Новеллы о марксизме. Собственность.п.4

Мозаика, между прочим, срослась. Наиболее быстрое нарастание общественного богатства происходит там и тогда, когда возникает общество-организм, структурированное, хорошо управляемое, находящееся в гармоничных отношениях с землей и находящееся во внутренней гармонии. Политархии, которые обнаруживаются повсеместно в качестве предтечей государственности, - это и есть организмы, в которых регулярно возникала та самая гармония, «золотой век», при котором все этажи общественной организации взаимно друг другу нужны, полезны, части большого организма сами являются живыми организмами. Семья со своим хозяйственным устройством входит в структуру деревни. В деревне семьи не сами по себе, а есть надзор за общественными отношениями, управление общественными работами, есть подчиненность более высокому этажу управления, благодаря которому и деревня не сама по себе, который не допускает взаимной вражды деревень, но наоборот обеспечивает взаимную поддержку(скажем, в войну или в неурожаи), организует работы на больших территориях по единому плану(ирригационная система Великих Моголов в Индии, ирригационные системы Китая, Кореи, Вьетнама, дорожная сеть в Империи инков, работы большого количества людей по подъему воды и орошению возвышенных участков долины Нила в Египте). Организует специализированные ремесленные производства( на территории Шанского протогосударства в Китае обнаружен склад с тысячами каменных серпов).
В таких государствах-организмах налаживается разделение труда, денежное обращение.

 

Стоп, а что с этим денежным обращением? Почему оно возникает здесь, а не при взаимодействии независимых производителей излишков?
У Маркса деньги – всеобщий эквивалент товаров. Есть и другие представления о возникновении денег.
Ну а теперь посмотрим наш вариант. Может, он интереснее. Какие могут быть товары в деревне, где каждый сеет и собирает одинаковое? – Есть такой товар! Этот товар – невесты.

В латышском языке слово “невеста” (līgava), вероятно, произошло от глагола līgums — заключать договор.) Согласие невесты не требовалось — ее просто продавали, как любой другой товар (отсюда слова precēе — сватать, жениться и prece — товар).

