Автор: Володя (---.chem.msu.su)
Дата: 03-10-03 14:38
Если так - пожалуйста: свел то, что написал ( ниже).
Но вот вопрос: уже сейчас размер порядка 20 стр. Если продолжать - растянется на сотню, а то и больше. Много места занимают цитаты из Медведевой - привожу их полностью, чтобы не давать повод упрекнуть в "недобросовестном цитировании". Текст, боюсь, получиться неудобоваримый. Это - что-то типа комментирования Гормом и др. "реферата" Фоменко. Как быть?
Смотрите, что получилось сейчас:
Свой анализ «противоречивых» блуканий Мелехова Медведева начинает с рассмотрения причин, приведших Григория к восприятию большевистских идей:
"Чтобы снять с романа “Тихий Дон” странный слой противоречивых утверждений, все то, что идет поверх поэтического “сцепления мыслей”, определяющих произведение, - придется пойти по следам политических блуканий Григория Мелехова, по главной теме “соавтора-двойника”, утверждающего неизменное тяготение и конечный переход его к большевикам.
Такой путь тем более для нас удобен, что тема блукания вплетена в хронику жизни героя войны и двух революций и в ту психологическую коллизию Мелехова, которая уже намечена в первых главах романа.
Еще в конце 1914-го раненный Григорий Мелехов, попав в Московский лазарет, в глазное отделение - прозревает не только с помощью медицины, вернувшей зрение его поврежденному глазу, но и под воздействием революционера Гаранжи, который объяснил Мелехову “что к чему”. И сразу же прахом задымились все те устои, с которыми до той поры жил казак.
Мелехову было доказано, что надо содействовать концу войны, а не обольщаться патриотическими идеями, так как война нужна лишь буржуазии, а не народу. Черниговский коваль (рабочий класс: не какой-нибудь землероб!) - Андрей Гаранжа всё рассказал Мелехову коротко и ясно, хотя и на малопонятном казаку украинском языке; (царь - пьянюга, царица курва, панским грошам от войны прибавка, а нам на шею... удавка... хвабрикант с барышом, а рабочий нагишом...). И Мелехов всё сразу уразумел, несмотря на украинский язык. Впрочем, Гаранжа в редкие минуты, когда волновался, переходил на русский язык (читатель пусть не удивляется: обычно люди, напротив, на родном языке говорят, когда разволнуются, но Гаранжа ведь не был человеком обыкновенным, таким, как все). Служи, казак, служи! подзадоривал хитрый Гаранжа: ...ще один хрэст заробишь, гарный, дубовый... А ведь Григорий получил георгиевский крест за воинский подвиг. Нет, теперь уж он не будет таким дураком.
И так, - изо дня в день, Гаранжа внедрял... в ум Григория досель неизвестные ему истины... едко высмеивал самодержавную власть, и перед прозревшим Мелеховым явилась, по существу, вся программа большевиков, обеспечившая победу в Октябре. - Трэба нэ лякаясь повернуть винтовки. Трэба у того загнать пулю, кто посылае людей у пэкло... Ты знай, - говорил Гаранжа, - поднимется вэлика хвыля, вона усэ снэсэ.
Черниговский рабочий Гаранжа, как видно, уже в 1915-м знал ту литературу, которой руководствовался питерский слесарь Бунчук,1 читал статью Ленина “Положение и задачи социалистического интернационала”, обнародованную осенью 1914-го,2 которую популярно перелагал для Мелехова. А потому и понятно, что были разрушены все прежние понятия Григория о царе, о родине, о казачьем долге. Недаром Григорий благодарил Гаранжу, говоря: - Ну, хохол, спасибо, что глаза мне открыл. Теперь я зрячий и... злой. И в доказательство последнего Григорий устроил в лазарете некую демонстрацию, нахамив великому князю, посетившему лазарет. Демонстрация, правда, получилась довольно-таки скудоумной и никак не вязалась ни с повадками казака, ни с его умом; однако, по мнению автора (?) (вернее: “соавтора-двойника”), она выразила революционный задор Мелехова (I,3,ХХIII)."
Начнем с того, что мадам Медведева забыла упомянуть про ряд сцен, рисующих пробуждение Мелехова как бунтовщика и "полубольшевика".
Вот сцена призыва: сахарно-белые руки пристава коснулись черных пальцев Григория и брезгливо отдернулись. "Григорий зло улыбнулся. Пристав повысил голос: "Кэ-эк смотришь, казак? К-эк смотришь?"
