Supernovum.ru
Список форумов
Публикации

Разделы

ИСТОЧНИКИ

Будущее

Геополитика

Древний Египет

Кеслер

Лингвистика

Методология

Покровский

Политическая история

Рабочий журнал

Расследования

Современная История

Теоретическая история

Хронология

Будущее      Print

ВПЕРЕД, К ПОБЕДЕ КОММУНИЗМА!

Коллапс сепарационной парадигмы и мир после кризиса

 

А.Б.Никольский, С.А.Чумичёв

 

 

 

1. ВВЕДЕНИЕ: Куда нам дальше плыть?

 

С недавнего времени симптомы того, что в этом мире что-то необратимо и кардинальным образом меняется, становятся не просто различимы, но даже очевидны – и отражаются эти изменения буквально во всем, во всех сферах нашей жизни. Идет решительное качественное переустройство всей организации общества, и осознание данного факта приходит ко все большему числу мыслящих индивидов. Однако, в то же время, далеко не все отдают себе отчет в том, что же конкретно происходит, каковы механизмы, лежащие в основе набирающих обороты процессов, что необходимо делать в сложившейся ситуации – и на какие идеалы, в итоге, имеет смысл ориентироваться, чтобы адекватно встретить стремительно накатывающее на нас Будущее.

Вместе с тем, не менее очевидно, что в условиях цивилизационного фазового перехода, переживаемого нами ныне, наличие у людей правильных ориентиров, аутентичных этому самому Будущему, становится исключительно важным, поскольку в противном случае велик риск, что Будущее никогда не наступит, а вся наша цивилизация свалится в новое средневековье или даже в первобытную дикость.

Именно поэтому авторы поставили перед собой задачу вскрыть самые основания текущего кризиса и попытаться нащупать новый аттрактор, к которому – и только к которому – имеет смысл подталкивать цивилизацию, чтобы она не канула в лету, а продолжила свое развитие. Исторической справедливости ради необходимо отметить, что мы начали глубоко размышлять на предмет смены эпох, или, если сказать точнее, цивилизационных парадигм – то есть систем принципов, определяющих существование цивилизации в глобальном аспекте – в начале нулевых, впервые презентовали концепт «Новой Цивилизационной Парадигмы» в 2003 г. на конференции по проблемам цивилизации, и весной 2004 г. опубликовали в сети развернутую статью «К вопросу о Новой Цивилизационной Парадигме» [1]. Более того, в те годы именно 2008-2009 гг. указывались нами как переломные – и то, что так называемый «мировой финансовый кризис» разразился именно в 2008 г., как нельзя лучше подтвердило нашу правоту.

Сейчас уже многие исследователи и представители современных элит независимо друг от друга делают вывод, что система «человечество» вплотную подошла к постэкономической стадии цивилизационного развития, и кризис является неизбежным моментом перехода к этой стадии. Подобные идеи просматриваются не только в книгах и статьях таких авторов, как В.Иноземцев, А.Бард и Я.Зодерквист, М.Горбачёв, М.Хазин, в смутных прозрениях Г.Павловского, Г.Попова, но сейчас уже и в выступлениях «действующих политиков» – Б.Обамы, Д.Медведева и даже В.Жириновского. Однако, общего «языка» для того, чтобы говорить о постэкономическом будущем, общих ориентиров, идеологий и технологий существования в этом будущем на настоящий момент не выработано.

Поэтому в данной работе мы считаем целесообразным:

1)      показать «анатомию» текущего кризиса, его «структурность»;

2)      продемонстрировать индикаторы, свидетельствующие о том, что нынешний кризис уникален, носит глобальный характер и является ничем иным, как цивилизационным фазовым переходом, «бифуркационным периодом» в истории мировой цивилизации;

3)      обосновать тезис о необходимости принятия человечеством Новой Цивилизационной Парадигмы в отсутствие сколь-либо заслуживающих внимания альтернатив и в контексте коллапса старой, сепарационной парадигмы;

4)      привести ряд примеров отражения Новой Парадигмы в различных отраслях человеческой деятельности (проекций), которые помогли бы лучше увидеть ее контуры;

5)      описать вытекающие из этих контуров новопарадигмальные технологии существования общества в посткризисном мире.

Говоря о Новой Парадигме, мы отдаем себе отчет в том, что она не возникла на пустом месте, но в течение всей истории человечества прорастала отдельными ростками то тут, то там. Ее проекции можно проследить и в эпоху господства старой, отмирающей ныне парадигмы – и даже в первобытном обществе. Однако только сейчас весь комплекс необходимых условий, предпосылок для синергийного объединения этих ростков в единую структуру можно считать окончательно сложившимся – а следовательно, непреодолимых препятствий для перехода всего человечества на Новую Парадигму более не существует. На борьбу же с препятствиями преодолимыми направлена предлагаемая вашему вниманию статья.

 

 

2. АНАТОМИЯ КРИЗИСА

 

Текущий цивилизационный кризис выявляется сразу по ряду направлений, наиболее очевидными из которых являются когнитивный кризис (или кризис познания) и кризис социально-политических систем.

 

2.1. Кризис когнитивных стратегий

Прежде всего, под очень большой вопрос оказалась поставлена способность наук к познанию мира. Простой анализ базовых принципов, на которых построена система современного научного знания, приводит к печальному выводу, что эти принципы глубоко порочны. Один из важнейших признаков нынешнего кризисного состояния научного знания – в том, что в ортодоксальной науке принцип конвенциональности важнее принципа верифицируемости. Вся система научного знания связана круговой порукой ученых-ортодоксов, заменяющих проблему выявления верифицируемой информации негласными обусловленностями и ссылками на работы друг друга. Тогда как для получения реальной информации о мире необходимо, чтобы это знание было верифицируемо, т.е. чтобы каждый интересующийся мог проверить, откуда это знание получено и каким образом.

Не менее важным признаком научного кризиса является то, что в большинстве «классических наук» (физика, химия, биология, география и т.п.) власть единой повествовательной стратегии, парадигмы, «школы», с которой бывает связана, как правило, абсолютизация одних сторон изучаемого предмета и неглектизация других, всё ещё очень и очень сильна, что приводит к тенденциозности и искаженности познавательного процесса. Так как подобный «линейный» подход по определению ограничен, а развитие науки в ХХ веке было весьма стремительным, то к настоящему моменту классическая наука подошла к своему верхнему пределу, или, образно говоря, вычерпала с концами то «месторождение знаний», которое в силу своей ограниченности только и могла вычерпать. Больше открывать ей нечего.

Самые общие, фундаментальные законы Вселенной изучает физика. В.Свиридов в журнале «Компьютерра» за октябрь 2001 г. приводит такие данные [2]:

 

«...начиная с 1970-х годов доля физиков среди ученых падает. Например, в 93-м в Великобритании насчитывалось 12 тысяч физиков, геологов и метеорологов вместе взятых, а биологов – 50 тысяч. 93-й – это вообще символический рубеж: конгресс США отказался продолжить финансирование сверхпроводящего суперколлайдера – нового гигантского ускорителя частиц. Проект "Геном человека", цели которого величественны, но все же не столь фундаментальны, в деньгах отказа не знал.

С тех же 70-х годов внутри самой физики уменьшается доля фундаментальных исследований. Сейчас они в основном сосредоточены в двух узких секторах: физика элементарных частиц и космология. В других науках о природе (кроме астрономии) ситуация похожая: объем, значимость и отдача фундаментальных исследований монотонно убывают. <...>

Какие принципиально новые научные дисциплины сложились в XX веке? Экология, синергетика, информатика... В отличие от классических наук, эти делают ставку не на анализ, расчленение сложного мира на элементарные кубики, а на синтез. <…>

Классические же отрасли науки все быстрее превращаются из чистого знания в ремесло. Так, бум в биологии связан не столько с ожидающими своего решения принципиальными вопросами, сколько с необходимостью практического освоения уже полученных фундаментальных результатов».