Поскольку природа не дает одинакового количества мальчиков и девочек, в период достижения детородного возраста возникает конкуренция за право продолжения рода. И никуда от этого не денешься. Эта конкуренция – один из важнейших источников конфликтов, вплоть до убийств и последующей кровной мести. И поэтому вопрос регулирования брачных отношений оказывается важнейшим для человеческих сообществ еще на самых примитивных ступенях развития. «Охотники за черепами» с Новой Гвинеи получают право на брак только после инициализации – убийства представителя чужого племени и появления в своем племени с черепом. Существуют запреты на брачные отношения с единоплеменниками. Племена объединяются в брачные союзы.
Появление протогосударственных объединений автоматически ставит вопрос об ответственности государства за брачную политику. Из числа претендентов на продолжение рода должны быть исключены худшие. И наоборот поощрены к этому лучшие. И появляются брачные деньги. Для того, чтобы получить невесту, надо вручить родителям невесты сколько-то тупых, нефункциональных наконечников копий. Не испорченных наконечников, а изначально негодных. Монет в форме наконечников копий. Эти монеты юноша может заработать себе особыми заслугами, отмеченными королем, вождем или другими местными руководителями. Эти наконечники можно заслужить победами в состязаниях. Ну и какими-то иными делами. И только тот, кто накопил нужное количество наконечников, тот может свататься. Родители, у которых красивые, привлекательные девушки, - накапливают наконечники и могут ими поощрить приглянувшегося юношу за победу на состязаниях, удачливого охотника или того, кто им самим оказал помощь. Брачные деньги начинают циркулировать не как мера ценности товаров, а как мера ценности человека.
Но со временем превращаются и в своеобразный резервный фонд. Скажем, монеты, в которых проделывались дырки для нанизывания в мониста, широко распространенные в Древней Руси, в Прибалтике, на Балканах и на Кавказе, - как раз и были резервным фондом семьи на случай каких-то материальных невзгод.
Циркулирование денег, выдаваемых государством за заслуги, если говорить о роли денег как меры ценности человека, становится средством делегирования оценок через лучших. Они сами потом поощряют других лучших: мастеров, воинов, умных и ловких юношей и красавиц. Но они же должны и возвращаться государству, иначе, если они оказываются в обществе в слишком большом количестве, то теряется их управляющий качеством людей смысл. Возникает налоговая система. Каждое хозяйство, входящее в государство, должно отчитаться о том, что оно сделало что-то для государства. Сделало прямо или опосредовано, продав что-то нужное государственным людям, оказав услугу или выполнив задание. И платить не какими-то чужими деньгами, а деньгами именно данного государства, да еще и данного правителя, а не вытащенными из кошелька, оставшегося от бабушки. Роль купцов при этом не барышная, а вполне государственная: приобщить к государственному делу всех и каждого. Иначе чем людям отчитываться перед государством?
Это – наша догадка. Подкрепляемая в первую очередь постоянной перечеканкой старых денег новыми государями. С точки зрения просто всеобщего эквивалента стоимости товара 10 грамм серебра прошлого столетия не дешевле и не дороже 10 грамм серебра только-только отчеканенного. Да еще и перечеканка – не самый дешевый труд. Но деньги данного суверена создают из людей государственный организм во всей полноте его взаимосвязей. Царь заказывает кузнецам из Устюжны Железной(под нынешним Череповцом – крупнейший русский металлургический центр 16 века) столько-то ядер по столько-то рублей и копеек за штуку. Кузнецы покупают у крестьян окрестных деревень болотную руду, еду, полотно на рубахи, у углежогов – уголь для домниц, у монастырей – соль. И тем самым включают всех этих людей в экономическую систему русского государства. А государство спрашивает с крестьян, монастырей подать.
Смысл по сравнению с тем, который вкладывал в денежное обращение Маркс, - меняется на строго противоположный.
Не купцы и мелкие производители просят у государства средство для облегчения товарных отношений обмена, которые первичны по отношению к государственности, а наоборот, государство принуждает население к участию в этом обмене и обеспечении необходимых государству дел помощью трудами и плодами своих хозяйств. Государственность первичнее и частной собственности, и отношений товарообмена. А натуральное хозяйство оказывается не следствием самодостаточности и ненужности товарных отношений, а наоборот – вынужденным, причиной тому – слабость и никчемность государства, загоняющего людей в тупик натурального хозяйства. Либо не способного поставить перед собой достойные цели и подключить к их исполнению силы народа, либо неспособностью проконтролировать выполнение, т.е. собрать налог, вернуть эмитированные деньги обратно в казну.