Вот Григорий на службе уронил ведро в колодец и вахмистр налетел на него с кулаками. "Вдаришь меня - все равно убью!" говорит Григорий, и вахмистр, растерявшись, отходит прочь. Сразу замечу: эта сцена перекликается со сценой у ген. Фицхелаурова в последней части ТД. Ген. Фицхелауров "разносит" Мелехова, тогда уже командира повст. дивизии. "Попрошу вас на меня не орать!" глухо сказал Григорий и встал, отдвинув ногой табурет...И, понизив голос до шепота: "Спробуете тронуть хучь пальцем - зарублю на месте!" Уж не один ли и тот же автор это писал?
Вот Григорий на учениях с завистью смотрит на нарядных офицеров: "Там пульсировала своя, сытая, не по-казачьи чистая жизнь".
А вот отношение Григория к войне: зарубив первого австрийца, Григорий ходит "полинялый и хмурый". Его мучает боль по человеку: "зря срубил...Снится он мне!" говорит он брату.С ужасом и недоумением смотрит он на страшные картины войны. И постепенно в нем накапливается злость: вот он едет в лечебницу, и расфранченная сестра говорит ему: "Потом солдатским от вас разит!" "Вам бы, сестрица, там побывать", с тихой злобой сказал Григорий. "Глядишь, ишо чем нибудь завоняло!"
Никакого неожиданного перерождения патриота-героя-казака не произошло. Мелехов и до Гаранжи чувствовал, видел бессмысленность этой войны. Казак Чубатый наставляет Григория, что он не должен задумываться, а "должен рубить". "Дикой ты и чудак!" говорит ему Григорий."Нет в тебе никакого сердца. а камушек там заложен". И когда Чубатый без нужды, ради "лихости" убивает австрийца - Григорий стреляет в него.
В другом месте романа казак Лагутин говорит Листницкому: "Нас, терпеливых, сама жизня начинила... А большевики только фитиль поднесли!" Эти слова в полной мере относится к Григорию. Рисуя одну за другой сцены тяжелого казачьего быта, службы, произвола командиров, пропасть м-ду казаком и офицером - автор последовательно подводит Григория к тем мыслям, которыми делится с ним Гаранжа. И самое главное – эти же мысли о бессмысленности войны постепенно проникали в казачью среду: казаки «обольшевичивались». Изображая этот процесс, автор следует ист.истине: именно о таком процессе «обольшевичивания» писали и Краснов, и Деникин, и др.деятели белого движения. Это – ист. факт.
Далее Медведева пишет:
"Казалось бы, последующие поступки Мелехова должны были исходить из “прозрения” в Москве под воздействием большевика Гаранжи.
Но... ничуть не бывало! Стоило Григорию приехать в родную станицу, в отпуск, как все его чувства и устои вернулись, и не только не подумал он, по советам Гаранжи, побалакать со своими казаками на политические темы, просветить их, темных, - но и сам вовсе выбросил из головы социал-демократические идеи, ему преподанные.
В романе, правда, объяснено это зловредным влиянием георгиевского креста, приколотого на полосатой ленточке к шинели Григория. На крест этот казаки смотрели, дескать, с нескрываемым восхищением. И весь этот сложный, тонкий яд лести, почтительности, восхищения постепенно губил, вытравлял из сознания семена той правды, которую посеял Гаранжа.
Но позвольте...: во-первых, в чем тонкость лести, если попросту пялят на тебя глаза, снимают загодя шапки и т.д.? А во-вторых, где же постепенность в вытравливании семян правды? Ведь Григорий тут же из лазарета, получив отпуск, явился на Дон завзятым казаком: избил из ревности свою любовницу и её ухажёра и, вернувшись в семью, к законной жене, - повел себя степенно, шагал в церковь, на плац, как и надлежит казаку с устоями, к полному удовольствию всех стариков (II,4,IV).
Казалось бы, сама жизнь подсовывала Григорию возможность выказать пробужденное в нем классовое сознание. Ведь мог Григорий отомстить господину Листницкому не как заурядному сопернику, но как врагу-эксплоататору. Ведь в ту пору, начиная с 1906-го, запросто горели дворянские усадьбы, немало было таких случаев по всей стране и без особого предлога. Немало случалось в ту пору и глухих расправ с барами-обидчиками. И чего только не могло взбрести в голову отчаянному в гневе Григорию? Но нет, отхлестал спроста и пустил барина восвояси - блуди, мол, и дальше.
Но в том-то и дело, что “соавтор-двойник” пытается обходиться зазвоном идейных фраз, пренебрегая идейной перестройкой сюжета и характеров, оставляя все это в совершенном согласии с начальным замыслом. А тому Григорию Мелехову, который задуман изначально, вовсе не к лицу проявления классовой ненависти. Классовое сознание у казаков издавна заменено было сознанием иногородности, особого казачьего патриотизма, который, разумеется, был делом времени.
