Supernovum.ru
 |
Это архив форумов. Работающие форумы расположены вот по этой ссылке
Госплан (архив)
Мы моделируем мечты, которые скоро станут явью
|
|
Навигация:
Консилиумъ•Политзанятия•Салон•Кулуары•Полигон•Техфорум•Публикации•Архив•
Новая тема•Искать•
Войти
•Лента
|
Оппозиции нашего времени Дата: 17, January, 2011 16:40 Оппозиции нашего времени* Валерий Фадеев, Михаил Рогожников, Александр Механик. Государство — против теневых центров силы, демократия — против манипуляции, участие — против исключения народа из политики и экономики, капитал — против зависимости и бедности, реальная сложность — против примитивной простоты Сергей Жегло Оппозиционная деятельность всегда упирается в отрицание, а отрицание — это ничто. Если я дурное назову дурным, то что я при этом выиграю? Если же я хорошее назову дурным, то я причиню большой вред. Потому что дело не в том, чтобы разрушить, но в том, чтобы построить нечто такое, что даст человечеству чистую радость. Иоганн Вольфганг Гёте Только немедленная демократизация социальной жизни решит все российские проблемы — этот тезис, продвигаемый последние два года весьма активными представителями определенного круга российских интеллектуалов, стал своего рода паролем. Кто с этим тезисом не согласен, тот чужой, враг просвещения, народовластия и свободы. Этот простой тезис навязывается как основа государственной политики. Его так или иначе пропагандируют многие средства массовой информации. Между тем, будучи слишком упрощенным, этот тезис выхолащивает всякое содержание реальных процессов. Проведение реальной политики с опорой на него приведет к негативным последствиям очень скоро. Но даже сегодня, когда политика все же опирается на иные основания, вред этого тезиса сказывается в том, что он смещает общественную повестку дня от насущных проблем к ложному политическому выбору, тем самым ослабляя политические и общественные институты. С подачи реформистской элиты 1990‑х у нас утвердилось весьма причудливое представление о демократии. Оно не предполагает широкого народного участия в управлении. Те, кто в России сегодня выступает за так называемую либеральную демократию, на практике понимают ее как внутриэлитную борьбу за выборные посты с использованием СМИ и манипуляции общественным мнением. Тот, кто в данный момент оказался более умелым, тот и победил. При этом без всяких оснований подразумевается, что реформаторская элита обладает совершенно точным знанием о том, что нужно делать. Поэтому она не должна советоваться с нацией и даже объяснять ей свои намерения и действия (сейчас мало кто спорит с тем, что именно так поступали демократы гайдаровского и последующего периодов). Неудивительно, что такая демократия не имеет сколько-нибудь широкой популярности, откуда и берется расхожее мнение, что «Россия до демократии не дозрела». В более широкие круги граждан, интересующихся политикой, усилиями части элиты транслируется упрощенное представление о демократии, вроде того что есть выборы губернаторов — значит, демократия, отменили выборы губернаторов — значит, происходит подавление демократии. Реальная демократия, которую общество охотно бы поддержало, основана на широком политическом участии, при котором государство является формой самоуправления нации. Для ее описания выдающийся исторический социолог Чарльз Тилли использует формулу: широкие, равноправные, взаимообязывающие и защищенные консультации по поводу политического курса и политических назначений. Под такими консультациями понимаются все парламентские и внепарламентские демократические процедуры, в ходе которых вырабатываются все значимые решения при полном равноправии сторон. Никакие формы социального неравенства и различий во взглядах не должны быть препятствием политическому и гражданскому участию, и любые точки зрения, кроме экстремистских, должны уважаться и учитываться. Неформальные ассоциации граждан — сети доверия — вовлекаются в принятие решений через различные формы взаимодействия с властями всех уровней. Демократия — это в первую очередь горизонтальное взаимодействие общественных структур, которые не просто должны как-то существовать, они должны проявлять активность и действенность. Именно за счет этого происходит превращение пассивного большинства в участников выработки решений. Дальнейшая демократизация социальной жизни в России, безусловно, необходима. Запрос общества на демократизацию очевиден, она стала «единственной игрой в городе». Однако демократизация — сложный, тонкий и долгий процесс, он должен вестись как череда ответов на реальные вызовы, через постоянное переформирование и актуализацию повестки дня, через привлечение к содержательным общественно-политическим консультациям все новых общественных групп, одновременно изолируя и устраняя теневые центры силы и влияния. Особенно важно для России не пытаться, демократизируя социальную жизнь, ослаблять государство. Напротив, как мы здесь покажем, именно сильное государство увеличивает наши шансы на достижение эффективной демократии. Чем выше дееспособность государственных институтов, тем быстрее протекают процессы демократизации, и наоборот, все более обширные и сложные демократические обратные связи в обществе содействуют повышению дееспособности государственных институтов. Государство и демократия: двухфакторная модель Тилли По нашему мнению, спорить о важности