Но вернемся к возникновению собственности. В примитивном виде это приватизация реальных ценностей захватом того, что недавно было общественным, с соответствующим отказом от исполнения государственных обязательств по отношению к народу. Просто паразитировать на имеющихся накоплениях, на созданных отношениях. Положено провинившемуся несколько ударов палкой и отработка года на поле старосты куста деревень, так теперь и палкой ударов не надо. У нового хозяина ничего личного по отношению к обворовавшему соседа нет, но закон есть закон. Год на поле или при стадах теперь уже феодала отработай. Пленный – ну этому всю жизнь в рабстве на тех же полях и при тех же стадах. Экономика отлажена. Доходы с полей и со стад плюс дань с деревень – позволяют безбедно содержать полицейско-военную дружину.
Приватизируется не только материальное, но и отлаженный механизм общественного устройства. Если не ломать систему через коленку, не скупиться на воинов да на судопроизводство, да на поддержание ремесел, то остается не так уж и много. Только то, что направляется на развитие или на компенсацию ущерба от стихийных бедствий, пожаров, эпидемий. Но зато жить в таком устройстве можно долго. Пока обеднение в результате стихийных бедствий без компенсации плюс из-за роста населения не обеспеченного, например, новыми ирригационными работами и увеличением производства каменных серпов, - не приведет к восстанию народа. Но это – поколения. Чужак, захвативший власть и собственность в этом смысле мало отличается от просто глупого и жадного наследника. Через пару поколений и умный чужак, проникшись проблемами страны, - может стать очередным великим правителем. При котором опять наступает золотой век народного согласия.
Иное дело после установления системы денежного обращения. Поддержание прежней системы хозяйственных связей требует денежного оборота. Ослабевшее государство, не способное обеспечить дополнительную чеканку или сбор налогов, быстро оказывается ступором в системе, от которой зависит жизнь целого организма. А он свое требует. И появляется фигура ростовщика, а вместе с ней и неотъемлемо от него торговца, работающего по системе деньги-товар-деньги. Т.е. стремящегося к изъятию у населения большего количества денег, чем заплатил. Это центр, внешний для ранее выстроенной системы. Этому центру ядра нужны не для войны с врагами, а для перепродажи, и хорошо если не тем же врагам. Он вливает деньги в систему, но их оборот уже представляет из себя суррогат. Деньги вливаются не на цели укрепления государства(скажем, укреплением его обороноспособности), а просто в карманы людей, которые на своих местах стали уже зависимы от денег. Углежог, не имеющий заказов от металлургов, ищет, кому еще нужен уголь. Оказывается, уголь нужен для самоваров. Которые в Туле клепают вместо ружей. А купцы наводнили самоварами уже и Мытищи, и Нижний Новгород. Все или почти все при деле. Тот же денежный оборот. Все на своих местах. Да только деньги должны возвращаться к ростовщикам с прибылью, а не в том же количестве. Следовательно… Следовательно, либо с помощью дешевых товаров типа водки они в конечном итоге возвращаются к купцам-шинкарям, и рано или поздно народ погружается в безденежье и распад экономических и государствообразующих связей, которые нечем обслуживать. Ну и в натуральное хозяйство. Либо происходит вброс ухудшающихся денег(в средние века плохая монета, в современности – деньги, непрерывно обесцениваемые инфляцией), которые отнимают у людей все больше и больше труда для поддержания уровня жизни. И в конечном итоге государство превращается во вторичное, мало на что влияющее образование, служащее, действительно, ночным сторожем при денежных мешках. Впрочем, плохим ночным сторожем. Поскольку оно само оказывается перед лицом проблемы ухудшающихся денег.

 

В отличие от перехвата власти и собственности в результате приватизации действующей пирамиды государственности, последний случай намного хуже. Денежная власть банкиров и ростовщиков не поддерживает стабильность собственно системы, она поддерживает стабильность только элементов системы, причем самых простых, связанных с удовлетворением текущих нужд. С производством товаров, которые легко продать с прибылью. А серьезные вооружения на внутреннем рынке никому не нужны, кроме государства, строительство некоммерческой недвижимости, поддержание и рост высокой некоммерческой культуры тоже – они не дают отдачи именно ростовщикам и торговцам. Без государства(или церкви), выступающих генеральными заказчиками на культуру, знания, всевозможные оборонные изделия, - эти сферы оказываются вне финансовых потоков. И потому деградируют. Никакого легкого выхода из этой ситуации при смене слабого и глупого властителя на умного и сильного, - не получается. Пирамида государственности и ее экономический организм вроде как в том же трехмерном пространстве, а весь их труд, вся жизнедеятельность и весь прибавочный продукт этой жизнедеятельности посредством денежного оборота выводятся в четвертое измерение.
Марксизм, обозначающий первичность взаимного шевеления экономической системы по отношению к государственности и ее задачам по развитию и укреплению жизненных сил собственного народа, - прикрывает на самом деле этот процесс вывода прибавочного продукта в четвертое измерение.
В начале 20 века это выглядело в форме стремительного(в процентном выражении) развития экономики России, но еще более стремительного в абсолютном выражении роста мощи Германии, которая по торгово-банковским каналам вытягивала из России 5 часов живого труда русских рабочих в обмен на 1 час живого труда рабочих Германии. Миллиардные обороты экспорта и импорта, которыми гордилась Россия перед первой мировой войной, - превратились с началом войны в 190 миллионов рублей. Экономика, красиво и напряженно работавшая на Германию, оказалась совершенно бессмысленной для решения государственных задач, вставших перед Россией с началом войны.

Остается добавить, что это оказалось в немалой степени следствием господствовавшего марксистского понимания взаимосвязей между экономикой, товаро-денежными отношениями и государственностью, как надстройкой, главной целью которой было поддержание благоприятного климата для считавшихся первичными по отношению ко всему иному потоков денег и товарных благ.
Сейчас «четвертое измерение» несколько иное, но пылесос еще круче.