Разматывая клубок жизни тогдашнего Григория, мы узнаем, что в 1915-1917-м он, прошедший сквозь огонь и мучения войны, - оставался всё тем же верным своей донщине казаком, который крепко берег....казачью честь, ловя случай выказать беззаветную храбрость. Не только не передумал он, согласно рассуждениям Гаранжи, роль простого народа в войне, но еще больше раззадоривался героикою войны, рискуя поминутно ...ходил переодетым в тыл к австрийцам, снимал без крови заставы..., четыре георгиевских креста и четыре медали выслужил, стоял у полкового знамени, овеянного пороховым дымом многих войн. Словом, действовал Григорий Мелехов совершенно вопреки тому, что советовал ему Гаранжа. И одна только тоска грызла его сердце - тоска по земле обдонской, по станице. - Ты чего постный ныне? - спросил Григория его тогдашний напарник и сосед по землянке, знаменитый своими жестокими подвигами казак Урюпин (Чубатый). - Станицу во сне видел? - Угадал. Степь приснилась, -сказал Григорий (II,4,IV)."
И здесь снова пример "избирательного цитирования". Да, вернувшись в привычную среду, Мелехов становится "добрым казаком". Это вполне объяснимо: трудно идти против течения, жить с иными мыслями, чем все. Но вот что пишет автор: "Джигитовал казак...и чувствовал, что безвозвратно ушла боль по человеку...Черствым стало сердце. Знал Григорий, что провалились у него щеки и остро торчат скулы, что трудно ему, целуя ребенка, взглянуть в его чистые глаза..." Григорий становится убийцей, типа Чубатого, - но все же не до конца.
Мадам Медведева благоразумно опускает сцену бунта казаков, который возглавил Григорий. В то самое утро, когда "он встал постный", казакм принесли червивые щи. Под руководством Григория казаки "арестовали щи" и принесли их офицеру. Не до конца забыл Григорий уроки Гаранжи! А дальше следует сцена атаки в лоб, на пулеметы. Григорий идет и говорит Чубатому: "Боюсь, и не совестно мне...А что если повернуть - и назад?" Усталость от войны гнетет Гришку. Все ему надоело: и подвиги, и лихачество. А главное - надоело людей убивать неизваестно за что, и это раз за разом подчеркивает автор: "гнула война Григория, высасывала из него соки..." Вот только Медведева этого почему-то упорно не замечает. Интересно, почему?.
А вот еще пример рассуждений автора Стремя ТД.
"Двигаясь по следу героя, вверх по Хопру, мы оказываемся на северо-востоке, почти у границ Саратовской губернии, куда гонят отступающих большевиков донцы, в частности, сотник Григорий Мелехов. Здесь, недалеко от станицы Дурновской, отходя, разведывая и частично вновь наступая, красные обороняли свои отступавшие части. Мелкие и более крупные стычки с большевиками автор освещает не только по ходу отступа и обороны, но - изнутри, как нагнетающееся у станичников раздражение. (...И помалу Григорий стал проникаться злобой к большевикам. Они вторглись в его жизнь врагами, отняли его от земли. Он видел: такое же чувство завладевает и остальными казаками... Каждый, глядя на неубранные валки пшеницы, на полегший под копытами нескошенный хлеб, на пустые гумна, вспоминал свои десятины, над которыми хрипели в непосильной работе бабы, и черствел сердцем, зверел... III,6,IХ).
Земля, сейчас праздная, к которой мысленно тянулись руки казаков-земледельцев - оставалась тем важнейшим и единственно существенным - за что сражались.
Гражданская война затягивалась, и праздная неухоженная земля вызывала тоску, озлобление и намечающееся объединение донцов с соседствующими земледельцами.
В тексте вслед за размышлениями Григория о неубранных валках пшеницы следует та мысль, что враги, т.е. солдаты Красной армии, все эти тамбовские, рязанские, саратовские мужики - идут, движимые таким же ревнивым чувством к земле, каким движимы мы, казаки. Бьёмся за нее (т.е. за землю), будто за любушку, - думает Григорий. Но как понять эту мысль, если именно вслед за ней неожиданно сообщается о том, что Григорий так озверел, что не хотел брать пленных, что участились случаи расправы с пленными.
Контекст этих противоречий туманен. Говорилось о том, что казаки тянутся к дому, к земледелию, к земле, лежащей втуне. И, казалось бы, здесь и могла возникнуть у Григория Мелехова естественная мысль о солидарности земледельцев, о том, что крестьяне русских губерний, соседствующих с Обдоньем - одержимы той же мыслью о возвращении к труду на земле, мыслью о защите этой земли от разора. Общая для всех землеробов цель, казалось бы, должна была вызвать у казаков не злобу, а напротив, внимание к сдающимся в плен, к перебегу из губерний, соседствующих с Областью Войска Донского.
