Автор: rvv (---.34ru.net)
Дата: 10-11-03 16:47
http://www.expert.ru/sever/current/skult.shtml
Свирепый либерал
Главная опасность эпохи и для России, и для Запада - не мыслящая интеллигенция, считает поэт Наум Коржавин
В 40-х годах он был известен литературной Москве как Эмка Мандель, близорукий поэт, сосланный за свои стихи. В начале перестройки в России о нем прочли в последнем рассказе Владимира Тендрякова "Охота". Коржавин создан для романа, рассказа, стихотворения. На страницах довлатовской прозы он - грубоватый и обаятельный Рувим Ковригин. Юлия Друнина посвятила ему одно из лучших своих стихотворений, завершающееся такой удивительной, такой женской и такой печальной интонацией: "И дописался неуемный малый, его сослали в валенках худых".
В наш богатый парадоксами век Коржавин кажется явлением особенно парадоксальным. Давным-давно, в 1944 году, возражая замечательному поэту Павлу Когану ("Я с детства не любил овал, я с детства угол рисовал"), Наум Коржавин написал: "Меня, наверно, Бог не звал / И вкусом не снабдил утонченным. / Я с детства полюбил овал, / За то, что он такой законченный".
Уже по одной этой цитате видно, до какой степени он, провозглашавший законченность овала, угловат, неуклюж, эксцентричен; до какой степени он не вписывается ни в какие классификации, не поддается никаким определениям. Достаточно вслушаться в его стихи - с их назидательностью, пафосом, сюжетностью, старательной афористичностью, угловатостью, тянущейся к благородной законченности овала, чтобы понять: он - плоть от плоти проклинаемой им советской культуры.
Наум Коржавин
Он - главный парадокс этой культуры. Каким образом в лживом, деспотическом, жестоком обществе получались честные, свободолюбивые, добрые люди? Но ведь получались! Люди, находящиеся вне координат советской культуры, просто не понимают некоторые стихи Наума Коржавина.
Слава те Господи, нынешние ребята не учат в школе из ленинской статьи "Памяти Герцена": "Декабристы разбудили Герцена. Герцен развернул революционную агитацию..." И потому просвистывает мимо их восприятия развернутый образ: "Пусть нам простятся морды полусонные, / Мы дети тех, кто недоспал свое. / Мы спать хотим... И никуда не деться нам / От жажды сна и жажды всех судить... / Ох, декабристы, не будите Герцена! / Нельзя в России никого будить".
Глашатай банальных истин, Коржавин вовсе не банален. Он весь оттуда, из того времени, когда не стыдно было быть романтичным, патетичным, сентиментальным. Когда можно было накануне собственного ареста всерьез печалиться: "Мы не будем увенчаны, / И в кибитках снегами / Настоящие женщины / Не поедут за нами"...
О смысле и красоте
- Литература и поэзия умерли? У людей появились другие игрушки?
- Я бы не называл поэзию и литературу игрушками. Это средство самосознания и самовыражения человека и человечества. Поэзия и литература к этому не сводятся, но важнейшая их функция - удовлетворять такую потребность. В наше сумбурное в культурном отношении время даже эта функция поэзии заглушается, но надобно этому сопротивляться.
Отношение к литературе и поэзии как к чему-то несерьезному, как к развлекушке - результат многих факторов, но среди прочего это результат деятельности "тусовочного" поколения, не несущего с собой ничего, уверенного, что и нести ничего не надо, поскольку есть только собственная гениальность, опрокинутая в вечность. В тот самый момент, когда поэты и литераторы начинают относиться к своей деятельности как к игрушке-развлекушке, люди и начинают терять интерес к поэзии и литературе.
Помните, как Блок говорил, что такое поэзия? Поэзия - ответ гармонии или потребности в гармонии на дисгармонию бытия. Ответ может быть трагический, а может быть - веселый. Ну, например... глаза той, что отвергла поэта, как небо над Ижорами... Когда пропадает потребность в гармонии, пропадает и сама поэзия. Знаете, как назвал жизнь великий физиолог князь Ухтомский? "Жизнь есть требование от бытия смысла и красоты..."