 

Весьма показательно в этом отношении заявление организаторов Нобелевской Конференции 1989 г., озаглавленной вполне откровенно – «Конец Науки». В нем, в частности, говорилось:

 

«Поскольку мы занимаемся изучением мира сегодня, нас не покидает все более острое ощущение того, что мы подошли к концу науки, что наука, как некая универсальная объективная разновидность человеческой деятельности завершилась <…> Если наука не претендует на изучение внеисторических универсальных законов, а признает себя социальной, временной и локальной, то не существует способа говорить о чем-то реальном, лежащем вне науки, о чем-то таком, что наука лишь отражает».

 

Сейчас, спустя почти 20 лет после этого важного признания, можно со всей полнотой уверенности констатировать, что наука в том виде, в каком она существовала на протяжении последних четырех веков, действительно кончилась. Постмодернизм попытался влить свежую кровь в ее поизносившиеся сосуды, показать, что абсолютизация той или иной научной парадигмы ни на чем не основана и не приводит ни к чему хорошему, «...постмодернистская мысль пришла к заключению, что все, принимаемое за действительность, на самом деле есть ничто иное, как представление о ней, зависящее к тому же от точки зрения, которую выбирает наблюдатель и смена которой ведет к кардинальному изменению самого представления» [3], однако классические научные дисциплины оказались не готовы к этому «мультиперспективизму», комфортная узость мышления оказалась им более впору. Классическая наука окончательно превратилась в инженерию, способ решения сиюминутных проблем, ремесло и даже в бизнес.

 

2.2. Кризис социально-политических систем

Когнитивный кризис – только одна сторона медали. К настоящему моменту очень ярко проявился также и кризис современного состояния социально-политических систем, который каждый из нас может наблюдать, просто следя за информацией о текущих событиях в мире или за историей недавнего прошлого.

XX век ознаменовался крахом всех глобальных исторических теорий и, соответственно, крахом всех попыток подвести научную базу под использование исторической информации в социально-политической практике – от политологического прогнозирования до переустроения мира на основе «единственно верного учения».

В конце концов, нарушение взаимосогласованности человека и окружающей среды, явившееся неизбежным следствием победы принципа «разделяй и властвуй», победы приоритета интересов отдельных личностей и групп перед интересами всего человечества, привело к неконтролируемому нарастанию процессов медленного самоуничтожения цивилизации.

Эти тенденции к настоящему времени приобрели уже фактически катастрофический характер и угрожают выживанию человечества. Именно поэтому возникает насущная необходимость в Новой Цивилизационной Парадигме, которая смогла бы обеспечить прекращение дальнейшего развала и ввести человечество в устойчивое равновесие с окружающей средой. Мы должны снова стать единым социальным организмом на новых, по-видимому, сетевых принципах – и четко осознать, что одна, меньшая часть человечества, выжить за счет другой – большей ее части – не сможет. Потеря управления грозит гибелью всей цивилизации.

При этом, глубокое изменение самого человека является единственным залогом успешного глубокого изменения социальных институтов, которое, в свою очередь, будет стимулировать дальнейшее изменение человека.

Наметившиеся в определенных кругах интеллектуалов некоторое время назад тенденции к эмансипации личности и деконструкции дискурса Власти, сводящего роль человека в обществе к роли функциональной детали-винтика экономических структур, таким образом, должны рассматриваться как наиболее позитивные симптомы социально-политического кризиса, которые, вкупе с разрушением навязанных Властью стереотипов и мифов, вполне возможно, приведут к тому, что принцип «разделяй и властвуй» сдаст свои позиции довольно скоро.

 

2.3. Системный характер кризиса

Говоря о глобальном цивилизационном кризисе, необходимо понимать, что в условиях, когда под вопросом оказываются такие базовые для существования цивилизации вещи, как познавательная деятельность и структура общественных отношений (без первого мы были бы овощами, а без второго – даже не овощами на грядке, но разрозненными, атомизированными дикарями вроде «снежного человека»), вся система «человечество» попадает в ситуацию хаотизации и поиска пути дальнейшего развития, поиска нового аттрактора. Для общества в глобальном аспекте такими аттракторами являются цивилизационные парадигмы – комплексы ключевых установок общественной жизни, управляющие действиями людей и их сообществ как на уровне идеологическом, так и на уровне повседневных технологий. В связи с этим, констатировав кризис в базовых – познавательной и социально-политической – сферах, мы должны признать, что свидетельствовать они могут лишь о наличии серьезных предпосылок именно для парадигмального сдвига. Другими словами, речь идет об исчерпанности цивилизационной парадигмы, господствовавшей в мире до настоящего момента – и проявляться эта исчерпанность должна практически во всех сферах жизни социума и его отдельных составляющих – индивидов.

Сегодня все больше и больше специалистов – социологов, философов, историков – склоняется к трехступенчатой модели развития общества во времени. Сначала имел место «традиционный» этап – сюда попадает и так называемый первобытно-общинный строй, и феодализм, и рабовладение – мировосприятие у людей во все эти эпохи было основано на одних и тех же ценностных базисах, а все социально-экономические вариации оставались не более, чем вариациями. Главными ценностями традиционного этапа были ценности трансцендентные, то есть то, что составляет фундамент любой религии. Мерилом всего был Бог. Соответственно, и власть была как бы от Бога – и эта божественная власть олицетворяет собой всю эпоху.

Второй этап – Новое и Новейшее время. Начинается оно ориентировочно с периода Реформации в Европе, с возникновения и усиления протестантизма – прагматичного варианта христианства, в русле которого, по Максу Веберу [4], зародился капитализм – а вместе с ним и политика в том виде, в каком мы знаем ее сейчас. Это время с полным на то основанием можно назвать «сепарационным» периодом, поскольку главная установка эпохи – «разделяй и властвуй», а основная ценность – материальные блага, их производство, – с чем напрямую связан такой сепарационный по сути своей процесс, как отчуждение. Эти ценности обращены на человека, человек должен работать и обеспечивать преумножение материальных благ. Символ эпохи – деньги – новое мерило всего.

Наконец, третий этап, о скором наступлении которого говорят многие ученые (см. обзор в [5]). Мы сейчас живем на сломе сепарационной эпохи – и тому есть ряд признаков, о которых ниже будет сказано подробно. Здесь необходимо подчеркнуть, что точно так же, как в основе предыдущих двух этапов лежала некая совокупность ценностных ориентиров и принципов общественного устройства, моделей мышления и поведения – то есть то, что мы могли бы назвать «цивилизационной парадигмой», – так и в основе третьего этапа должна лежать некая организационная матрица, с той лишь разницей, что она обязана быть закономерно сложнее предыдущих. И свидетелями «вызревания» такой матрицы мы все на сегодняшний день являемся.

В начале прошлого века Н.А.Морозов сформулировал принцип непрерывной преемственности человеческой культуры [6], который позднее был развит Г.М.Герасимовым [7], предложившим логически непротиворечивую картину исторического развития человеческой цивилизации от гомеостатических сообществ, ведущих натуральное хозяйство, к общепланетному образованию имперского типа – системе управления, позволившей освоить все пригодные для обитания места планеты, и ее последующему неизбежному распаду. С этой точки зрения переход от гомеостаза к системе с одним управляющим центром представляется вполне закономерным и даже неизбежным. Также неизбежным приходится признать и последующий этап – сепарационный. Т.е. развитие человечества через имперскую стадию к сепарационной было глубоко оправданным и закономерным.

Это был первый парадигмальный сдвиг, затронувший всю земную цивилизацию. Имперская парадигма закончилась в силу того, что, во-первых, мир был охвачен, заселен – по крайней мере, те земли, которые позволял охватить технический уровень эпохи, а во-вторых, оказалось невозможным управлять по-старому: экспансионировать было дальше некуда, а имперские механизмы были не предназначены для управления таким огромным жизненным пространством, при условии, что неосвоенных земель на планете фактически не осталось. Т.е. освоили земель больше, чем можно было удержать под управлением при тогдашнем уровне техники и коммуникаций.