И действительно, повстанческое движение по губерниям, соседним с Областью, было реальностью и объявлялось едва ли не главной причиной поражения красных на юге с весны 1918-го по конец 1919-го.
Именно в эту пору на воронежских, тамбовских, саратовских землях начали вспыхивать восстания против “продовольственной диктатуры”, против конфискации “средств производства” у “кулаков”, а так как термин “кулак” толковался советскими коммунистами весьма свободно, по мере надобности в продовольствии - протестовало крестьянство почти единодушно (т.е. все слои). Следовательно, не иначе, чем в сфере этих крестьянских волнений и предпринятого “крестового похода” против “кулаков”, объявленного Лениным весною 1918-го,4 и надо понимать внутренний монолог Мелехова о “любушке”-земле. По-видимому, весь абзац, начатый с отточия (...и помалу Григорий стал проникаться злобой к большевикам... III,6,IХ), взят “соавтором-двойником” из какой-то отброшенной главы или фрагмента романа. Поэтому и не сходятся концы с концами."
Что это? Незнание истории? Непонимание движущих мотивов гр. войны на Дону?
Причиной восстания казаков против Советов весной 1918 г. было, как широко известно, притязания иногородних на казачьи земли. На 1,7 млн. казаков приходилось 1,5 млн. иногородних, не имевших земли. Об этом и говорит автор. От этого и "зверели казаки". Им казалось, что все эти безземельные мужики идут отбирать у казаков землю, делить между собой. Это, по сути, основной мотив гражданской войны на Дону. Об этом и пишет автор ТД. В чем тут противоречие? Никакой мысли о «солидарности земледельцев» возникнуть не могло, т.к. интересы их кардинально расходились: казаки хотели уберечь свои земли от раздела с иногородними безземельными крестьянами, поддерживавшими Советскую власть.
Далее Медведева находит еще одно «противоречие»:
"Оставив столь далекие от коммунистической идеи “рожки” и “ножки” прежнего замысла, “соавтор - двойник” спешит показать, что правда коммунистов не перестает якобы тревожить Григория Мелехова. Так, вслед за фразой о том, что саратовцы, тамбовцы сдавались тысячами, на той же странице сообщается о том, что Григорий с ненавистью берет в руки номер газеты “Верхне-Донской край” и скрепя зубами (!!) читает казакам притворно-бодрые строки об огромном количестве пленных. Причем выясняется, что пленных на Филоновском направлении всего-то взяли казаки тридцать два человека.
Тут же, именно в дни массовой сдачи пленных, словом, в дни - явных преимуществ донских повстанцев над отступающими и лишь кое-где удерживающимися красными - Григорий вдруг начинает тосковать, впадает в пораженчество, стонет, что некуда податься решительно, якобы склоняется к большевикам и, наконец убедившись, что стремительно разматывающуюся пружину отступления уже ничто не в силах остановить, - бросив своих казаков самовольно покидает полк. Покидает Григорий свою сотню, как хочет показать “соавтор-двойник”, не в качестве шкурника, устремившегося к дому, но с высоким идейным решением, сам себе говоря: Доживу дома, а там услышу, как будут они (т.е. большевики) идтить мимо, и пристану к полку.
Этот, прямо скажем, - низкий поступок офицера, бросающего своих солдат, читатель должен расценивать не в плане воинской этики, а - идеологически, в чем и состоит задача соавтора. Здесь неясность, не с одним Григорием связанная. Читателю неясно (и неясность эта, видимо, входит в намерение “соавтора-двойника”), почему большевики должны были идтить мимо хутора Татарского или Вешенской. Ведь, значит, путь большевиков к южному фронту верхнедонцы преграждать уже прекратили, если Григорий направился к дому с такими мыслями.
Что это? Вновь очевидное незнание автором исторических фактов?
Возьмем записки ген. Краснова. Тот ясно пишет: как только казаки вышли за пределы области - у них пропало настроение воевать. В полках появились упаднические настроения. Об этом же пишет и Шолохов. И не "в дни побед" покинул полк Мелехов: а после тяжелых зимних боев, после страшного боя с кронштадцами, когда "матросы бесстрашно пошли в лоб на пулеметы и...сбили казаков". И атаман Краснов в своей книге «Всевеликое войско Донское» пишет о том же: в условиях зимы боевой дух казаков резко упал. Не хватало зимнего обмундирования ( у Шолохова «многие вышли, как будто на баз скотине наметать, в одних чириках»), пропала вера в союзников ( «На жуках они едут!»), а красные стали бросать на фронт новые, надежные части – и началось отступление.
Мелехов увидел развал фронта, дезертирство и осознал бессмысленность борьбы. Какое тут противоречие видится "мадам"? Непонятно!
