Новеллы о марксизме. Собственность. п.2


Второй интересующий нас вопрос по марксизму, как было сказано, это вопрос о том, что марксизм подчеркнул естественное право частной собственности.
Это в первую очередь работа Ф.Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
В свое время все советские граждане с высшим образованием прошли через изучение этой работы, однако сейчас ее не знают даже выпускники вполне гуманитарных факультетов и молодые кандидаты наук технических специальностей. Не изучается. Поэтому схематично в самых общих чертах напоминаю логику.
Минимальной ячейкой общества, которая может воспроизводиться, является семья. Энгельс указывает на наблюдаемое в период гона у животных обособление пары самца с самкой. И выводит из этого природное стремление семьи к обособлению от стаи, стада и т.п. Которое переносит на человеческое общество. Как только возникает семья, у нее возникает стремление отделиться от общества, обособиться. У нее возникает собственное хозяйство, которое ведется разными семьями по-разному. Одними более успешно, другими менее успешно. Если это семья воина, тем более военного вождя, она еще и захватывает военную добычу. В конечном итоге собственность каких-то семей становится настолько значительной, что ее с одной стороны, трудно самостоятельно содержать. С другой стороны, по мере развития производительных сил, возникают условия, при которых человек, работающий с этой собственностью может создавать не только необходимый продукт, но еще и излишек, который у него можно отбирать и использовать в потреблении хозяев. Так и возникает частная собственность и эксплуатация. В последующем частные владельцы, собственности которых угрожают грабежи и воровство, за счет части прибавочного продукта формируют институты государства, защищающего их собственность от соплеменников.

Сформулированная в такой форме история естественного, идущего как бы от природных, биологических свойств человека возникновения частной собственности, автоматически легализует саму собственность. Как бы она в последующем ни развивалась, ни преобразовывалась, ни переходила из рук в руки, через кровь, обман, предательства, - в любом случае в ее основании лежит естественное право частной собственности. Более того, ее первоначальное возникновение очень даже уважаемое. От ничего, от собственного непосильного труда, который через преодоление вечного существования на грани голода, привел сначала к появлению возможности производить излишек,  в последующем этот излишек породил все богатство мировой культуры, право, государственность, цивилизацию и т.п.
Собственно теории естественного права, естественного происхождения тех или иных общественных отношений – породила эпоха Просвещения. Марксизм выступает подводящим итог этой эпохе, наследуя все ее основные наработки.
Одна беда. Ничего подобного в развитии частной собственности и государственности не демонстрируют многочисленные племена, изучение которых происходило в 19-20 веках.


Начнем с тезиса о вечном существовании на грани голода. Повсеместно, на разных уровнях развития, от собирателей саго и австралийских аборигенов, бушменов Намибии, до вполне себе земледельческих и скотоводческих народов наблюдается одна и та же приблизительная картинка. Трудозатраты на продовольственное обеспечение составляют у племен и народов от 800 и редко до 2000 часов в год. Т.е. от 2 до 5-6 часов в день. Люди не перенапрягаются. И могли бы создавать продукта больше. Но зачем? Они не голодают. Им достаточно. Другое дело, что бывают форс-мажорные обстоятельства. Сильнейшие засухи, наводнения, нашествия саранчи, вспышка развития грызунов или климатические изменения, резко исключающие возможность получения пищи на основе прежнего способа хозяйствования.
Но это ситуации того же рода, что и эпидемии, способные истребить народы. А на островах Индийского океана какое-либо цунами может просто смыть народ с острова, на котором он несколько веков развивался. И все. Ни приметы, ни следа.

Так что вопроса о преодолении планки существования на грани голода в теоретических построениях не должно быть. Это ложная сущность. Точнее – поздняя сущность. Ведь было. Мерли миллионами и индийские ткачи, и посаженные на один картофель ирландцы, и крестьяне в России и Советском Союзе. И Великая Французская революция началась в условиях нараставшего голода. Все было. Но было уже в условиях развитых или вполне вызревших капиталистических отношений. А вот первобытных и граждан ранних цивилизаций обижать не надо. Грешно. Уж они-то себя вполне нормально обеспечивали продовольствием. Причем особо не напрягаясь.
Короче, если бы вопрос стоял о способности человека произвести избыточный продукт, который мог бы присвоить себе хозяин собственности(в частности, хозяин данного человека-раба), то частную собственность мы имели бы возможность наблюдать на весьма и весьма ранних ступенях развития человеческих сообществ. Практически повсеместно. А что, добавка 2-3 часов труда к затрачиваемым в племени 2-5 часам необходимого труда очень далека от невыносимой эксплуатации. Тот же современный 8-часовой рабочий день.
Правда, Ю.Семенов, основательно занявшийся этноэкономикой, обнаруживает у народов на ранних стадиях развития различные формы реальной частной эксплуатации себе подобных, но от этих форм не просматривается переходов к возникновению государственности, классов, развитых цивилизаций. И только одна форма, наблюдаемая в реальном времени или оставившая надежные следы своего существования, - т.н. политархия, через которую проходят или прошли множество народов по всей планете, - являет собой форму, рождающую государственность, большие народы, высокие культуры, сословия, касты или классы.