Вообще новая парадигма – это то, что социально прогрессивно на каком-то этапе. На этапе исчерпанности имперской стадии новой парадигмой общественного развития стала стадия сепарационная.

Имперская экспансия продолжалась по инерции, а в центре Империи, в Европе, уже набирали силу развальные реформационные тенденции.

Разыгрывание сепарационных сценариев, приведшее к потере управляемости общепланетного социального организма, знаменовало собой переход человеческого общества к определенной форме хаотического состояния. В самом деле, парадигма, в которой имеет место приоритет личностных и групповых (всякого рода – государственных, национальных, сословных, партийных и пр.) интересов над интересами человечества в целом, способна, казалось бы, привести человеческую цивилизацию к самоуничтожению, ибо в этой парадигме отсутствуют хоть сколько-нибудь эффективные механизмы сдерживания неумеренных аппетитов отдельных личностей и групп.

Однако, как известно из синергетики, хаотическая стадия является имманентным свойством любого развития и необходимым этапом перехода к будущему порядку. Будем объективны – именно сепарационной парадигме мы обязаны такими явлениями, как научно-технический прогресс и многие сотни шедевров литературы и искусства. Другое дело, что бесконтрольное, ничем не сдерживаемое прохождение человечества по сепарационному этапу привело его неминуемо в точку бифуркации, на грань серьезнейшего системного кризиса, грозящего самоуничтожением цивилизации, когда необходимо сделать единственно правильный выбор – либо погибнуть.

Тут интересно отметить, что сепарационный характер этих процессов устраивал далеко не всех его участников на протяжении последних четрырех сотен лет (примерно столько или чуть больше торжествует соответствующая парадигма). За это время было предпринято несколько весьма существенных попыток восстановить Империю, сиречь систему управления Ойкуменой с одним центром. Это британская и испанская империи, империи Габсбургов и Екатерины II Романовой, Бонапарта и Бисмарка, Гитлера и Сталина. И ни одна из этих попыток не достигла своей цели. Все они – до единой! – закончились провалом, полным поражением претендентов на имперское наследство. И объективную закономерность этих исходов следует также беспристрастно зафиксировать.

Следует честно и адекватно отдать себе отчет в том, что провалы всех попыток возрождения Империи явились объективным залогом прогресса. Накопленный за время имперской стадии развития цивилизации созидательный потенциал мог в полной мере реализоваться только на фоне развала всех стабильных управленческих общепланетных структур, цементирующих мироздание и сковывающих свободное развитие личностных и групповых потенциалов. Сепарационная парадигма обеспечила эмансипацию этих потенциалов, благодаря чему и последовал взрыв науки и культуры.

Диалектика социального развития заключается, однако, в том, что научно-культурный прорыв был обеспечен за счет развала имперского управленческого механизма, который не только цементировал человечество в единый социальный организм, но и гарантировал необходимую стабильность взаимоотношений человечества и породившей его природной среды, их, если угодно, гомеостаз. Нарушение этой взаимосогласованности, явившееся неизбежным следствием победы сепарационных тенденций, победы приоритета интересов отдельных личностей и групп перед интересами всего человечества, привело к неконтролируемому нарастанию процессов медленного самоуничтожения цивилизации.

Эти тенденции к настоящему времени приобрели уже фактически катастрофический характер и угрожают выживанию человечества. На повестке дня в числе важнейших социальных проблем – переход к Новой Цивилизационной Парадигме, которая смогла бы обеспечить прекращение дальнейшего развала и ввести человечество в устойчивое равновесие с окружающей средой. Мы должны снова стать единым социальным организмом – но уже на новых, не имперских, но, по-видимому, сетевых принципах – и четко осознать, что одна, меньшая часть человечества, выжить за счет другой – большей ее части – не сможет. Потеря управления грозит гибелью всей цивилизации.

 

2.4. «Мировой финансовый кризис» как «горячая» фаза цивилизационного кризиса

Когда мы обнародовали наш первый доклад о Новой Цивилизационной Парадигме в 2003 году, а потом готовили расширенную его версию для интернет-публикации, мы рассуждали именно о системном, междисциплинарном и общецивилизационном характере кризиса и, разумеется, не будучи ни финансистами, ни даже вообще экономистами, не могли представить себе, что его «горячая», видимая уже абсолютно для всех фаза начнется именно в финансовом секторе, откуда распространится на всю современную экономическую систему.

Впрочем, не можем не признать более чем логичным, что коллапс сепарационной парадигмы начался именно с ее самого ударного, козырного сектора – с так называемой рыночной экономики.

 

 

3. КОЛЛАПС СЕПАРАЦИОННОЙ ПАРАДИГМЫ

 

3.1. Имманентные свойства сепарационной парадигмы

Сепарационная парадигма характеризуется целым букетом следующих «замечательных» имманентных свойств:

·        принцип «разделяй и властвуй» как главный управленческий инструмент (управлять проще и удобнее путём сепарирования управляемой массы по разнообразным, часто искусственно образованным стратам – классам, нациям, религиозным конфессиям, политическим партиям, профессиональным союзам, гильдиям и т.п.);

·        принцип так называемой свободной конкуренции, в соответствии с которым личного успеха возможно достичь только облапошив конкурента (причём чем сильнее и чем больше конкурентов ты облапошил, тем большего успеха достиг);

·        непосредственно вытекающий из принципа свободной конкуренции нравственный императив «человек человеку волк»;

·        непосредственно вытекающий оттуда же обман как основной инструмент реальной политики – как внутренней, так и внешней (наибольшего успеха достигает тот политик, который ловчее обманывает свой народ, и то государство, которое ловчее обманывает другие государства);

·        практически вся современная «наука» – во всяком случае гуманитаристика – построена на насаждении мифов под видом знаний;

·        приоритет текущих интересов над перспективными («после нас хоть потоп»);

·        «общество потребления»: приоритет материальных потребностей над духовными («думай меньше – потребляй больше»).

 

3.2. Кризис как коллапс

Неправильно думать, что все вышеперечисленные принципы-свойства были присущи человеку как социальному животному изначально и воспроизводились в любых создаваемых им социальных структурах. Были времена, когда господствовала совершенно иная парадигма, в основе которой лежали совершенно иные ценности и принципы. Сепарационная же парадигма, как подчеркивалось выше, утвердились в наиболее передовых странах мира – и, соответственно, в международных отношениях – в результате социальной революции, ознаменовавшей наступление Нового времени.

И вот теперь становится практически очевидным, что то, что все мы вслед за политиками и журналистами привычно уже называем «мировым финансовым кризисом», на самом деле не просто кризис, и даже не депрессия, а самый настоящий коллапс. И не только финансовых систем отдельных государств, и даже не только их экономик. Наступает коллапс, сиречь полное и окончательное крушение всей экономической системы капитализма. А вместе с ней можно, наконец, говорить и об окончательном крушении того периода в развитии цивилизации, в основе исторической динамики которого лежала сепарационная парадигма.

Именно в этом – в исчерпанности сепарационной парадигмы – главный смысл происходящего. В достижении верхушки не только финансовой, долларовой, но и вообще потребительской пирамиды. В исчерпании возможностей наращивать потребление, не наращивая созидание. В исчерпании доверия масс в возможность оплачивать текущие потребности за счёт всякого рода фьючерсов. И так далее. То есть это никоим образом не ресурсный кризис. И не финансовый кризис. Это – кризис доверия в то, что «потреблятская» пирамида может раскручиваться дальше.