Далее следует вообще замечательный ляпсус:
«По-видимому, “соавтору” хочется показать инициативу Григория Мелехова. Но что же дальше? Пристал он к красным, когда явилась эта возможность? Ничуть не бывало; остался дома, как говорится, на печке отсиживаться. Дело в том, что Григорий, как и все верхнедонцы, не пошел в отступ на юг под защиту и в пополнение Донской армии, а остался, надеясь, что большевики вмешиваться в станичную жизнь не станут, предоставив казакам заниматься своим хозяйством. Верхнедонцы наивно пропускали большевиков через земли свои, вовсе не думая перековываться на большевистский лад. Но из соответствующих глав (III,6,ХIII-ХVII) “соавтор-двойник” пытается создать панораму иной окраски. Так, мы узнаем из этих глав и о том, с каким будто бы жадным интересом внемлет простой казак каждому коммунистическому слову и одновременно (из главы в главу) - о том, как неизменно держится казак своих привилегий и прав. Отдельные картинки и портреты, кое-как склеенные, никак в органику замысла не укладываются. Психологически невозможными представляются казусы вроде ответа командира Вешенского полка Фомина Верховному атаману Краснову. На приказ Краснова стать с полком на позицию, -по причинам невнятным для читателя Фомин остается ожидать краснюков, телеграфируя генералу Краснову: Катись под такую мать."
В отличие от Шолохова, мадам Медведева не читала записок Краснова! И не знает, что, по словам атамана, "на призыв одуматься Фомин ответил площадной бранью"! И этот исторический факт она тоже спешит списать на "казусы соавтора"!
"Не менее странным и психологически необъяснимым для отца и братьев Мелеховых является последний эпизод пятнадцатой главы (III,6,XV). Причина, по которой остались дома Григорий и Петр Мелеховы, когда надлежало им или идти в отступ или пристать к красным, рисуется жалкой, марающей ту казачью честь, которую так берегли братья. Пожалели баб, пожалели скот и домашнюю утварь, -это ли причина для молодых, сильных казаков, могущая заставить их, изменив казачеству - отсиживаться дома.
Однако “соавтор-двойник” без стеснения добивается своего: ему лишь важно показать кулацкую психологию семьи Мелеховых, - остальное неважно. И вот, чтобы и братья и отец выглядели посрамленными, “соавтор” особым контекстом приправляет еще и сцену со стариковатым вахмистром, героически волочащим к фронту свою батарею. Жизни решуся, а батарею не брошу... говорит казак, уговаривая Мелехова вытащить орудие, загрязшее на берегу Дона по самые ося. - Аль вы не казаки? - справедливо восклицает стариковатый, видя, что братьям неохота идти на помощь. Нехотя всё же пошли, а когда вытащили, вахмистр поклонился помогавшим и негромко сказал: - Батарея, за мной! И Григорий поглядел ему вслед почтительно, хотя и с недоверчивым изумлением (??), а Петро подошедши пожевал ус и словно отвечая на мысли Григория, сказал: - Кабы все такие были! Вот как надо тихий Дон оборонять!
А почему бы Петру и Григорию Мелеховым и не быть такими, не оборонять тихого Дона? Разве с той целью остались эти казаки дома, чтобы разрушить сложившееся было у читателя впечатление, что казачья честь братьям Мелеховым (каждому на свой лад) - дороже всего на свете... Если читатель не забыл характеров главных персонажей “Тихого Дона”, какие изображены в первых двух книгах, -горько ему читать рассуждения доброго казака Христони о вахмистре (...на что ему, дураку, эти пушки? как шкодливая свинья с колодкой...) Неужто и вправду богатырь Христоня мог испугаться плетки стариковатого вахмистра? и ради этого нехотя пойти ему на помощь? Христоне ли с его простодушной верой в справедливость и правду было смеяться над верностью этого казака?
И как, собственно, следует понимать улыбку братьев Мелеховых и других казаков, проводивших боевитого старика? (...Казаки разошлись, молча улыбаясь...).
Молчаливая, кривая, виноватая и просящая улыбки, заполнившие пятнадцатую-шестнадцатую главы третьей книги - представляются улыбками по меньшей мере фальшивыми и принадлежащими не простодушным казакам, которых читатель успел полюбить, в которых успел поверить, но “соавтору”, вздумавшему своих героев опорочить и представить ничтожно-жалкими."
Есть же у автора «Стремя ТД» такой жупел: "казачья честь!"
Видимо, ей казалось, что казаки только о том и думали, как бы свою "честь сберечь". А то, что есть большая человеческая правда; что люди прежде всего хотят жить хорошо, а не убивать друг друга во имя какой-то там "чести" - этого мадам ну никак понять не может!
