, возникают разрывы или сдвиги целых эпизодов.
Если посмотреть на приведенные фрагменты в целом, то прежде всего обращает внимание крайняя незначительность как общего объема, так и самого содержания взятого у Какурина материала. Никаких новых сведений они не добавляют, при этом их художественная ценность в лучшем случае — нулевая. Да это и понятно, ведь жанр военного стратегического очерка, написанного генштабистом для военной академии, все-таки сильно отличен от жанра романа. Соединение в этом маленьком фрагменте сведений сразу из двух разных томов работы Какурина (в текст «Тихого Дона» переносятся без каких-либо изменений буквально целые слова и выражения «в тылу 8-й и 9-й армий», «разъесть с тылу», «участок фронта») выглядит контрастно по сравнению с тем, как описаны в романе множество самых разных событий периода восстания.
Н. Е. КАКУРИН
М. А. ШОЛОХОВ. Глава 38
...командование Южным фронтом... вынуждено было считаться с тем крупным восстанием... в тылу 8-й и 9-й армий.
(т. 2, с. 149; в изд. 1990, с. 141)
Необходимость подавления восстания в кратчайший срок, пока оно не успело разъесть с тылу противостоящий белым армиям участок красного фронта, вынудила ослабить войска фронта выделением значительного количества сил. В течение апреля 8-я и 9-я красные армии выделили для борьбы... это обстоятельство крайне осложняло действия фронта. (т. 1, с. 98; в изд. 1990, с. 95-96)
Где-то около Донца держала фронт Донская армия, прикрывая Новочеркасск, готовясь к решающей схватке. А в тылу противостоявших ей 8 и 9 Красных армий, бурлило восстание, бесконечно осложняя и без того трудную задачу овладения Доном. В апреле перед Реввоенсоветом республики со всей отчетливостью встала угроза соединения повстанцев с фронтом белых. Требовалось задавить восстание во что бы то ни стало, пока оно не успело с тыла разъесть участок красного фронта и слиться с Донской армией. На восстание стали перебрасываться лучшие силы: в число экспедиционных войск...
(VI, 38, 422)
Свободное владение материалом, развитие художественных образов вдруг ненадолго сменяется внедрением в художественный текст неуместных для него специфических выражений и оценок военного очерка. Автор заимствований буквально цепляется за каждое слово уделенное восстанию у Какурина, причем переносит их почти буквально. Похоже, он настолько неуверенно чувствует себя е море материала по Верхнедонскому восстанию, что просто боится потерять нить повествования и поэтому переносит в текст все мало-мальские имеющие к нему отношение сведения.
Возьмем хотя бы такой пример — словосочетание «8-я и 9-я красные армии». Оно характерно именно для стратегического очерка, где рассматриваются военные действия как белых, так и красных армий, причем на довольно широком фронте, и еще не раз встретится в тексте «Тихого Дона», куда было перенесено буквально, без какой-либо оглядки на конкретное содержание. Это и приводит в таком сложном и насыщенном тексте ко многим недоразумениям и накладкам.
За зиму и весну 1919 г. на фронте у Северного Донца части Красной армии, участвовавшие в боях, сменились. Если в январе-феврале в Верхне-Донской округ вторглись части 8-й армии Южного фронта, то в феврале из-за разлива Северного Донца наступление на Новочеркасск остановилось на рубеже этой реки. 8-я армия в марте переместилась западнее, в район Луганска, где завязала бои с частями Добровольческой армии, пришедшей на помощь казакам, а фронт на Донце был занят 9-й армией, которая и удерживала его вплоть до середины мая, до прорыва ударной группы Донской армии. Мы видим, что автор заимствований, слабо разбираясь в конкретной обстановке на Донце весной 1919-го года, не знал точно, какая именно из армий Южного фронта имелась в виду. Поэтому в своих дополнениях он либо путает их, либо заимствуемое выражение так и употребляет без каких-либо изменений — «8-я и 9-я армии», лишь уточняя — «красные».
Новое появление заимствований в тексте относится к 57-й главе. В двух десятках глав, которые находятся между 38-й и этой главой, рассказывается об ожесточенной борьбе восставших казаков во второй половине марта — первой половине апреля. В 57-й же главе повествование переносится на середину мая и в последующих примерно двадцати главах рассказывается о наиболее остром и трагическом периоде восстания, когда к оказавшимся на краю полной гибели казакам приходит в конце концов спасение от их собратьев из-за Донца. Подробный разбор содержания этих глав уже проводился нами выше. Здесь же нас интересует другое обстоятельство — то, что в переходной, «пограничной» главе (57-й), в том месте текста, где повествование делает скачок во времени, мы обнаруживаем новые заимствованные фрагменты.