государства в современных условиях довольно наивно, хотя, возможно, и романтично. Однако как соотносятся государство и демократия? Полезную и практичную модель, связывающую дееспособность государства и эффективность демократии, предложил Чарльз Тилли. Он рассматривал исторические траектории разных стран в этих двух координатах: сила (потенциал) государства и демократия. Государства, согласно Тилли, тяготеют к одной из трех «идеальных траекторий»: сильного, среднего или слабого государства (схема 1). На схеме показаны возможные переходы от архаичного состояния, когда государство слабо, а демократией и не пахнет (характерное состояние большинства европейских государств 400–500 лет назад; хотя, конечно, можно назвать и примеры других состояний в те времена — в первую очередь это города-республики, государства с зачатками капитализма), к идеалу, который может быть достигнут в действующей вековой социальной парадигме: сильное государство, умеющее отвечать на вызовы, ставить цели и достигать их при эффективно работающих институтах демократии. Вблизи этой точки находятся некоторые ведущие страны мира. Реальные исторические траектории, конечно, мало похожи на эти три идеальных пути. Страны выписывают в этих координатах самые замысловатые фигуры, траектории особенно резко меняются в периоды социальных потрясений, таких как революции. Однако зоны, в которых выписываются исторические траектории, а также общее направление динамики для каждого государства склоняются к одному из типов. Сильные и слабые государства Вот как характеризует эти траектории Тилли (для полноценной характеристики здесь требуется обширная объясняющая цитата): «Государственный потенциал сильного государства существенно увеличивается до того, как происходит глубокая демократизация. В результате государство вступает в область демократии, уже обладая средствами утверждения решений, принятых в результате широких, равноправных, защищенных и взаимообязывающих процедур обсуждения по поводу политических назначений и выбора политического курса. По сравнению с сильными государствами в средних государство гораздо меньше втянуто в политическую борьбу… особенно в ранний период развития по указанной траектории… История знала и множество слабых государств, но до недавнего времени они практически никогда не проходили демократизации. В нашем мире, где одни постоянно завоевывали других, слабым государствам отводилась участь добычи могущественных захватчиков. Однако после Второй мировой войны покровительство великих держав и международных организаций в сочетании с практикой урегулирования межгосударственных конфликтов повысило выживаемость слабых государств, ранее бывших колониями или сателлитами великих держав... Поэтому в последние десятилетия все возрастающее число режимов переходит к демократии по траектории слабых государств. По сравнению с сильными и средними государствами в слабых государствах часто возникают конфликты, причем с применением насилия, и само государство принимает в них очень ограниченное участие… Там идут в основном известные нам гражданские войны». Чтобы воспользоваться методикой Тилли для оценки нынешнего состояния и последующего прогноза, необходимо ответить на два вопроса: к какому типу государств относится Россия — сильному, слабому или промежуточному — и какова была траектория России в пространстве «дееспособность государства — эффективность демократии» в последние десятилетия. Россия — объективно сильное государство Вопрос, к какому типу государств принадлежит Россия, кажется банальным. Большинство уверенно ответит: к сильному — даже не прибегая к анализу. Однако что такое сильное государство? Как это понятие соотносится с дееспособностью государства или с его эффективностью, одно ли это и то же? Сильное государство может быть неэффективным и недееспособным, но сильное государство в любом случае остается главным, доминирующим субъектом общественно-политической системы. Это происходит оттого, что другие субъекты недотягивают по своей силе до того, чтобы стать контрагентами государства. Отсюда возникает тема принуждения — сильное государство для достижения своих целей часто прибегает к принуждению (конечно, пока не достигнут достаточный уровень эффективности демократии). Обычно принуждение было связано с нехваткой капитала. Решение насущных задач требовало ресурсов, в первую очередь дефицитного капитала, и этот капитал принудительно привлекался на более или менее жестких условиях. Так было не везде. Во многих европейских странах капитал, обладающий нужной мощностью, уравновешивал силу государства, а значит, и принуждение с его стороны было несильным. А, например, в Голландии, которая фактически была олигархической республикой, капитал обладал большей мощностью, чем государство. Отсюда и путь Голландии в схеме Тилли по траектории слабого государства. Почти вся история России, за редким исключением вроде периода преодоления Смуты в 1612 году, связана с сильным государством, будь то периоды территориальной экспансии, экономического развития, выигранных войн, роста благосостояния или периоды стагнации. Факторы, определяющие силу российского государства, связаны с размерами страны — необходимость контроля огромной территории, практически постоянные конфликты на границах и в близлежащих регионах, — а также с ее неоднородностью: экономической, этнической, религиозной и т. д. К траектории сильного государства относит политическое развитие России сам Тилли. В то же время развиваться по пути сильного государства и быть сильным государством не одно и то же. Сильное по своему типу государство может в какие-то времена пребывать в состоянии слабости, разрухи и почти полного распада (как наша собственная страна совсем недавно). Напротив, слабые по типу государства могут достигать огромного влияния, величия и благосостояния населения, как Голландия в XVII–XVIII веках (что определялось, по-видимому, беспрецедентной по тем временам мощью и эффективностью частного капитала). Важно понимать, что принадлежащие к различным группам страны развиваются в политическом отношении совершенно по-разному. Траектория сильного государства подразумевает жесткий путь (схема 1): первоначально усиливается потенциал государства, и лишь затем начинается смещение к демократии. Такая модель, конечно, не предполагает, что о демократии надо забыть до тех пор, пока государство не наберет надлежащей силы. Напротив, исторический анализ показывает, что разумное освоение и усиление демократических практик ведет к росту дееспособности государства, и наоборот, усиление государственных институтов (в позитивном смысле, а не в смысле подавления) благоприятствует демократизации. Совсем коротко остановимся на слабых государствах. Исторические примеры самостоятельного развития слабых государств очень немногочисленны. Чаще всего развитие слабых государств, их движение к демократии идет под внешним патронажем, иногда даже в оккупационном режиме. Здесь уместны многочисленные примеры небольших европейских государств, которые после распада советской системы получили западный патронаж. Относительно приличный уровень жизни и действующие демократические институты они получают в комплекте от Евросоюза. Историческая траектория России с 1985 года Разберем теперь траекторию движения России (СССР) в пространстве «дееспособность государства — эффективность демократии» с 1985 года (схема 2). Исходная точка 1985 года, приход к власти Михаила Горбачева, характеризуется высоким уровнем дееспособности государства и очень слабым развитием демократии. Заметим, что советское государство к этому времени уже не обладало достаточной силой, чтобы эффективно отвечать на вызовы, внутренние и внешние. Теоретически замысел перестройки выглядел разумно: с помощью демократизации раскрыть творческие силы народа (как говорил сам Горбачев), усилить тем самым государство и перейти к новому этапу развития страны. Если обратиться к схеме, то должно было произойти движение направо, а затем направо и вверх, по направлению к идеальной зоне. Однако контроль над демократизацией был утерян. Быстрое неуправляемое смещение вправо привело к такому падению дееспособности государства, что оно распалось и перестало существовать. Сергей Жегло В математике скачкообразные изменения, возникающие в виде внезапного ответа системы на плавное изменение условий, называются катастрофами. В термин «катастрофа» математики не вкладывают никаких эмоциональных оценок. Пример такого явления, распад Советского Союза, мы видим на схеме 2. Использование теории катастроф в модели Тилли предложено математиком Юрием Полуниным. Главное достижение теории катастроф заключается в доказательстве того, что существует малый набор универсальных сценариев качественных изменений в системах, вне зависимости от природы самой системы и степени сложности ее описания. Модель с использованием теории катастроф показывает, что произошло со страной двадцать лет назад. Она просто «упала» с одного уровня силы государства на другой, более низкий. Ельцин: частичное восстановление дееспособности, сокращение демократии При Борисе Ельцине дееспособность государства, теперь уже Российской Федерации, а не СССР, была частично восстановлена, это очевидный факт. Но что при этом происходило с демократией? По нашему мнению, уровень демократии снижался, причем это происходило в течение всего периода правления Ельцина. Уже в начале 90-х годов был принят целый ряд решений, усиливающих бюрократию. Показательна эта тенденция на примере Москвы, руководство которой получило беспрецедентные полномочия, стало в минимальной степени зависеть от федерального центра и полностью избавилось от парламентского контроля в лице Московской городской думы. Аналогичные процессы происходили во многих регионах страны, особенно в республиках. Предельно жесткая приватизация бывшей социалистической собственности не учитывала интересы и права абсолютного большинства населения. Возможно, иного реального способа приватизации и не было, мы здесь не даем исторических и этических оценок, но факт игнорирования интересов большинства очевиден. Общественное напряжение, вызванное этими и другими решениями, привело к серьезному политическому кризису осенью 1993 года. Кое-кто в России считает короткий период 1992–1993 годов расцветом демократии. По нашему же мнению, требуется крайняя интеллектуальная изощренность (или извращенность), чтобы назвать расцветом демократии период, который закончился расстрелом из танков парламента страны. Повторимся, мы не даем здесь оценок, мы только пытаемся называть вещи своими именами. В последующие годы усилились и новые тенденции, снижающие уровень демократии. Резкое усиление небольшого числа