Объясняется это просто: сама мадам на войне не была. В окопах вшей не кормила, под артиллерийским огнем не сидела, ранена не была; у нее, как у Мишки Кошевого, не убивали в секрете товарища; она не была 14 раз ранена и контужена Григорий, не терпела стужу и голод; и рубить людей в атаке ей, наверное, тоже не приходилось.
Мадам на войну смотрит, как на что-то красивое и интересное: лихие казачки рубят красных шашками и радуются. А того, что это страшное, грязное, противное человеческой природе дело - убивать и самому на смерть ходить, - этого г-жа Медведева никак не хочет понять!
Потому и смеются казаки над старым дураком-вахмистром: делать ему нечего!Потому и остался дома Григорий, что до чертиков надоела ему война, устал он от нее. Это ведь только мадам казаки видятся "простодушными", дурачками: лишь бы воевать да лихачествовать! А автор-то видит их серьезными и сложными людьми, которые не хотят убивать других неизвестно за что, за какие коврижки, да еще и самим на смерть ходить! Им семьи надо кормить, стариков да баб да детей - но что это для мадам: "казачья честь" для нее главное!
Наконец, и здесь Шолохов действует в согласии с ист. фактами: ведь весной 1919 г. действительно большинство верхнедонцев осталось дома! Остался и прототип Г. Мелехова – хорунжий Харлампий Ермаков с хутора Базки, кавалер 4-х Георгиевских крестов; остался Павел Кудинов, будущий руководитель восстания; остались многие другие казаки, офицеры-фронтовики, которые позже «водили казаков на восстание». Почему не хочет мадам Медведева считаться с этими общеизвестными фактами – совершенно непонятно!
А вот как г-жа Медведева обсуждает сцену прихода в Татарский красных войск:
"Всё в этих главах до омерзения фальшиво: и угодливая услужливость Пантелея (всегда такого строгого и справедливого) и Ильиничны (всегда умеющей соблюсти свое достоинство), а тем более горячего и нетерпимого к малейшей обиде - Григория. С какой стати стелет он постель и улаживает мягкое изголовье своему обидчику красноармейцу Александру? С какой стати чувствует он себя нашкодившей собакой перед хозяином? И ему ли, свободному как ветер, своенравному вольному Григорию - вместно про себя знать, что духом готов он на любое испытание, лишь бы сберечь свою и родимых жизнь?.. И ему ли при этом бранчиво и мелочно задевать непрошенных гостей? А Петру ли останавливать брата, которого вчера еще подозревал в приверженности к краснюкам, а потом вовсю стараться отплясывать казачка перед красными комиссарами?
Противоречивые нелепости здесь на каждом шагу, и даже в пределах видимой читателю цели “соавтора” - преодолеть, направить в иную сторону изначальный замысел, - противоречия необъяснимые. Порой совершенно сбитый с толку и с ног, читатель уже теряет нить повествования.
Но... Такова сила подлинного авторского “сцепления мыслей” -нить находится, и герой продолжает свой путь."
Возможно, что мадам Медведева и теряет нить повествования: к мадам, видимо, никогда не приходили на постой вооруженные солдаты. причем те, с которыми еще недавно сражались хозяева. Поэтому она так и ершится!
Между тем сцена показывает многое: и ожесточение гражданской войны - солдат Александр, у которого "офицеры расстреляли семью" и который мстит теперь им всем без разбору. И то, что находилась на таких управа в Красной армии - комиссар. И мелеховскую гордость показывает: безоружный Григорий спорит с солдатом, хоть это и небезопасно. И мелеховскую любовь к ближним: потому он и готов на любое унижение, лишь бы спасти им жизнь!
Какие такие противоречия видятся Медведевой? Автор ввел эту сцену, чтобы показать суровую правду войны. Пришли вооруженные люди, в любой момент могут пристрелить, как собаку - вот и приходится унижаться казакам. А отсюда потом - и ожесточение, толкнувшее их на восстание. Что тут непонятного? Что фальшивого?
В том и состоит сила и мудрость Шолохова, что он, в отличие от мадам из Парижа, знает суровую правду жизни: знает, что обстоятельства войны порой таковы, что и самого гордого, и самого смелого могут заставить унижаться и терпеть!
А вот еще один эпизод:
"Ах, подлюга, казака хотел голыми руками взять! - восклицает Григорий Мелехов, перебросив издавна знакомым приемом тяжелое тело того курчавого, который вздумал было расправиться с ним, с Григорием. Кинулся Григорий к Дону и был таков...