Интересно, что данный кризис сопровождается ещё и глобальным сдвигом в головах. Ведь дисбаланс между производством и потреблением можно убрать не только тупым наращиванием производства (и расширением рынков), но и снижением потребления. Народ в так называемых «развитых странах» за несколько последних десятилетий приучили потреблять целую кучу абсолютно ему реально не нужных товаров и услуг. Отказаться от всего этого (например, менять тачку раз в год или обустраивать жилище в японском стиле, иметь 50 сумочек и 200 пар обуви) – вопрос чистой психологии. И тогда очень быстро выяснится, что ресурсов планеты для нормальной жизни населяющих её людей хватит ещё очень и очень надолго.

В какой-то момент цивилизация сумела придумать, как можно пожить припеваючи в долг у Будущего и в течение достаточно длительного времени так и жила («Après nous le déluge» как один из краеугольных принципов сепарационной парадигмы). А это неправильно. И вот Будущее пришло и дало нам по башке. И в ней таки произошёл сдвиг. В направлении понимания того, что «сколько потопал, столько и полопал». И это правильно.

Говорят, что экономика схлопывается. Дефляционная спираль там, то, сё. Так и хорошо! И пусть схлопывается. Туда ей и дорога. Зачем нужна экономика, производящая «ножницы для стрижки волос в носу» и «компьютер продвинутого геймера»?! Грядёт постэкономическая стадия цивилизационного развития. Понятия «рынки», «конкуренция», самоё «деньги» утратят смысл стремительнее, чем можно себе вообразить.

Кстати говоря, схлопывание экономики – не есть что-то невиданное. Только за последние 100 лет Россия переживала это дважды. Причём последний раз – на памяти нынешнего поколения. И жизнь в общем-то на этом не заканчивалась – ни в 1918-м, ни в 1992-м. Просто теперешнее схлопывание, очевидно, будет (а) глобальным (т.е. общемировым), (б) окончательным. Возрождения экономических отношений после такого схлопывания уже не будет.

На каком-то этапе неизбежно включатся саморегулирующиеся процессы. Например, такие, которые парой штрихов обрисовал Владимир Голышев [8]:

 

«Очевидно, что кризис кардинально изменит экономический и политический порядок в мире. Наши смешные руководители – большие любители порассуждать о "многополярности": якобы раньше миром "правила" одна Америка, а теперь у нее появится несколько "соправителей" (главный из которых, конечно же, "Россия, поднявшаяся с колен"!).

Не надо принимать близко к сердцу эту ерунду. На самом деле миром последние десятилетия правил проект глобализации. И начавшийся кризис означает его оглушительный провал. Вместо "вертикали" (или любезного сердцу россиян пучка "вертикалей") будет сеть. Все вопросы будут решаться на местах. На местах мы будем выживать. Сначала поодиночке. Потом научимся кооперироваться. На местах возникнут новый тип экономических отношений, а в последствии и новое политическое устройство, соответствующее реальным интересам закаленных кризисом людей».

 

Схлопнется только реально ненужное. Ну, на первых порах до кучи, конечно, и что-нибудь нужное тоже – кризис всё-таки. Но нужное – то, что обеспечивает реальные жизненные потребности, – очень быстро восстановится.

Дотации же (в которых кое-кто видит панацею) – это способ продлить агонию, не более того. Попытка ещё чуть-чуть поднадстроить пирамиду. А она всё равно рухнет. Поэтому старое, денежное, мышление нужно смело выбрасывать на цивилизационную помойку. Деньги как инструмент рынка стремительно теряют свою функцию. Фьючерсные деньги уже просто не работают. Совсем. Текущие ещё как-то функционируют, но больше по привычке. Но скоро и они перестанут. Деньги – мусор. В схлопывающейся экономике совершенно неработающий инструмент. А в постэкономике – тем более. В постэкономике их не будет.

Поясним эту рискованную мысль чуть подробнее.

Оговоримся только еще раз, что мы не экономисты и рассуждаем, исходя из общефилософских соображений и опыта. Более того, нам кажется, что большинству экономистов именно их профессиональная зашоренность мешает увидеть суть происходящего (хотя и среди них есть приятные исключения). Так вот, если подходить философски и этически, ключевым понятием, через которое нужно объяснять (и можно объяснить) природу кризиса, является доверие. Причиной кризиса является массовая – а в перспективе всеобщая – утрата доверия к финансовым инструментам современной экономической системы капитализма.

В самом деле, на чём основана работа любых финансовых инструментов, начиная с самого привычного из них – денег? С уверенности каждого их обладателя, каждого контрагента на рынке – продавца/покупателя товаров, оказателя/получателя услуг и т.д. – в том, что имеющуюся у него условную ценность – деньги – он всегда и везде свободно может поменять на ценность вполне реальную – товар или услугу. Это доверие – и только оно! – и придаёт какую-либо ценность деньгам (и прочим финансовым инструментам). Если бы эта уверенность исчезла, рынок как система отношений между людьми просто перестал бы работать.

Именно это сейчас и происходит.

Для наглядности напомним историю с пресловутой пирамидой «МММ». Тогдашняя ситуация потрясающе точно смоделировала то, что происходит сегодня с мировой финансовой системой. Мавроди тогда навыпускал «акций», не обеспеченных ничем, кроме доверия вкладчиков – их веры в то, что они всегда смогут продать эти бумажки по объявленной и непрерывно растущей цене. Наличие некоторого количества оборотных средств, благодаря которым Мавроди до определённого момента исправно выкупал «акции» по объявленным ценам, позволило ему вовлечь в доверие к своему предприятию изрядное число людей – и пирамида довольно долго росла. Но в один прекрасный момент номинальная сумма выпущенных «активов» превысила реальное количество собранных денег, а процесс вовлечения новых «лохов» приостановился – и Мавроди объявил дефолт. И тут же запустил новую пирамиду – с нуля! Бия себя пяткой в грудь, доказывая, что происшедший обвал – это козни врагов и что теперь-то всё будет по-честному, теперь-то дружные ряды «не халявщиков, а партнёров» пойдут, наконец, к богатству и процветанию…

Первая пирамида «МММ» продержалась где-то полгода. Вторая – едва месяц. Третья (после обрушения второй пирамиды он не погнушался попробовать запустить и третью) и вовсе почти ни на сколько не поднялась. А потом... Потом Сергей Мавроди побежал баллотироваться в Государственную Думу, дабы избежать уголовного преследования со стороны внезапно проснувшейся прокуратуры.

Переживаемая ныне ситуация абсолютно аналогична. С одним, впрочем (помимо несравнимо большей маштабности), существеннейшим отличием.

Суть нынешней глобальной пирамиды в том, что она не чисто спекулятивно-финансовая, а «потреблятская». Людей долгие годы втягивали во все более обильное и все более разнообразное потребление, размер (а лучше сказать размах) которого не был обеспечен адекватным количеством вложенных ресурсов, а был вместо этого «гарантирован» неимоверным числом так называемых финансовых инструментов – выданных кредитов, напечатанных денег, деривативов, фьючерсов и т.п.

И вот теперь – год назад – обрушилась именно эта пирамида! Обрушилась точно так же, как в ситуации, смоделированной Мавроди. Мы сейчас находимся в состоянии после первого обрушения. Нам говорят: да, ребята, произошла довольно крупная неприятность, пришлось обанкротить несколько известных банков и даже производств, но во всем виноваты всего несколько негодяев, и большинство из них от осознания содеянного уже повыбрасывались из окон, а остальные сели пожизненно в тюрьму и осознают уже там, зато теперь благодаря доблестным усилиям правительств и их заботе о привыкшем потреблять народе жизнь потихоньку налаживается; да, кой-кому пришлось снизить зарплаты, а кой-кто даже остался без работы, но в целом всё хорошо, прекрасная маркиза, мы сейчас поднапечатаем побольше денюшек – и вы сможете потреблять дальше, не так от пуза, как вы уже было привыкли, но в целом на вполне даже пристойном для цивилизованного человека уровне.