предпринимателей, которые сконцентрировали в своих руках огромную часть промышленных и финансовых активов, заставило говорить о складывании в России режима, похожего на олигархию. Другое негативное явление — втягивание средств массовой информации в политическую и корпоративную борьбу. Самый впечатляющий факт — вклад телеканала НТВ (принадлежавшего тогда Владимиру Гусинскому) в поражение России в первой чеченской кампании. Что касается дееспособности государства, то к концу ельцинского правления она тоже снижалась. Уже упомянутое поражение от чеченских боевиков, неспособность преодолеть экономический спад, огромная зависимость страны от внешних финансовых институтов, перманентный политический кризис — чуть ли не единственной задачей Государственной думы стал импичмент президенту, почти повсеместный приоритет региональных законов над федеральными — вот неполный перечень признаков деградации государства. Исходя из приведенных фактов и оценок мы можем прочертить траекторию страны в ельцинский период (схема 2). Эта траектория состоит из двух участков. На первом участке наблюдалось повышение дееспособности государства при снижении уровня демократии, на втором — при сохранении негативной динамики демократии уровень дееспособности государства снизился, хотя и остался на более высоком уровне, чем в 1991 году. Путин: ответ на вызовы Рост дееспособности государства в период, когда Владимир Путин был президентом, представляется очевидным. Была выиграна вторая кампания в Чечне, что резко снизило риски распада страны. Был локализован разгул терроризма, хотя эта проблема окончательно до сих пор не решена. Экономика перешла к уверенному росту: доходы государственного бюджета возросли в долларовом исчислении практически в десять раз, средние реальные доходы населения выросли в три с половиной раза, капитализация российских компаний увеличилась в разы и в десятки раз (например, «Газпром» подорожал примерно с 10 млрд долларов до 350 млрд в докризисном пике). Некоторые связывают экономические успехи прошедшего десятилетия исключительно с высокими ценами на нефть. Однако это очевидное заблуждение: в первые годы десятилетия, когда экономика росла на 6–8% в год, нефть стоила всего 25–30 долларов за баррель, резко дорожать она стала лишь в 2006–2007 годах. На наш взгляд, экономический успех определялся двумя факторами: восстановлением работоспособности государственных институтов и энергичной и осмысленной работой тысяч российских компаний, освоившихся в новых условиях хозяйствования. Было восстановлено единое правовое пространство страны, все региональные законы, противоречащие федеральным, отменены. Разгромлены два центра силы, действовавших в значительной степени независимо от государства. Первый — группа местных руководителей («региональных баронов»), которые чувствовали себя абсолютными хозяевами на своих территориях и стремились через Совет Федерации захватить часть федеральной власти. Второй — группа олигархов, не в переносном смысле этого термина, как он используется сейчас для обозначения очень богатых людей, а в прямом, то есть бизнесменов, манипулирующих политической сферой для извлечения выгоды. Отметим также заметно возросшее международное влияние России. Тем не менее уровень дееспособности государства и в 2008 году (окончание президентских полномочий Путина), и сейчас находится ниже советского уровня тридцатилетней давности. А что с демократией? В интеллектуальных и медийных кругах доминирует мнение: при Путине демократии стало меньше. Обсудим это. С одной стороны, очевидно уменьшение разнообразия, даже упрощение российской политической сферы — меньше партий, значительная предопределенность выборов на местах и в Госдуму, отмена выборов губернаторов, теперь и мэров. Отсутствие критики власти на основных (государственных!) телевизионных каналах. Но с другой стороны, некоторое упрощение общественно-политической системы произошло вследствие решений об устранении параллельных центров силы — олигархов и региональных баронов. С исторической точки зрения эти действия, безусловно, демократизируют политическую систему, хотя с точки зрения обывательского интереса «веселья» становится меньше. Конечно, главные телевизионные каналы в политической части стали скучными по сравнению с временами борьбы олигархов друг с другом, с государством и с неугодными кандидатами на выборах. Однако какое отношение к демократии имеет столь бесцеремонное корыстное использование мощных СМИ? В целом нынешнее состояние общественно-политической системы есть результат путинского ответа на вызовы, стоявшие перед страной десять лет назад, результат борьбы с неконституционными политическими центрами силы. Устранение этих центров силы резко снизило риски распада страны, ввело политический процесс в конституционные рамки и тем самым способствовало демократизации системы. Вернемся к нашей схеме, подведем баланс. Опасаясь осуждения либеральных кругов и проявляя малодушие, мы чертим вертикальную линию, означающую рост дееспособности государства при сохранении уровня демократии. Хотя по справедливости, исходя из всей совокупности действий, предпринятых Путиным, следовало бы эту линию слегка наклонить вправо. Медведев: выбор оптимальной траектории С началом президентства Дмитрия Медведева широкое распространение в определенных интеллектуальных кругах получило ожидание «оттепели» — смягчения политического режима, которое должно было выразиться в возобновлении избрания губернаторов, допуске большого числа партий к выборам в Госдуму (снижение избирательного барьера), смягчении порядка регистрации партий и тому подобных мерах. Шире, речь шла фактически о демонтаже политической системы, созданной в предыдущие годы («вертикали власти»). Заговорили даже о «перестройке-2» как о необходимом этапе политического развития страны. Мы уже разбирали выше эпоху перестройки в терминах пространства «дееспособность государства — эффективность демократии» и с помощью теории катастроф. В настоящих условиях маневр, повторяющий перестройку, то есть интенсивная демократизация общественно-политической сферы в надежде на быстрый позитивный, в смысле роста дееспособности, отклик государственных институтов, весьма рискован. Более естественная стратегия для сегодняшней ситуации — сначала уйти из опасной зоны, а затем двигаться к цели. В чем заключается демократизация при одновременном повышении дееспособности государства в сегодняшних российских условиях («желательная траектория» на схеме 2)? Как должны действовать политические и общественные акторы, чтобы продолжить движение по траектории одновременного усиления и государства, и демократии? Эффективные решения и действия не должны возникать из чьих-то представлений о том, как должна выглядеть идеальная общественно-политическая система; в конце концов, у нас есть неплохая Конституция. Эти действия должны быть приземлены, они должны быть ответом на те реальные вызовы, которые стоят перед страной. Общий подход при выработке решений ясен: повышение дееспособности государства теперь во многом будет зависеть от налаживания управленческих обратных связей демократического характера. Мы рассматриваем здесь два рода действий: 1) нейтрализация автономных негосударственных центров силы; 2) вовлечение в публичную политику новых акторов (и активизация старых). Опасность формирования скрытого государства В России очень сильное отрицательное влияние на дееспособность государства, экономическое развитие и демократию оказывают неформальные структуры, основанные на связке низовых и элитных сетей доверия (силовых и регионально-административных) и организованные по принципу «патрон—клиент». Они имеют коррупционную природу, заключающуюся в приобретении покровительства в обмен на деньги и активы, и могут находиться в тесной связке с прямым криминалом. Наибольшая опасность в целом для политической системы состоит в том, что такие структуры способны переродиться в автономные центры власти в регионах, а впоследствии сформировать «скрытое государство» (феномен, хорошо известный по Турции, где с ним сейчас активно борются, Пакистану и ряду других стран). Сергей Жегло Рейдерство является частью такого патроната. Хозяйственные субъекты, имеющие покровительство силовых структур и региональных администраций (до 80% регионального бизнеса, по нашим данным), используют возможности своих патронов, чтобы захватывать собственность немногих свободных от покровительства компаний или тех, чьи покровители слабее. Такие хозяйственные субъекты могут изначально находиться под контролем криминальных структур. Особой проблемой при этом является прямое препятствование экономическому развитию. Патрон-клиентские структуры, если не находятся в состоянии «войны», стремятся поддерживать баланс сил между собой. Возвышение одних сразу вызывает жесткую ответную реакцию других, так что его стараются не допускать, ограничивая развитие бизнеса собственных клиентов. Применение насилия сразу переносит соперничество во внеэкономическую форму и делает рыночную конкуренцию невозможной. В 2008 году Институт общественного проектирования провел совместно с ЦЕССИ исследование «Природа и структура коррупции в России», в котором коррупция в сегодняшней России интерпретируется не как «взятка за услугу», а как социальный и политический феномен. При этом опасность, провоцируемая недостаточно сильным государством, состоит в том, что оно вынуждено опираться на эти автономные центры власти, по сути, на скрытое государство, поскольку без их использования оно не может сколько-нибудь успешно осуществлять власть на всей территории. Следуя такой интерпретации, приходится признать, что победить коррупцию только «методом посадок» невозможно. Необходимо разрушать сами патрон-клиентские структуры. Для этого государство должно предоставлять независимому бизнесу и его сетям доверия гарантии безопасности собственности, гарантии равного доступа к государственным услугам, гарантии обеспечения рыночной конкуренции и, наконец, гарантии их прав в форме гражданских ассоциаций, интегрированных в публичную политику. В этом идеальном случае у сетей доверия бизнеса отпадет потребность в поиске покровительства. Поправки в Уголовный кодекс, проведенные в прошлом году президентом Медведевым и касающиеся содержания под стражей подозреваемых в хозяйственных преступлениях, чрезвычайно важны и чисто практически, и как указатель направления одного из ударов по патрон-клиентским сетям и рейдерству. Недаром некоторые силовые структуры немедленно откликнулись на принятые поправки изданием собственных инструкций, обходящих обновленный закон. Другой способ разрушения патрон-клиентских структур и вообще силового вмешательства в бизнес связан с существенным