Т.е. - логика авторского повествования говорит, что - “был таков”. Ведь не для того Мелехов в ночи бросился к зимним скирдам и даже из опаски миновал их... как заяц... вязал петли следов и ночевал в брошенной копне сухого чекана, чтобы на утро преспокойно вернуться в хутор.. И это после того, как за ним гнались, в него стреляли? Логика фактов дает нам четкий пунктир меж копной сухого чекана и кизешником, в котором застал Мелехова ранней весною радостный оклик хозяина того куреня на хуторе Рыбном, где скрывался беглец: -Спишь? Вставай! Дон поломался! - И радостно засмеялся. — Что случилось? - Восстали еланские и вешенские... Пунктирная линия меж главами семнадцатой и двадцать восьмой (III,6,XVII-XXVIII), меж той зимней ночью и весенним утром, меж которыми прошло, видимо, изрядное количество денечков, приводит нас прямёхонько к началу Верхнедонского восстания. На этом пространстве времени фигуру Мелехова естественно видеть где-то в лесах и оврагах Обдонья, где в ту пору скрывались и готовились к боевым вылазкам казачьи партизанские группы. Отсюда и попал он на хутор Рыбный. Но вопреки логике собственного повествования авторский “двойник” заставляет Григория с копны отправиться домой, чтобы послушно ехать с обозом, чтобы доставлять к Дону снаряды под конвоем красноармейцев (III,6,ХХI). Затем, вернувшись, не иначе как по совету брата Петра (то-то был послушен и покорен семейным советам Григорий Мелехов!), посидевши на кухне, спокойно оседлав коня, наконец, отправиться в этот самый кизешник на хуторе Рыбном. И всего-то на двое суток, т.к. тут как раз и восстали верхнедонцы (!!)."
Как легко бросается словами мадам: "скрываться в лесах и оврагах"!
А пробовала ли сама? Сильно сомневаюсь. Нападение красноармейцев на Мелехова - случайность, эпизод гражданской войны. Григорий – человек разумный, не дурак. Из-за этого случая ему не хочется бросать дом и семью, идти куда-то прятаться или скакать через фронт "к своим". Он надеется на мир - потому, переждав опасность, возвращается в хутор. Все ясно и разумно.
Далее Медведевапочему-то опускает ряд важнейших эпизодов романа. Шолохов рисует жестокие картины "рассказачивания" на Дону: расстрелы и реквизиции. Эти главы играют огромную роль: они показывают причины восстания. Как писал сам Шолохов в письме Горькому, "ведь ни с того, ни с сего не только не восстают - блоха не кусает!" Именно тогда и начинается поворот Григория от большевиков обратно к белым: он приходит к Котлярову и говорит: "Поганая твоя власть! Что она дает нам, казакам?" И после этого, после того, как "семерых прислонили к стенке", он вынужден скрываться в Рыбном. Между приходом красных и восстанием проходит около 2-х месяцев – и описание этого страшного времени играет в общем замысле романа огромную роль. Здесь мы видим ряд мастерски выписанных эпизодов: и разговор Мелехова с Котляровым, и рассказ Коршунова о былом славном житье ( «кохались казачки!»), и поездка Петра к Фомину, и его поездка в Вешенскую за телом расстрелянного Мирона Григорьевича, и наконец, описание митинга в Татарском, где Алешка Шамиль с отчаянной откровенностью говорит наболевшее: «Советская власть неплоха…Но вот коммунисты, что на должностях засели, норовят нас в ложке утопить… Хотят казачество перевесть вовзят, чтоб духу не было казачьего на Дону!»
Почему Медведева ни словом об этих важнейших эпизодах не упоминает? Совершенно непонятно!
А следующий пассаж – на кого он рассчитан? На того, кто роман не читал и не имеет представления об ист. ситуации на Дону весной 1919 г.?
"Позавчера казаки хутора Татарского еще смиренно привечали красных и гуляли с ними по ночам, упиваясь самогоном и отплясывая казачка, а сегодня уже присоединились к повстанцам, взметнувшимся по всему Верхнедонскому округу.
Могло ли всё так мгновенно произойти? Исторические факты свидетельствуют о другом. Они говорят о том, что с апреля-мая 1918-го (расправа с Подтелковым) всё в северных округах войска Донского как бы застыло в ожидании, было оковано жутью красного террора, ошеломлено грабежом, учиняемым красными, и только стихийно возникшая и направляемая штабом Донской походной армии партизанщина нарушала эту зловещую тишину. Партизанские отряды, группы и даже отдельные казаки-разбойники являлись в лесной или болотной чаще, в глубинах оврагов, на одиноких зимовниках, чтобы затаясь в своем логове совершать набеги и расправы. Именно тогда, т.е. с весны 1918-го по весну 1919-го по всему занятому красными Дону пошла полыхать партизанщина, а лишь в провесень 1919-го затем, естественно, поглощенная большим Верхнедонским восстанием, которое было подавлено только в конце 1919-го. Верхнедонская партизанщина той поры состояла не только из скрывающихся бунтарей окрестных станиц - она стала прибежищем всех, кто оказался в опасности, кого преследовали красные. Среди них были и старые и малые (огромное количество мальчишек, бывших кадетов и гимназистов и своеобразные вооруженные банды, скрытые лесными оврагами Верх-недонья). Какова была жизнь партизанских воинствующих отрядов, а также и жизнь тех, кто вглухую прятался, отсиживался в чаще, мы узнаем из замечательных страниц “Тихого Дона”, удивительно каким-то чудом “заверставшихся” в самый конец романа (IV,8,X-XVI). Именно “заверставшимися”, попавшими туда случайно, представляются эти эпизоды, дающие картину партизанской жизни в Обдонье весной - зимой 1918, в дни, когда там уже окончательно утвердилась советская власть. Те партизанские банды, которые блукали там по Области в 1920-м, уже не могли передвигаться столь смело и наскакивать на красноармейцев столь боевито. И решительно нечего было делать Мелехову в разбойно-воровской банде Фомина.