Так вот, вся эта иезуитская логика основана на одном-единственном расчёте: на том, что люди ей поверят и снова начнут послушно взбираться на «потреблятский» Олимп.

Расчёт напрасный. Единожды солгавши – кто тебе поверит? Простая, не иезуитская логика плюс модельный опыт Мавроди говорят о том, что после второго обвала строителям пирамид не верит уже практически никто. Во всяком случае число доверчивых быстро стремится к нулю после каждого следующего обвала.

Так что если даже предположить, что и после второго обвала (а он воспоследует неминуемо) ценой неимоверных эквилибристических и престидижитаторских усилий государств и правительств опять удастся какое-то количество людей на какое-то время убедить, что самое страшное позади, что контроль над ситуацией восстановлен, что достигнуто «дно кризиса» и дальше падать некуда, уровень доверия к финансово-экономической системе капитализма, ее системным, базовым принципам и рабочим инструментам снизится уже порядково. И после каждого следующего обвала будет продолжать скачкообразно снижаться. Возникнет эффект положительной обратной связи: чем менее эффективно будут работать финансовые инструменты, тем меньше люди будут доверять им; а чем меньше люди будут доверять им, тем менее эффективными, менее работающими они будут становиться.

Кризис доверия – очень страшная штука. В конце концов ситуация неизбежно войдет в штопор, когда люди перестанут верить в любые финансовые инструменты и, соответственно, все они – не только фьючерсы, деривативы, кредиты и т.п., но и старые добрые обыкновенные деньги (которые на самом деле уже давным-давно не старые, не добрые и не обыкновенные) – перестанут выполнять свои функции и превратятся в пустые бумажки (и столь же пустые, ничего не значащие записи на электронных счетах). И восстановить это доверие на какой-либо промежуточной стадии – когда перестанет работать не всё, а останется хоть что-нибудь работающее – не удастся. Просто нечем будет его восстанавливать: моральным банкротам (а капитализм именно морально полностью обанкротился) доверия нет. Поэтому всю систему экономических (или постэкономических?) взаимоотношений между людьми – рынок ли, что-то другое ли – придется выстраивать с полного, с абсолютного нуля.

Иначе говоря, человечество уперлось в очередной цивилизационный тупик, выйти из которого посредством косметического ремонта обветшавшего здания старой парадигмы невозможно, а придется менять самый фундамент, т.е. переходить к Новой Парадигме, основанной на новых принципах социального мироустройства.

Почему мы столь уверенно об этом говорим? Ведь одного наличия кризиса имеющихся экономических и политических систем явно недостаточно, для того чтобы судить о неизбежности перехода к Новой Парадигме. Необходимы признаки или, иначе, индикаторы того, что кризис действительно имеет тенденцию диалектически разрешиться посредством рождения принципиально нового качественного состояния цивилизации (естественно, при определенных усилиях со стороны человечества).

И такие признаки есть. Нами были выявлены несколько независимых друг от друга групп индикаторов, свидетельствующих о том, что наша цивилизация уже вступила в стадию фазового перехода.

 

 

4. ИНДИКАТОРЫ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ФАЗОВОГО ПЕРЕХОДА

 

4.1. Ситуация постмодерна

Первая группа индикаторов связана с так называемой ситуацией постмодерна, который:

·        осуществил реальную деконструкцию ценностного базиса завершающейся эпохи;

·        породил девятый вал информационного потопа, который, в свою очередь, привел к эффекту креативного абсурда;

·        дал начало феномену нового гуманитарного мышления.

 

4.1.1. Деконструкция ценностей

Постмодерн ознаменовал собой финальную стадию сепарационной эпохи, став ее предельным выражением через отрицание метанарраций Нового времени, выразив стремление к смягчению оппозиций, размытию искусственно, текстуально созданных и оттого ложных дихотомий, к борьбе с агрессивностью, проистекающей в своих основаниях из этих дихотомий, и вообще к отказу от всяких априорных оснований, ибо любое основание подразумевает наличие «того» и «этого», субъекта и объекта, некоторой системы отсчета – и чего–то внеположного по отношению к ней. Означенное стремление первый теоретик постмодернизма Лесли Фидлер назвал «засыпанием рвов и пересечением границ» [9].

В пределе, переворачивание ценностей с ног на голову, засыпание рвов, пересечение границ приводят к тому, что сама дихотомия «ценное – неценное» перестает существовать, все становится и ценным, и неценным одновременно, а выросшее из протестантизма расхожее мнение «Все имеет свою цену» странным образом смыкается с присказкой маргиналов «Весь мир – дерьмо» и с известной фрейдистской трактовкой золота как символа экскрементов.

 

«Неуправляемая сложность многообразия сломала все ранее существовавшие инструменты регулирования и породила хаос. В интеллектуальной сфере это проявилось в размывании рамок и границ, в одночасье потерявших значимость. Все, что изначально казалось простым и ясным, постепенно обрело сложные очертания, стало громоздким, нечетким и сомнительным. Рамки и границы модных научных направлений, подобных кибернетике, экологии, исследованиям сложности, хаоса быстро размываются лавинами публикаций, быстро нарастает какофония смыслов. Наука стала необыкновенно сложной, большой и мутной рекой, напоминающей клоаку. <> В отличие от классических текстов, в которых автор уверен, что "знает правду" и, прокладывая пути для своего мнения, критикует и предает анафеме веры других, тексты постмодерна не столь интенциональны, часто они кажутся беспредметными, ибо выражают "эпистемо-логическую неуверенность" человека, не знающего, на что можно опереться"» [10].

 

Таким образом, ситуация постмодерна – это базовый индикатор, отражающий ценностный кризис: традиционные ценности деконструированы, новые ценностные ориентиры еще не выработаны. А раз это так, то у Новой Парадигмы не может быть каких либо «объективных», «прочных», внеположных по отношению к ней оснований, она может опираться только на эту «эпистемологическую неуверенность человека, не знающего, на что можно опереться» – ведь кроме неуверенности ничего не осталось.

Постмодерн открыл, что нет «незнания» или «знания», дихотомия эта достаточно условна, и говорить приходится о своего рода конгломерате их, «знании-незнании», каковой только и пригоден к практическому употреблению. Так как знание относительно, не имеет смысла рассуждать о неких «абсолютных истинах» и отталкиваться от априорных оснований. Иначе говоря, постмодерн стал четким водоразделом между двумя принципиально разными типами познания. Старый Порядок или Старую Парадигму познания можно выразить краткой формулой: держаться за «знание», в познавательной деятельности исходить из того, что уже известно. Новой Парадигме соответствует другая формула: «знание» остается за горизонтом; познавательная деятельность представляет собой дрейф в открытом бурном море «незнания», когда не на что положиться, кроме как на собственный разум и сноровку. Еще короче: Новая Парадигма – это Новый Беспорядок, в котором не на что опереться, кроме собственного разума.

В данном контексте мы должны признать вполне обнадеживающим следующее высказывание исследователя постмодернизма, доктора философских наук Н.С.Автономовой [11]:

 

«Лишившись гарантий и априорных критериев, философия, однако, заявила о себе как конструктивная сила, непосредственно участвующая в формировании новых культурных объектов, новых отношений между различными областями духовной и практической деятельности. Ее новая роль не может быть понята до конца, пока не пережит до конца этот опыт. Нерешенным, но крайне существенным для ее судьбы остается вопрос: можем ли мы оспорить, проблематизировать разум иначе как в формах самого разума? Можем ли мы жертвовать развитой, концептуально проработанной мыслью ради зыбкой, лишь стремящейся родиться мысли – без образов и понятий? В любом случае перед нами простирается важная область приложения умственных усилий: спектр шансов открытого разума».