изменением политики государства, направленным на рост производственной мощи, о чем будет сказано ниже. Использование гражданской активности Важная тенденция 2010 года — рост общественно-политической активности рядовых граждан России. Здесь и акции протеста в Калининграде, и клип известного рэпера по поводу трагической аварии на Ленинском проспекте в Москве, акции «синих ведерок», Химкинский лес, Кадаши, продолжение эпопеи вокруг строительства небоскреба в Петербурге, жесткое обсуждение нового генплана Москвы, дело Егора Бычкова, протест по поводу убийства болельщика «Спартака» Юрия Волкова прошлым летом и, наконец, взрывной социальный протест после аналогичного убийства Егора Свиридова. Журнал «Эксперт», назвавший человеком 2010 года Нового Гражданина России, писал в редакционной статье: «…практически все эти события либо лишены однозначности, либо недостаточно масштабны… в каждом деле есть свои нюансы и нравственные дилеммы. Тем не менее — в важной для нас трактовке — мы бы выделили дело Егора Бычкова и акции футбольных болельщиков. Именно в этих двух акциях наиболее наглядно проявилось, что выросшая гражданская активность направлена не против государства. Наоборот, люди так или иначе требуют возвращения государства: указывают, что государство не исполняет априори возложенные на него функции, и либо пытаются заместить собой эти функции (как в деле Бычкова), не посягая на государство как таковое, либо активно требуют выполнения этих функций (как в случае с футбольными фанатами)». Вместе с тем гражданское общество не является субъектом политической борьбы и не должно им быть. Институты гражданского общества могут чего-то требовать, просить, проводить экспертизу, но они всегда имеют узкие интересы, которые пытаются реализовать в существующей парадигме. Если гражданские институты выходят за рамки локальных проблем, они перестают быть гражданскими, они становятся политическими институтами. Когда «защитники Химкинского леса», не удовлетворенные повторным анализом маршрута трассы Москва—Петербург, заявляют о продолжении бескомпромиссной борьбы вплоть до политической борьбы с режимом, они, конечно, выходят за рамки гражданской активности. И тем самым, по нашему мнению, своим неуместным радикализмом наносят вред гражданскому движению в России. Почти вся история России, за редким исключением вроде периода преодоления Смуты в 1612 году, связана с сильным государством, будь то периоды территориальной экспансии, экономического развития, выигранных войн, роста благосостояния или периоды стагнации Политические партии: к адекватной повестке Общественная палата РФ в своем отчетном докладе сопоставила общественную повестку дня 2010 года, то есть те события и тенденции, которые в наибольшей степени волновали общество, с повесткой российских политических партий. Оказалось, что партии слабо реагируют на резонансные в общественной жизни события, не анализируют их, предлагают мало решений возникающих проблем, в минимальной степени взаимодействуют с институтами гражданского общества и не актуализируют в соответствии с общественной повесткой работу парламента. От этого возникает ощущение оторванности сферы публичной политики от повседневной жизни людей. Здесь кроется мощный ресурс демократизации социальной жизни. Если политические партии будут активнее взаимодействовать с гражданским обществом, питаться его инициативами и идеями, государственные решения, в том числе законодательные, станут более действенными. Кроме того, такое взаимодействие позитивно отразится на общественной атмосфере, даст чувство большей значимости отдельного гражданина, субъективное ощущение свободы, наконец. Каждой партии — свою долю ответственности Как еще усилить российские политические партии? Следующий тезис был высказан одним из авторов этого доклада: «Оппозиционные партии могли бы получить свою долю ответственности, именно ответственности, а не только права критиковать принимаемые решения. Необходимо, условно говоря, квотирование ответственности. Например, если политическая партия получила на региональных выборах приличное число голосов, то пусть она получит определенное количество должностей (комитетов) в местном парламенте, что, кстати, уже кое-где практикуется. Но пусть она получит и должности в исполнительной власти, тем самым разделив ответственность за состояние дел в регионе с правящей партией. Оппозиционные партии могли бы не только критиковать действующую власть, но и готовить собственные доклады по ключевым проблемам, а местные правительства обязаны были бы на них реагировать. Речь здесь идет о региональной власти, однако в будущем подобные механизмы можно внедрять и на федеральном уровне. Подобная более тесная связь результатов выборов и, если говорить цинично, дележа должностей дала бы активным гражданам альтернативы своего продвижения, освежила бы содержательную политическую борьбу и в конечном счете подняла бы эффективность управления. При этом доминирование ЕР было бы сохранено (конечно, если эта партия будет побеждать на выборах)». Такую практику можно было бы закрепить законодательно. Усиление средств массовой информации Подавляющее большинство российских региональных СМИ принадлежит государственным органам власти. Какая-либо осмысленная, равноправная дискуссия по поводу проблем регионов почти нигде невозможна. В России принято