Окрылившее Мелехова Верхнедонское восстание началось лишь ранней весною 1919-го. То, что по уходе (бегстве) Григория из Татарского еще не было ничего серьезно обещающего по части восстания, видно из его тогдашних предположений махнуть через фронт к своим (III,6,XVII).
Махнуть, надо думать, к “степнякам” донцам, туда, где была Походная Донская, где находился знакомец Мелехова - Изварин. Но судя по тому, что Верхнедонское восстание застает Григория притаившимся на хуторе Рыбном, - первоначальный план не осуществился. Вполне вероятным было то, что Мелехов присоединился к партизанскому отряду или группе, и конный, вооруженный скитался по лесам левобережья, участвуя в стычках с красноармейцами, которых теперь уже в полной мере воспринимал как иногородних врагов. Отдельные фрагменты, переплавленные соавтором для изображения “банды Фомина” (IV,8), несомненно относятся к партизанскому вылету Мелехова тогда, в 1918-1919-м, а отнюдь не в 1920-м году. Тем более, что партизанил он именно где-то в сфере хутора Рыбного, где затем таился в кизешнике [...Выше хутора Рыбного, банда переправилась через Дон... (IV,8,XIII)].
Итак, поутру разбуженный в своем укрытии на хуторе, не дослушав старого казака, примчавшегося на хутор поднимать народ (...Что же вы стоите, сыны тихого Дона?! Отцов и дедов ваших расстреливают, имущество ваше забирают, над вашей верой смеются...), - кинулся Григорий Мелехов на баз, на рысях вывел застоявшегося коня и вылетел из ворот, как бешеный. (...Пошел! Спаси Христос! успел крикнуть он хозяину и падая на переднюю луку, весь клонясь к конской шее, поднял по улице белый смерчевый жгут снежной пыли... Он чувствовал такую лютую, огромную радость, такой прилив сил и решимости, что помимо воли его из горла рвался повизгивающий, клокочущий хрип. В нем освободились пленные, затаившиеся чувства. Ясен, казалось, был его путь отныне, как высветленный месяцем шлях...)"
Здесь столько ошибок, что одно перечисление их затруднительно.
Между вечеринкой у Аникушки и восстанием прошлооколо 2-х месяцев. За это время случилось множество событий: казаки сдают оружие; арестованы и расстреляны старики; Григорий разговаривает с Котляровым "за власть"; Петро едет в Вешенскую откапывать тело старика Коршунова; митинг в Татарском, где казаки ругают большевиков; обстановка накаляется все более - и разряжается восстанием.
"Исторические" же рассуждения мадам совершенно удивительны! Они противоречат всем известным ист. фактам. С мая 1918 г. по декабрь-январь 1919 г. на Дону правил атаман Краснов. В конце декабря казаки-верхнедонцы бросили фронт: именно тогда и пришли в хутор красные. Фронт остановился в районе Донца: туда и думал "махнуть" Григорий. Восстание же началось 14 марта по н.с., т.е. как минимум через 6-7 недель после случая на вечеринке. Либо Медведева не знает исторической обстановки на Дону в январе-марте 1919 г. – либо попросту обманывает читателя. Зачем?
И цитату она, как обычно, обрывает на нужном месте. Ибо дальше идет: "На миг в душе Григория ворохнулось противоречие. "Не казаки с Русью, а богатые с бедными. Котляров с Кошевым тоже казаки - а наскрозь красные!Но он со злостью отмахнулся от этих мыслей".
Теперь организационное:
я предлагаю Вам вот что: продолжить так, как идет. И публикацию дать отдельно как "Обсуждение пути Григория Мелехова в статье Стремя ТД". Тогда размер будет еще туда-сюда. А потом отдельно - пройдусь по другим главам этой статьи. Как Вам такое мое предложение?
|
|