 

4.1.2. Информационный потоп

Все более очевидным и проявленным в наши дни становится такой феномен: для создания новой информации сегодня требуется минимум усилий. В прежние времена мало было придумать что-то новое – надо было ещё затратить усилия, чтобы созданная информация оказалась доступной для восприятия другими: записать, причём разборчиво; донести до издателя, убедив его в том, что данный креатив достоин иметь читателей; растиражировать в необходимом количестве и распространить.

И это только для «простейшего» случая: когда новая информация извлекается непосредственно из головы и жизненного опыта автора. Говоря же, к примеру, о научной работе, приходится учитывать и необходимость предварительной переработки немалых массивов исходной информации, прежде чем на её основе будет сгенерирована информация принципиально новая. Т.е. необходимой частью исследовательской работы было: сидение в библиотеке; чтение большого количества ранее написанных текстов (книг, рукописей, газет/журналов, рефератов/диссертаций, бюллетеней/препринтов и т.п.); выписывание от руки длинных цитат; их последующее переписывание в собственную работу…

Наличие всех этих организационно-технических ограничений гарантировало ситуацию, когда количество авторов – создателей новой информации – было на порядки меньшим количества читателей, эту информацию потреблявших.

С развитием компьютеризации и особенно Интернета ситуация принципиально изменилась. Креативность теперь не требует практически никаких оргтехнических усилий. Творческая мысль мгновенно перерабатывается в текст, который тут же выкладывается на web и становится доступен потенциальному читателю сразу после написания. Если же для креативности потребна какая-либо исходная информация, она находится в том же Интернете в течение нескольких минут работы с поисковиком, а дальше – copy&paste – и требуемая исходная информация надёжно вставлена в создаваемый креатив.

Такая ситуация постепенно привела к вызреванию важнейшего цивилизационного феномена. Количество авторов, т.е. людей, создающих тексты, от количества читателей, т.е. людей, эти тексты предположительно читающих, отличается непринципиально.

Отсюда важнейшее следствие: ураганный рост числа текстов, которые никто никогда не прочитает или которые прочитают 1–2 человека. А ведь среди тех текстов, которые никто никогда не прочитает, вполне могут быть (и даже наверняка есть) шедевры!..

Другое следствие: потребительское отношение к текстам. Т.е. тексты теперь в основном читают не читатели, а другие писатели, причём читают выборочно – те фрагменты, которые могут пригодиться для копирования в их собственные тексты.

Вот это и есть тот самый информационный потоп, о котором мы выше уже упомянули и который захватывает не только собственно тексты, но практически все источники информации.

Интуитивно ясно, что экстраполировать обозначенные выше тенденции в сколь-нибудь отдалённое будущее нельзя. В самом деле, креативный зуд заставляет человека стать автором тогда, когда у него есть надежда на то, что его текст найдёт своего читателя. Ситуация же, когда авторы – ВСЕ, а читателей совсем нет (или когда читателями поневоле являются всё те же авторы в поисках необходимой исходной информации для своих креативов), – абсурдна.

Таким образом, нам не остаётся ничего иного, кроме как квалифицировать развивающуюся на наших глазах ситуацию информационного потопа как ещё один независимый и чёткий индикатор происходящего прямо сейчас цивилизационного фазового перехода.

И разрешиться ситуация креативного абсурда может только через рождение какого-то принципиально нового качества информационной структуры будущего общества – качества, которое пока трудно разглядеть и в лучшем случае можно только предчувствовать.

 

4.1.3. Новое гуманитарное мышление

Выше мы уже говорили о кризисе научного – и в том числе гуманитарного – знания и о том, что этот кризис носит системный характер. В этой связи чрезвычайно симптоматичным обстоятельством оказывается то, что наличие такого кризиса начинает очень ярко осознаваться самими гуманитариями – что называется «изнутри».

В качестве одного из наиболее «сочных» примеров приведем книгу М.Ф.Румянцевой, зав. кафедрой источниковедения и вспомогательных исторических дисциплин РГГУ, «Теория истории» [12] (рекомендованную, к слову, Учебно-методическим объединением вузов Российской Федерации в качестве учебного пособия для студентов высших учебных заведений, обучающихся по направлению «История»), в которой впрямую фиксируется кризис исторической науки и необходимость принципиально новой методологической основы построения исторических исследований.

Вот наиболее яркие фрагменты этого важного признания:

 

«В эпохи глобальных социальных перемен обостряется интерес к обобщающим описаниям исторического процесса, к историческим метарассказам. Так было на рубеже XIX–XX вв., когда историки начали осознавать недостаточность национальных историописаний, так происходит и сейчас.

Что же произошло в конце XX в.? Редкий случай, когда можно четко обозначить границу если не цивилизационного перехода, то его начала: от модерна к постмодерну.

Само понятие "постмодерн" подразумевает некую реакцию на предшествующий длительный этап если не всемирной, то по крайней мере европейской истории. В сфере исторического познания новое время отличает осознание истории как целостного процесса, как правило, носящего телеологический характер. Постмодерн как своего рода "реактивное явление" (по выражению Дж.Тоша) отличает разочарование в глобальных историко-теоретических построениях. Примечательно, что самые разные авторы, обращаясь к анализу современного состояния с самых разных эпистемологических, социальных и идеологических позиций, рассматривая различные аспекты современной как теоретико-познавательной, так и в целом социокультурной ситуации, формулируют по сути сходные идеи. <…> В 1979 г. Ж.Ф.Лиотар описывает "состояние постмодерна", наиболее существенной чертой которого… является "недоверие в отношении метарассказов". В 1989 г. Френсис Фукуяма публикует работу с явно полемическим названием "Конец истории?".

…историческая наука, по-видимому, утрачивает одну из основных своих функций – функцию метарассказа…

…можно констатировать, что ситуация цивилизационного перехода сопровождается соответствующим изменением типа памяти от исторического, служащего коллективной идентификации социума в историческом пространстве, к иному типу памяти, который служит идентификации индивидуума во всем пространстве культуры.

Даже если мы согласимся с Фукуямой, что конец истории наступил, мы не можем не ощущать опасности дезинтеграции социума при утрате общей социальной памяти. К тому же вполне очевидно, что, по крайней мере в современной России и на постсоветском пространстве, общество распадается не до уровня индивидуумов, а до уровня разнообразных групп (в частности национальных, религиозных), негативистски идентифицирующих себя путем противопоставления другим. И в этих условиях преодоление кризиса метарассказа представляется весьма актуальной задачей.

В терминах синергетики ситуация постмодерна, по-видимому, может быть интерпретирована как точка бифуркации, что повышает социальную ответственность индивидуума, а реализация этой ответственности возможна лишь на основе знания. Но какого знания? Можно ли "реабилитировать" научное историческое знание, когда под вопросом и сам перевод с современного языка на язык постмодерна понятия "историческая наука".

…преодоление кризиса метарассказа возможно путем методологической рефлексии, позволяющей провести деконструкцию исторических теорий и на этой основе понять степень их пригодности в современной социокультурной ситуации».

 

На наш взгляд, фиксация историком-гуманитарием ситуации цивилизационного перехода в части гуманитарного знания – своеобразная программа нового гуманитарного мышления – сама по себе служит важным косвенным индикатором того, что этот переход действительно имеет место.

 

4.2. Изменение значений параметров порядка

Вторая группа индикаторов связана с изменением значений параметров порядка, т.е. таких параметров, которые задают фундаментальные, базовые свойства сложно структурированной системы, каковой является человечество.

Меняются – причем меняются принципиально – значения столь важных характеристических параметров, что эти изменения свидетельствуют о вхождении системы «человечество» в стадию фазового перехода.

 

4.2.1. Демографический фазовый переход

Для анализа динамики демографической ситуации мы воспользуемся известными исследованиями С.П.Капицы [13], [14] и А.В.Подлазова [15], [16], [17].

Во-первых, следует принять во внимание сформулированный С.П.Капицей принцип демографического императива, заключающийся в том, что с точки зрения синергетики в наборе переменных, описывающих крупномасштабные социальные, исторические, культурные, экономические и т.п. процессы, численность народонаселения является параметром порядка, т.е. той ведущей медленной переменной, к которой подстраиваются все прочие.