жаловаться на трудности со свободой слова на федеральном уровне. По нашему мнению, эти жалобы несколько преувеличивают трудности федеральных СМИ. Что же касается СМИ региональных, то здесь положение дел зачастую критическое, и начинать модернизацию отрасли надо, скорее, с регионов. Следует законодательно запретить органам власти выступать учредителями средств массовой информации и владеть ими. Президент Медведев вполне определенно высказался по этому поводу в своем послании Федеральному собранию. Как провести такую реформу, не навредив СМИ, не лишив их средств к существованию, сохранив огромное количество районных газет, — эти вопросы являются предметом серьезной дискуссии. Возможно, надо переходить к новой форме управления СМИ — общественной. Форме давно обсуждаемой, но только касательно главных федеральных телевизионных каналов. Начинать надо с малого, с небольших газет или городских ТВ-каналов. Такой режим управления предполагает наличие общественного совета, который назначает главного редактора, директора и контролирует исполнение бюджета. В общественный совет входят авторитетные люди региона. Такая форма управления существует во многих странах Европы, их опыт должен быть изучен и внедрен в России. Дееспособность государства и хозяйство страны Десятилетие бурного экономического роста, которое мы пережили, дало свои плоды — определенный подъем промышленности, огромный рост капитализации российских компаний, усиление финансовой системы, быстрый рост доходов граждан. Однако ресурсы роста такого рода в значительной степени исчерпаны. Кризис, в котором оказалась российская экономика, не привнесен извне, это наш кризис, естественным образом завершивший довольно продолжительную фазу роста. Исчерпанность докризисной экономической модели особенно очевидна в социальной сфере. Средний класс, тот слой, который должен доминировать в развитой стране, который задает стандарты жизни, воспринимая новое, который стабилизирует политическую жизнь, перестал расти. По разным оценкам, его доля не превысила 20–25%. Оказалось, что емкость нашей страны для среднего класса ограничена именно этим уровнем, дальше ему расти просто некуда. Нет надлежащих рабочих мест, современные сектора экономики не растут, нет качественного образования, пространство за пределами мегаполисов и крупных областных центров остается слабо развитым. Наша экономика может дать достойную жизнь только 30 миллионам человек, остальные — лишние. Экономика России не обладает достаточной мощностью, чтобы решать новые политические и социальные задачи. Необходим переход к политике развития производительных сил. Производительные силы страны включают в себя три составляющие. Первая — собственно индустрия. Она должна быть мощной, иметь сложную структуру, обеспечивать удовлетворение большей части внутреннего спроса и, конечно, иметь современное технологическое оснащение. Сегодня нам требуется практически новая индустриализация, или, как иногда говорят, реиндустриализация, чтобы выйти на западный уровень производительности. Нужны, с одной стороны, большие инфраструктурные проекты, такие как развитие транспорта и жилищное строительство, а с другой — увеличение производственного многообразия, которое достигается через поддержку среднего и малого бизнеса. Вторая составляющая — инновационный сектор. Он критически важен и в экономическом отношении (через инновации самого разного свойства можно влиять на мировые тренды, а значит, становиться мировым экономическим игроком), и в социальном (именно этот сектор создает спрос на научные достижения, образование высочайшего уровня, связывает страну интеллектуальными нитями с другими успешными странами, влияет на образ жизни людей, делает его современным). Проект инновационного центра в Сколкове чрезвычайно важен — и как собственно технологический центр, и как политический проект, открывающий новые горизонты. Третья составляющая — широкое распространение по всей территории страны производительных сил. Без этого страна останется неоднородно развитой в экономическом отношении, а значит, и в социальном, и в политическом. Граждане будут по-прежнему иметь неравные возможности для образования, карьеры, досуга и т. п. По сути дела, нужно вводить третье измерение в модель Тилли — производительные силы. Именно производительная мощь страны обеспечивает высокий уровень благосостояния, качество жизни, возможности самореализации людей. Кроме того, все усложняющаяся хозяйственная жизнь требует адекватной тонкости и сложности общественно-политической системы, а значит, в конечном счете развитой демократии. Фактор экономического развития часто становится ключевым для демократизации политического режима. Причем речь идет именно о развитии, об усложнении экономической системы, а не просто об экономическом росте. Большие проекты как политическая задача Почему не запускаются большие экономические проекты? Их запуск — задача не экономическая, а политическая. Сложившиеся структуры влияния и принятия решений видят в больших проектах (не находящихся полностью под их контролем) опасность. Их реализация будет отнимать у них влияние, ресурсы и деньги — просто потому, что к проектам будут подключаться новые игроки, чье влияние в ходе реализации проектов будет возрастать. Такое расширение круга заметных влиятельных участников, по существу, означает демократизацию