Про жизнь не знаю - я ведь не физиолог и вообще человек не очень образованный. Мне мой друг, историк Александр Зимин, говорил: "А ты мало книжек читал!" По сравнению с ним это было правдой, но среди поэтов я считался человеком образованным! Да, так вот, я насчет жизни не знаю, а вот про поэзию - знаю! И я поэтому перефразировал князя-физиолога: "Поэзия есть требование от бытия смысла и красоты!"
Национальный идеал
- Вы знали Александра Зимина, замечательного историка русского средневековья, у которого были большие неприятности из-за его исследования "Слова о полку Игореве"? Он доказывал, что "Слово..." - подделка XVIII века. А вы как к этому относитесь?
- Насчет того, что "Слово..." написано в XVIII веке, он меня не убедил, а вот в том, что оно написано не в XII веке, - убедил. Я вообще был потрясен той свистопляской, которая вокруг исследования Зимина разыгралась. Я тогда сказал одному человеку: "Не понимаю, отчего весь этот сыр-бор, обвинение в антипатриотизме, непечатанье других книг... Ведь русская литература - свершившийся факт. В ней есть и Пушкин, и Державин. Отчего такой нерв по поводу древнего памятника: когда он написан - в XII или XIII веке? И потом, это же древнерусская литература, а она к новой русской литературе никакого отношения не имеет". А он мне отвечает: "Прямого отношения не имеет, а косвенное есть". Я спрашиваю: "Какое?" Он тут же ответил: "Через жития святых!" Я поднял руки: "Сдаюсь!"
Это - правда. В "Житиях..." сформулирован национальный идеал. Он во всем. И когда некоторые западные слависты, да и наши, говорят о том, что советский соцреализм идет от канонов житийной литературы, то это тоже правда. Как пародия, как имитация. Схоласты говорили: "Дьявол - обезьяна Бога". Вот и соцреализм - обезьяна житийной литературы.
Что такое история?
- Как вы познакомились с Александром Зиминым?
- Мой друг, археолог Монгайт, лежал в больнице. Я пришел его навестить, и Зимин пришел тоже. Ну, мы так и познакомились. Монгайт сказал: "Это - Коржавин". Зимин: "Тот самый Коржавин!" Монгайт засмеялся: "Теперь будут говорить: "Тот самый Зимин!"" Только-только прогремела вся эта история со "Словом..." Мы долго потом с ним ходили, беседовали. Он мне задал вопрос: "А для чего нужна история?" Я - тык-мык - мол, учит, де, опыт прибавляет, а он: "Да нет... И опыта не прибавляет, и ничему-то она не учит. Нет, история нужна, чтобы у человека было ощущение того, что за ним стоит и кто он сам. Это же и есть культура - точное знание того, что за тобой стоит и кто ты сам. История - она и есть культура".
Я очень хорошо запомнил это объяснение. В современной России нет такого ощущения истории - так это и есть кризис. Беда современности в том, что кризисные явления воспринимаются как нормальные и естественные. А кризис есть кризис. С ним надо бороться. Тем более что свято место пусто не бывает. И потребность человека узнать, кто он есть и что за ним, возьмутся удовлетворять подонки. Будут рассказывать про успехи русского оружия во всем мире. В России же сегодняшней - милитаризм и шовинизм не просто плохи, они вредны и опасны. Через это не воспрянешь.
Диссиденты и небо
- Да, в общественном сознании почти не оттиснулась, например, история диссидентского движения. Может быть многие беды России связаны с тем, что из реальной политики были вытеснены бывшие диссиденты?
- То, что в общественном сознании не оттиснулась, как вы говорите, история диссидентского движения, - плохо, разумеется, а вот насчет участия диссидентов в политике... Диссиденты ведь не были политиками. Русский интеллигент вообще не политик. Его сажали за политику, вот он и поверил, что он политик. А он - идеолог или поэт. Политика - это поиск компромисса, а поэзия - прежде всего бескомпромиссность. В политике важнее всего - хлеб, а в поэзии - небо. Не дай Бог, если для политика небо будет важнее хлеба.
- А что такое, извините, небо?
- Высокое... Без высокого нет поэзии, как бы она ни работала на снижение, как бы она ни хулиганила. А поэты часто хулиганят. Вот Коля Глазков. У него была привычка купаться голым. Ну, любил человек купаться голым. Году в 60-м при большом стечении народа полез в Москву-реку в таком виде. Вмиг прибежал милиционер: "Гражданин, вылезайте! Вы нарушаете правила общественного поведения. Голым купаться нельзя". А Коля ему: "Я - эксгибиционист". Милиционер взял под козырек: "Извините, товарищ..."