Начнем от печки. На границе африканских джунглей и саванны наблюдаются земледельческие народы, находящиеся на самой ранней стадии перехода к производству прибавочного продовольственного продукта. Семьи, обрабатывающие свои участки земли (столько, сколько могут обработать на данном уровне развития агротехники), производят проса несколько больше необходимого. Избыток проса ссыпается в стоящую у дома старосты деревни большую обмазанную глиной корзину. Это страховой фонд деревни, который по причине не слишком частого наступления страховых случаев используется преимущественно на организацию совместных праздничных пиршеств. По мере роста деревень, часть народа отселяется на новое место. И там возникает такая же система. Но связь между собой деревни не прерывают. Либо староста родительской деревни становится главным над двумя деревнями, либо, по мере размножения деревень, возникает отдельный староста над кустом деревень.
Прибавочный продукт долговременного хранения поступает от старост отдельных деревень частично наверх – старосте куста деревень. Последующее развитие этой структуры приводит к возникновению дистриктов, объединяющих несколько кустов деревень, далее – целых больших областей, и наконец, королевств. Существующие в наши дни королевства у народов банту достигают численности полумиллиона человек.
Стремительное расширение таких политархий может происходить и военным образом. При единообразном хозяйственном устройстве деревни и целые соседние королевства могут включаться в систему данного королевства путем военного подчинения без особого сопротивления со стороны подчиняемых. Мужчины-ополченцы присоединенных деревень включаются в воинство завоевателя и присоединяют очередные деревни. Такие империи возникали на глазах европейцев в 19 веке. А в более ранние века на глазах европейских миссионеров-наблюдателей развилось, достигло высокой степени зрелости(с монументальной архитектурой, христианством и письменностью) огромное государство Конго, распавшееся в 18 веке до уровня архаичных деревень. Монументальное строительство прекратилось, христианство и письменность забылись. Но следы всего этого сохранились.
Эта же форма – политархия,- была некогда в Бирме. Она оставила после себя следы великой культуры в форме мертвых городов в джунглях и в преданиях потерявших почти все из этой культуры архаичных деревенских общин.
Эта же форма политархии – в империи инков, майа, ацтеков, Египта. И в дошедшем до Нового времени, отмеченном Марксом т.н. азиатском способе производства. Частной собственности нет. Единственным собственником земли и верховным господином над всем населением государства является царь, хан, император, шах и т.д. Все прочие – должностные лица государства сверху донизу.
В африканских современных политархиях у правителей каждого уровня есть поля и стада, которые обрабатываются соплеменниками либо на основе повинности, либо в качестве исправительных работ за проступки. Но эти поля и стада не являются собственностью иерархов. Это общественная собственность. Тот самый страховой фонд на случай стихийных бедствий. Общественный фонд, за счет которого содержатся профессиональные воины, они же полицейские. За счет этого фонда существуют профессиональные ремесленники, какая-то интеллигенция, осуществляется строительство для нужд всего государства или его регионов и пр. Азиатские политархии прошлого осуществляли мощное ирригационное строительство: плотины, дамбы, каналы.
По ходу развития этих политархий просматривается и возникновение собственности. Либо крайне медленно и постепенно обособившиеся в сословия семьи иерархов утрачивают обязательства перед обществом по землям и стадам, которые находятся в их власти. Либо приходит воинственный иноземец-завоеватель и присваивает себе места в пирамиде, не будучи при этом связан традиционными обязанностями с народом, который он начинает эксплуатировать. Иногда это происходит в форме симбиоза. Скотоводы тутси захватили в свое время иерархическую пирамиду земледельцев хуту. Но при этом хуту получили доступ к животноводческим продуктам. А тутси получили подчиненный работающий на них народ.
Европейская феодальная система вассального подчинения – явный и откровенный след этой пирамидальной структуры. Ни о каких трудящихся в поте лица и наживающих богатство( с целью превращения его в орудие эксплуатации) отделившихся от общества семьях – речи нет. Частная собственность возникает здесь в результате приватизации народной собственности, порученной в ответственное распоряжение во имя общества. Ярчайшим примером такой приватизации является превращение того, чем распоряжались иерархи Ливонского ордена рыцари-монахи, - в их собственность в ходе Реформации. Из членов иерархической структуры ливонские воины-монахи одномоментно превратились в протестантов-баронов. Частных собственников фольварков, солеварен, пивоварен, мельниц и пр., а заодно и крепостных крестьян при всем этом хозяйстве.

Маркс с Энгельсом, когда писали о происхождении частной собственности и государства - не могли не видеть господствовавшую на огромных территориях азиатскую модель хозяйственного и государственного устройства, при которой частной собственности не возникало. Не могли не видеть, что в соседней с Европой России дворянская собственность – далеко не частная, а дворянское управление крестьянами суть государственная обязанность дворян. Наоборот, барщина, ямская, мостостроительная, дорожно-строительная, лесовосстановительная и пр. обязанности(включая истребление по весне сусликов) – суть государственная вотчинная обязанность крестьян – должностных лиц русского государства. Не могли Маркс с Энгельсом не видеть, что германские государства и Австро-Венгерская империя насквозь пронизаны духом феодальных отношений, о происхождении которых из сопоставления с Азией и Россией уж можно было бы и задуматься поглубже. И, наконец, хорошо известная в Европе история Реформации никак не могла пройти мимо их внимания. Благо уважаемый Марксом и Энгельсом Гегель считал Реформацию более важной революцией, чем Великую Французскую. Ошибиться было нельзя. Можно было злонамеренно исказить историю происхождения частной собственности.

(Продолжение следует)