хозяйственной деятельности. Широкая география подобных проектов могла бы активизировать жизнь в соответствующих регионах, не только экономическую, но и социальную и политическую. Вообще, многим нынешним влиятельным структурам, в том числе частным, не выгоден рост экономики через усложнение ее структур и увеличение многообразия. Простая экономика легче контролируется, в простой экономике крупным частным субъектам удобнее взаимодействовать с государственными институтами в эксклюзивном режиме. При этом социальные проблемы можно по-прежнему решать с помощью экспортного сырьевого сектора. Правда, для этого приходится все больше двигать структуру государственного бюджета в сторону социальных статей, а также увеличивать налоговую нагрузку на хозяйствующих агентов. Политика бюджетного дефицита и национальный капитал Забрезжила опасность возникновения порочного круга, когда необходимость выполнить все возрастающие социальные обязательства заставляет сокращать государственные инвестиции в производственную и финансовую сферу, это тормозит экономический рост, государственный бюджет растет медленно, возможности расширения социальной деятельности сокращаются. Дополнительным фактором торможения экономического роста могут стать растущие налоги на производственный сектор. Разорвать этот втягивающий российское хозяйство в стагнацию порочный круг можно радикально — переходом к политике бюджетного дефицита. Нынешняя политика обязательного достижения сбалансированного бюджета, а лучше бюджета профицитного, уходит корнями в 1990-е, когда катастрофическое состояние бюджетной сферы было нормой, дефицит затыкался внешними заимствованиями, часто обременяемыми политическими требованиями, а попытка создать внутренний рынок государственных займов привела к мощному финансовому кризису 1998 года. В таком историческом контексте можно легко понять опасения властей. Однако против этих опасений стоит бесспорный факт: политика модернизации, политика развития производительных сил при сегодняшней норме накопления в российской экономике 18–20% невозможна. Инвестиционный потенциал должен быть заметно и быстро увеличен. Нынешняя финансовая политика сделать это не позволяет. Отсюда, кстати, всплывает привычный русский вопрос: кто будет платить за модернизацию? Вопрос вполне в духе традиции принуждения. Элементарные расчеты показывают, что аккуратное проведение политики бюджетного дефицита даст значительные дополнительные денежные ресурсы, при этом долговая нагрузка останется приемлемой. Например, дефицит 3% ВВП при экономическом росте 7% в год (что реально, как показал докризисный период) даст за десять лет дополнительно порядка 20 трлн рублей (700 млрд долларов). Одновременно необходима более решительная финансовая политика, имеющая целью доступность кредита. Жесткая финансовая политика стала тормозить развитие. Политика бюджетного дефицита позволит снизить налоги на средний бизнес, а новая финансовая политика, сделав кредит доступнее, уменьшит капитальные затраты. Политическая цель такого перехода — создание сильного национального капитала, который состоял бы не только из сырьевых или полусырьевых, так или иначе контролируемых государством, компаний, но из сотен средних компаний с оборотом от 100 миллионов до нескольких миллиардов долларов (средних — по меркам ведущих стран). Мы подчеркиваем: национального капитала, то есть такого, который не бежит при первой возможности под иностранную юрисдикцию, который воспринимает собственную страну как базу для развития и защиты. Национальный капитал мог бы стать настоящим партнером государству в реализации проектов развития. При этом традиционная для России логика принуждения отступала бы на второй план, что стало бы мощным демократизирующим фактором. Развеем напоследок одно популярное заблуждение. Общим местом стал тезис, что большинство российских предпринимателей хочет уехать из страны из-за невыносимых условий работы — «восемьдесят процентов российских бизнесменов сидят на чемоданах». Большое подробное социологическое исследование, опубликованное недавно в журнале «Эксперт», доказывает, что только пять процентов (!) предпринимателей действительно всерьез хотят эмигрировать. Эта разница: восемьдесят процентов — ходовая публичная цифра и пять процентов — цифра реальная есть наглядный символ тех заблуждений и предрассудков, которые мешают сегодня трезвому анализу российской социальной жизни и поиску действенных решений, подвигающих нас к общественному идеалу. Системы - безсистемные. Стандарты - нестандартные. Пространство неэвклидово - хрен знает чье оно.(с Шаов) |
|
уже в первом абзаце Пользователь: Юля (IP-адрес скрыт) Дата: 19, January, 2011 00:47 у автора проблемы с логикой. ---Оппозиционная деятельность всегда упирается в отрицание, а отрицание — это ничто. отрицание - это анти(разрушение), а ничто - это пустота, отсутсвие. абсолютно разные вещи. А политическая оппозиция - это запасная альтернатива. И независимая критика, взгляд со стороны на власть. при чем тут отрицание? ---- Если я дурное назову дурным, то что я при этом выиграю? вы скажете правду. ----Если же я хорошее назову дурным, то я причиню большой вред. --- вы скажете неправду. вы причините вред только себе - потому что другие вас просто станут считать дураком и лжецом. |
Этот форум в режиме 'только для чтения'.
В онлайне
Гости: 39