Если бы Коля все время так хулиганил, не помня о высоком, он бы ни за что не написал в 41-м: "Господи, вступися за Советы, / Защити страну от высших рас, / Потому что все твои заветы / Нарушает Гитлер чаще нас..." Чаще всего, когда говорят о поэзии, говорят именно о самовыражении. Но это - условие творчества, а не его суть. Нельзя сводить, как это делают на Западе, да и у нас теперь, творчество к одному только самовыражению.
Запад и мы
- Чем отличается здешняя культурная жизнь от тамошней и чем они похожи?
- Раньше, при советской власти и чуть позже, всем отличалась и, знаете ли, в лучшую сторону. Как мне говорил мой знакомый француз Пьер Саббатье, "лучших людей, чем советские антисоветчики, я и не встречал..." Это он мне объяснял, почему он ездит в Советский Союз. Нам врали, но мы хотели понять, что происходит на самом деле и что чего стоит. Нам построили искусственную систему ценностей, но мы рвались к настоящей. А если признать, что нет никакой системы ценностей, если быть равнодушным к тому, что происходит на самом деле?
Это-то и происходит на Западе. И мы должны об этом помнить, потому что Европа, например, в духовном смысле в полном дерьме и нечего нам за ней поспешать. В Америке больше серьезных интеллектуалов. Отец Ричард Нейхауз, Вильям Бакли, Бернхейм - ну, Бернхейм умер, к сожалению. Когда-то он был троцкистом, и Троцкий очень расстраивался, когда Бернхейм с ним порвал. Все - консерваторы. Хотя какие они консерваторы? Они-то как раз и есть настоящие либералы.
Знаете, как меня однажды назвал мой друг Юра Давыдов? "Свирепый либерал". Вот это должно быть в либерализме - свирепость. В противном случае это беспринципное освобождательство, а не либерализм. Освободить всех и всё - а там хоть трава не расти. Зато я - либерал. Компенсировал свою жажду деятельности. Компенсирование - это, по-моему, вообще зловещая такая закономерность ХХ, а может и ХХI века. Революция - воплощенная социальная компенсация. Не локомотив истории, а компенсация.
- И все-же о тамошней культурной жизни...
- Уж очень мне их эстетика чужда. Там даже термин такой есть: university literature - университетская литература, литература, писанная не по житийным канонам, а по университетским правилам. О такой литературе Сол Беллоу говорил: "Университетские профессора призваны объяснить людям, что книги пишут не для того, чтобы их читали". Новаторство, психологизм, но нет потребности в творчестве - и получается чепуха. А вот у Фолкнера - и новаторство, и психологизм, и все другое прочее, но плюс к тому - потребность в творчестве. Поэтому он - Фолкнер, а не university literature.
Почему Европа в дерьме?
- Простите, а почему Европа в дерьме?
- Не вся Европа, а средняя европейская интеллигенция. Либеральная интеллигенция. И мы втягиваемся в ту же орбиту массового индивидуализма, индивидуализма без индивидуальности. Они не хотят думать. Мнения имеют. Презирают тех, кто говорит что-то неприятное, нереспектабельное. Борьба за свободу - всегда хорошо. Империя - всегда плохо.
До смешного. Идет дамочка по улице и видит, что за преступником бежит полицейский. Она преступнику будет сочувствовать, а не полицейскому. Это ведь нереспектабельно - сочувствовать полицейскому. Не сообразить дуре, что полицейский ее защищает, а не Рокфеллера. Рокфеллер, в конце концов, найдет способ защититься от... карманника, а вот дамочка эта - вряд ли.
Такое вот безответственное освобождательство усиливает позиции исламизма (не ислама, но исламизма) в борьбе против нашей культуры. Надо ведь знать, что ты защищаешь. Исламисты не стесняются быть воинствующими мусульманами, а на Западе стесняются быть воинствующими христианами.
Это, мол, неприлично и тоталитарно - господствующая религия. Чепуха! Основы нашей цивилизации, поскольку она цивилизация христианская. Надо это помнить, а там об этом забывают. И потом, западная либеральная интеллигенция очень нетерпима. Особым образом нетерпима. Значительно нетерпимей русской. Это легенда - о русской нетерпимости. Ну да, мы ругаемся, но ругань - это же свидетельство того, что тебя услышали!