Во-вторых, мы должны учесть предложенный А.В.Подлазовым принцип биологического императива. Численность любого биологического вида остается в среднем постоянной на протяжении всего времени его существования. Единственное исключение – Homo sapiens, средняя численность которого непрерывно увеличивается. В этой связи изучение роста народонаселения представляет существенно более широкий интерес, нежели чисто демографический, позволяя выявить популяционные различия между человеком и животными. А понимание обусловливающих эти различия механизмов, в свою очередь, может служить основой для рассмотрения процесса развития человечества с точки зрения биологии.

Наконец, в-третьих, мы посмотрим на демографическую ситуацию четырех последних столетий и с учетом сформулированных выше двух основополагающих принципов попробуем вместе с А.В.Подлазовым сделать из этой ситуации надлежащие выводы.

За вторую половину XX века население планеты выросло приблизительно в 2,5 раза, т.е. в такое же число раз, как за предшествующие 125 лет. Эту динамику характеризуют часто термином демографический взрыв. Действительно, трудно подобрать более образное и вместе с тем точное сравнение.

На рис.1 представлена зависимость обратной численности населения N (в млрд. человек) от времени за период с 1650 г. по 1975 г. с обратным представлением данных по оси ординат. Из графика видно, что зависимость 1/N от t представляет собой линейную функцию. Если бы такой закон роста сохранялся неизменным и далее, численность человечества к 2025 году достигла бы бесконечности. Здравый смысл подсказывает, что этого не может быть, и что ситуация должна в самом ближайшем времени измениться или даже уже меняется.

 

 

Рис.1. Зависимость обратной численности населения N (в млрд. человек) от времени за период с 1650 г. по 1975 г. с обратным представлением данных по оси ординат (по С.Капице и А.Подлазову).

 

И это на самом деле так.

На рис.2 и 3 показаны уже прямые (не обратные) зависимости от времени t численности человечества n и скорости ее роста v. На рис.2 видно, что сразу вскоре после 2000 года гиперболическая зависимость утрачивается и что во второй половине условного XXI века численность общепланетного народонаселения по прогнозам демографов должна будет стабилизироваться на, впрочем, неизвестном пока уровне. Рассчитать этот уровень можно будет после того, как удастся поточнее определить тенденции замедления скорости роста численности человечества и выяснить, на каком уровне ее значения произойдет перегиб, после которого скорость роста станет снижаться.

 

 

Рис.2. Различные сценарии изменения демографических закономерностей (по С.Капице и А.Подлазову). По оси абсцисс – время, по оси ординат – численность населения Земли.

 

 

 

Рис.3. Различные сценарии изменения демографических закономерностей (по С.Капице и А.Подлазову). По оси абсцисс – время, по оси ординат – скорость роста численности населения Земли.

 

В любом случае ясно, что само наличие такого перегиба означает ситуацию демографического фазового перехода. И, полагаем, в этой связи не будет чрезмерно пафосным утверждать, что мы стоим на пороге принципиально иной цивилизации с принципиально новыми регулирующими механизмами, причем (вспомним принцип демографического императива С.П.Капицы) регулирующими не только численность народонаселения, но и практически все сферы общественной жизни.

Т.е. данные демографии – это очень яркий индикатор того, что мы в настоящий момент как раз пребываем в стадии цивилизационного фазового перехода.

Завершим описание ситуации демографического фазового перехода цитатой из работы А.В.Подлазова, резюмирующего свои рассуждения описанием причин изменения демографической динамики с точки зрения принципа биологического императива:

«Рост народонаселения обусловлен спасением людей от смерти посредством действия жизнесберегающих технологий. Их уровень прямо пропорционален числу живущих людей. Это, с одной стороны, приводит к постоянному ускорению роста численности человечества, а с другой, позволяет рассматривать ее в качестве меры его развития.

Вместе с тем, та история, движущей силой которой являлись демографические процессы, ныне подходит к концу. Приближение уровня жизнесберегающих технологий к предельному значению вызвало демографический переход, результатом которого должно стать прекращение роста человечества и стабилизация его численности на уровне предположительно в 10–11 млрд чел.

Тем самым завершается переходный процесс, которым была вся предшествующая история человечества, и оно вступит в принципиально новую фазу своего развития, которая сопряжена для него с огромной опасностью. Технологии выполнили свою задачу, позволив человеку увеличить свою численность на 5 порядков и заселить всю планету. Дальнейший прогресс не является биологически обусловленным, т.е. утрачивает смысл. Однако он отнюдь не прекратился, а напротив, идет невиданными ранее темпами. В этой связи современную цивилизацию можно уподобить экспрессу, несущемуся на полных парах вперед, несмотря на то, что рельсы уже кончились. С другой стороны, остановка технологического развития чревата стагнацией, что в равной степени гибельно.

Таким образом, человечество столкнулось с жесточайшим в своей истории противоречием, разрешения которому пока нет». [16]

Мы беремся утверждать (и это будет видно из последующих частей нашей работы), что разрешение этого противоречия и лежит в так называемой Новой Парадигме.

 

4.2.2. Конец техногена

Двое разных ученых из двух разных стран и с разницей во времени в несколько лет, изучив некоторые параметры динамики развития техногенного этапа нашей цивилизации, пришли к весьма сходным и чрезвычайно важным выводам.

 

1) Я.А.Кеслер исследовал [18] ход развития человечества посредством анализа динамики т.н. цивилизационных событий – антропогенных технологических либо культурных революций, качественно изменяющих состояние нашей цивилизации и переводящих ее на более высокий уровень развития.

Проанализировав скорость освоения человечеством новых технологий, Я.А.Кеслер обнаружил, что каждое цивилизационное событие характеризуется своим интервалом, т.е. отрезком времени от появления товарной (в самом широком смысле) продукции, изготовленной по новой технологии, до начала массового постоянного использования ее человечеством.

Оказалось, что на достоверно датированном отрезке (с 1500 года н.э. до нашего времени) имеет место линейная зависимость интервала реализации цивилизационных событий T от времени t:

T(±20%) = 1500 – 0,2 t

 

Интервал этот с течением времени линейно сокращается, достигая примерно к 2000 году ~5 лет (рис.4), а к 2025 году обращаясь в ноль (достижение «технологической сингулярности»).

 Из характера данной зависимости также становится очевидным наличие на пороге третьего тысячелетия цивилизационного кризиса. Т.е. дальше в будущее эта динамика экстраполирована быть не может, ускорять внедрение новых технологий уже некуда – а значит вид этой зависимости в ближайшие годы должен качественно измениться. Таким образом, мы имеем еще один индикатор совершающегося цивилизационного фазового перехода.

 

 

Рис.4. Сокращение интервала реализации цивилизационных событий (по Я.Кеслеру).

 

2) Анализ, проведенный американским физиком Джонатаном Хюбнером из исследовательского центра Пентагона (NavalAirWarfareCenter) и опубликованный на страницах журнала NewScientist [19], свидетельствует о том, что пик технологических инноваций миновал сто лет назад и с тех пор прогресс лишь замедляется.

 

 

Рис.5. Соотношение основных научных открытий и технических новинок на душу населения в динамике по годам, а также количество патентов, зарегистрированных на миллион человек в США с 1790 года по настоящее время (по Дж.Хюбнеру).

 

На рис.5 приведены графики, показывающие соотношение основных научных открытий и технических новинок с численностью мирового населения в динамике по годам, а также количество патентов, зарегистрированных на миллион человек в США с 1790 года по настоящее время. Полученные результаты показывают: наиболее бурно прогресс развивался в конце XIX века, наибольшее число технологических инноваций на душу населения наблюдалось в 1873 году; пик зарегистрированных патентов пришелся на 1915 год. Таким образом, Золотым Веком науки и технологий можно назвать период между 1873 и 1915 годами.