Один из этих фрагментов, отрывок из воспоминаний атамана Краснова, подробно анализировался нами в первой части работы. В нем рассказывается о подготовке прорыва фронта Красной армии, который так и не осуществился. Готовил его в феврале 1919 г., генерал Фицхелауров. Поскольку операции, планировавшиеся командованием Донской армии на фронте Северного Донца, по своей сути в феврале и в мае 1919 г. были похожи, то это, очевидно, и привело к использованию Шолоховым в тексте «Тихого Дона» февральского фрагмента с генералом Фицхелауровым из воспоминаний Краснова.
«По плану, разработанному... заканчивалось сосредоточение частей так называемой ударной группы... группа... должна была ударить в направлении... Около Донца велась интенсивная подготовка к наступлению, к прорыву. Командование ударной группой поручено было генералу Секретеву». (VI, 57, 473)
Мы избегаем здесь повторного подробного цитирования (параллельное сравнение красновского и шолоховских фрагментов приведено в отдельной таблице), обращая лишь внимание на заимствуемые ключевые слова: «ударная группа генерала Фицхелаурова», «прорыв», «подготовка» и др. Они встретятся нам в дальнейшем не один раз. Отметим еще, кстати, что вопреки заимствуемому тексту, командовать самим прорывом фронта Шолохов «поручает» не Фицхелаурову (из заимствованного отрывка), а действительному руководителю майского прорыва генералу Секретеву.
И вот в дополнение к фрагменту с «ударной группой» в тексте появляются несколько строк с уже знакомых нам страниц книги Какурина. Интересна хронология получившегося «гибрида». Если исходный красновский текст относился к февралю, а какуринский — к марту, то в «Тихом Доне» весь этот получившийся отрывок отнесен к событиям первых двух декад мая 1919 г.
ГЕНЕРАЛ ФИЦХЕЛАУРОВ В ТЕКСТЕ «ПОВСТАНЧЕСКИХ» ГЛАВ
П. Н. КРАСНОВ
М. А. ШОЛОХОВ
(«Всевеликое... », с. 312)
(часть 6, гл. 57, с. 473)
(часть 7, гл. 1, с. 505)
Командующим армией был составлен следующий план действий, одобренный Атаманом.
В районе станиц Каменской и Усть-бело-Калитвенской генерал Денисов сосредоточивал ударную группу в 16.000 при 24 орудиях...
По плану, разработанному еще бывшим командующим Донской Армией генералом Денисовым и его начштаба генералом Поляковым, в районе станиц Каменской и Усть-Белокалитвенской заканчивалось сосредоточение частей так называемой ударной группы... силы этой ударной группы состояли из шестнадцати тысяч штыков и сабель при двадцати четырех орудиях и ста пятидесяти пулеметах.
план по сосредоточению ударной группы, разработанный в свое время командующим Донской армией генералом Денисовым и его начштаба генералом Поляковым, сосредоточить в районе станиц Каменской и Усть-Белокалитвенской мощную ударную группу из наиболее стойких низовских и калмыцких полков... перебросили около 16.000 штыков и сабель при 36 орудиях и140 пулеметах.
лучшие части Молодой армии и старые, испытанные в боях войска (в том числе и Гундоровский георгиевский полк).
По сосредоточении примерно к 5-6 февраля группа эта должна была ударить на слободу Макеевку, совместно с частями генерала Фицхелаурова сбить 12-ю дивизию и, действуя, во фланг и тыл 13-й и Уральской дивизий,
идти в Хоперский округ оздоровлять и поднимать казаков.
были стянуты лучшие силы из обученных кадров Молодой армии, испытанные низовские полки: Гундоровский, Георгиевский и другие.
Группа совместно с частями генерала Фицхелаурова должна была ударить в направлении слободы Макеевки, сбить12-ю красную дивизию и, действуя во фланги и тыл 13-й и Уральской дивизий, прорваться на территорию Верхне-Донского округа, чтобы соединиться с повстанческой армией, а затем уже итти в Хоперский округ «оздоровлять» заболевших большевизмом казаков
подтягивались последние конные части и отборные полки так называемой Молодой армии... в задачу которой входило <...>
...совместно с частями генерала Фицхелаурова сбить 12-ю дивизию, составлявшую часть 8-й Красной армии,
и, действуя во фланг и тыл 13-й и Уральской дивизиям, прорваться на север с тем, чтобы соединиться с восставшими верхнедонцами.
<...>
Проследим изменения, вносимые Шолоховым в заимствуемый текст. Видны несколько приемов, использовавшихся для его переработки, например:
— замена слова или выражения на близкое ему по смыслу: «в кратчайший срок» &#
|
|