О соблазнах эпохи
- Ваши воспоминания о 30-40-х годах назывались "В соблазнах кровавой эпохи". Сохранились ли эти соблазны или появились новые? И какая сейчас главная опасность?
- Новых духовных соблазнов нет. Есть кое-где грубый тупой национализм, но для России это не очень характерно. Соблазн, как всегда, такой: людям плохо. Понять, почему плохо, трудно. Мало кто это до конца понимает. Люди могут искать легких выходов и простых решений. Вот главный соблазн - простое решение непростой проблемы.
Главная опасность - немыслящая интеллигенция. Пылает, горит, а задаешь неприятный вопрос - сразу определяет: "свой" или "не свой". Я в самом начале перестройки, когда приезжал сюда, говорил друзьям: "Даже если у нас все пойдет хорошо, то у нас появится опасность - власть средней, немыслящей интеллигенции".
Немыслящая интеллигенция все понимает. Это очень опасно. Нужно уметь не понимать. Если хочешь быть умным, не бойся не понимать, не бойся быть дураком - но и не думай, что тот, кто с тобой не согласен, обязательно умнее тебя.
Очень важна интеллектуальная порядочность. Умение за общим увидеть частное, за лесом - деревья. Вот, скажем, Анатолий Найман - хороший, умный человек, талантливый писатель, в своей книге, хорошей, кстати, книге об Исайе Берлине "Сэр", пишет о составителе сборника "Маркс и Энгельс об искусстве" как о каком-то приспособленце и прохиндее. А ведь эта книга сыграла огромную положительную роль. Маркс и Энгельс были людьми культурными и думали о литературе. Они все-таки (в особенности Маркс) были не марксистами, а гегельянцами. И эстетика сборника - не марксистская, а гегельянская. И составитель его был Михаил Александрович Лифшиц - один из самых крупных марксистов ХХ века, человек, умеющий думать, спорить; Найман живого спора с ним бы не выдержал.
Адвокат дьявола
- Похожи ли 60-е на 90-е? Можно ли назвать то, что тогда происходило, второй "оттепелью"?
- Нет. Хотя и началось все с повторения 60-х или с доделывания того, что не доделали в 60-е. Разоблачение Сталина, реабилитация старых большевиков. Но через все это очень быстро перешагнули. Может, слишком быстро? Я не знаю. Сталин и Ленин - все-таки разные преступники. И подходить к ним надо по-разному. У меня в поэме "Тени" сказано про Сталина: "Первоисточник всех теней, / Он был скорее главной тенью..." А Ленин тенью не был.
Я хочу написать статью под названием "Адвокатура дьявола". Про старых большевиков, про комсомольцев 20-х годов, троцкистов, анархистов, я их немало встречал в тюрьме, в ссылке.
Я сидел с одним старым анархистом - Ураловым. Он мне говорил: "Не могу понять, почему меня арестовали". "Может, вы что-нибудь говорили?" - "Нет. Я был осторожен. А те, кому я говорил, не могли меня выдать". Сказал - как отсек. Он и следователю на допросах говорил: "По-моему, вы не можете простить мне то, что я сражался за советскую власть". Следователь не знал, что и ответить. Он и сам не знал, за что арестовали старика. План выполняли - посадить всех бывших анархистов, социалистов. На всякий случай.
Банальности
- Сборник ваших статей называется "В защиту банальных истин". От кого надо защищать банальные истины?
- От передового мышления, вернее, от передового не-мышления. Банальные истины забываются, а их не надо забывать. О них надо напоминать. Например, стихи пишутся для того, чтобы их читали. Банально? Но это истина. Добро - это хорошо, а зло - плохо. Эти истины нужны, а если уверять людей, что все это - чепуха, что нет ни зла, ни добра и стихи пишутся неизвестно для чего, то кончится это чем-то очень скверным. Все истины банальны. И чем банальнее истина - тем она труднее.
- Вы - исторический оптимист или вы исторический пессимист?
- Я в легкую победу добра не верю. Очень может быть, что будущего не будет. То есть такого будущего, о котором я мечтаю, точно не будет. Но надобно бороться. Потому как если даже "Победитель не получит ничего", по крайней мере он останется самим собой.
Никита Елисеев
|
|