Экстраполируя полученные кривые на два десятилетия вперед, Дж.Хюбнер предполагает, что уже к 2024 году число технологических новинок упадет до средневекового уровня. Это является неплохим свидетельством того, что цивилизация стремительно движется к технологической сингулярности. Когда она наступит, изменения станут настолько быстрыми, что предсказать их результат окажется попросту невозможно.

Ещё раз отметим очень хорошее согласование между собой этих двух индикаторов: исчерпанность техногенной стадии цивилизационного развития по Кеслеру находит назависимое подтверждение в виде вывода Хюбнера о конце прогресса.

 

4.3. Управленческая революция

Заключительная группа индикаторов цивилизационного фазового перехода, о которых мы не имеем права не упомянуть, носит социально-политический характер. Эти три индикатора тесно взаимосвязаны, поэтому факт их наличия и степень выраженности проявятся более отчетливо и рельефно, если воспринимать их комплексно, без отрыва друг от друга.

 

4.3.1. Виртуализация политики

Уже сейчас заметно, что степень влияния политики, всякого рода государственно-бюрократических, партийных, олигархических и других политических структур в последние годы стремительно и неуклонно снижается.Политические занятия все меньше и меньше влияют на реальную жизнь, и все больше людей во всем мире научаются все меньше зависеть от влияния политиков и политических систем. Политика вынуждена приспосабливаться к драматургии средств массовой информации и становиться более развлекательной, более дружественной к телевидению, чтобы привлечь хоть какое-то внимание [20].

Ярчайшим примером этого процесса является виртуальный характер практически любых общенациональных выборов в так называемых демократических странах. Можно привести много интересных примеров того, как достигаются «результаты народного волеизъявления» в самых разнообразных избирательных кампаниях, но мы ограничимся напоминанием о феерическом, бурлескном пересчёте голосов в штате Флорида на президентских выборах в США в 2000 году (Джордж Буш-мл. / Эл Гор), когда вопрос о том, кто будет следующим американским президентом, решали буквально несколько человек; да упомянем полностью виртуальные выборы в России – депутатов Государственной Думы в декабре 2007 и Президента в марте 2008, – когда искомые результаты с потрясающей точностью были «предсказаны» заранее ведущими социологическими службами.

Можно утверждать, что политика в современном мире – это игрушка для политиков, и не более того.

 

4.3.2. Развитие самоуправления

Поскольку, с одной стороны, термин «самоуправление» в последнее время изрядно навяз в зубах, а с другой стороны (а может быть и в силу того же самого), мало кто разумеет, что под этим словом в действительности надобно понимать, приведем три коротких определения – просто для прояснения понятия и во избежание кривотолков.

Итак, по В.Далю самоуправление – это «управа самимъ собою, знанiе и строгое исполненiе долга своего», по С.Ожегову – «право на внутреннее управление своими, местными силами», а согласно Советскому энциклопедическому словарю – «самостоятельность к.-л. организованной социальной общности в управлении собств. делами».

Все больше становится роль самостоятельности, самоуправления в обществе. Наше время характеризуется массовым формированием и развитием самоуправляющихся структур, т.е. таких социальных общностей, которые самостоятельно управляют собственными делами. Самостоятельность непременно подразумевает также и собственную ответственность за результаты своей деятельности; такие структуры никогда не перекладывают ответственность на власть или на кого-то еще. Это, если угодно, оборотная (и неизбежная) сторона виртуализации официальной политики, всеобщего развала и потери управления: проблемы – налицо, политическая власть – самоустраняется, все больше переходя в режим самообеспечения; как естественный результат – грибообразный рост территориальных, корпоративных, идеологических и прочих самоуправляющихся структур, т.е. все больше людей организуются для самостоятельного и под свою ответственность решения тех вопросов, которые их реально волнуют.

 

4.3.3. Коммуникативная революция. Интернет

На наших глазах совершилась настоящая коммуникационная революция. Появление и развитие глобальной информационной сети Интернет по своему цивилизационному значению стоит в одном ряду с такими событиями, как появление письменности, изобретение книгопечатания и конструирование электронной вычислительной машины, и, пожалуй, даже превосходит их. Впервые виртуальный мир идей, возникший еще на заре человечества, но представлявший из себя на протяжении всей его истории скорее скопление локальных, упорядоченных в пространстве и времени очагов мысли, стал поистине глобальным, охватив весь обитаемый реальный мир, включая околоземное космическое пространство. Кроме того, благодаря всемирной паутине вышеупомянутые самоуправляющиеся структуры теперь имеют возможность самоорганизовываться без оглядки не только на те самые виртуальные политические структуры, но и на территориальные, пограничные и прочие барьеры, возведенные на организме планеты в стародавние старопарадигмальные сепарационные времена.

 

 

5. БИФУРКАЦИОННЫЕ ПЕРИОДЫ В РАЗВИТИИ ЦИВИЛИЗАЦИИ

 

5.1. Введение в теорию

Согласно стремительно набирающему широкое распространение мнению ряда философов и теоретиков истории, история – это наука о будущем. Парадоксальность, на первый взгляд, этой точки зрения перестаёт быть таковой, если принять во внимание, что знание реальной информации о прошлом человечества является самоценным исключительно в культурологическом смысле; практическое же применение этого знания возможно только при движении из настоящего времени – в будущее.

Уже многие поколения политиков пытаются учитывать так называемые уроки истории в своей повседневной политической практике. При этом тот факт, что большинство таких попыток оказываются потрясающе безуспешными (если не выражаться ещё сильнее), позволяет прийти к предъявлению очередных претензий к исторической науке – на этот раз к выдвигаемым на основе её показаний глобальным теориям исторического процесса – в том, что эти показания не способны привести к выявлению реальных закономерностей протекания социально-политических процессов. А без понимания этих закономерностей невозможно ни адекватно ориентироваться в настоящем, ни тем более сознательно и безошибочно строить будущее.

Есть ли закономерности в развитии цивилизации? Если нет, то изучать историю бессмысленно. История сводится к литературе. Изучение отдалённых в прошлое исторических периодов без выявления устойчивых закономерностей развития человеческих сообществ превращается в лучшем случае в литературоведение, в худшем – в фантазирование. Если такие закономерности есть – надо учиться их обнаруживать; тогда есть шанс научиться применять их при построении будущего, в прямом смысле усваивать уроки истории.

Рискуя дать осторожно-положительный ответ на сформулированный выше вопрос, попытаемся обнаружить и определённым образом систематизировать хотя бы наиболее существенные закономерности протекания исторических процессов. И (скромно) назовём всё это теорией бифуркационных периодов.

Одна из (предположительно) существующих закономерностей довольно-таки отчётливо наблюдается эмпирически: периоды относительно длительного эволюционного развития сменяются периодами относительно коротких революционных сломов. Например, планомерно выстраивавшаяся во Франции на протяжении XVII и XVIII веков система абсолютизма Бурбонов сменилась периодом бурных потрясений, за десять с небольшим лет приведших к абсолютизму корсиканского выскочки; а вялотекущая модернизация романовского абсолютизма в России в течение всего XIX века закончилась в начале века следующего тотальным сломом всей государственной системы, равного которому не знала да и поныне не знает мировая история. Примеров, подобным вышеприведённым, можно найти в достоверной истории весьма и весьма много. Поэтому не будем останавливаться на этой, вполне очевидной, позиции и сразу перейдём к предварительному анализу причин такого чередования.

В целях простоты и понятности изложения выводимых из этой эмпирически обнаруженной закономерности тезисов введём в качестве абстрагирующего приёма допущение об изолированности рассматриваемых социально-политических систем. Т.е. будем предполагать, что система (государство, общество), входящая в неустойчивую фазу своего развития, не взаимодействует с другими системами, т.е. не подвергается воздействию со стороны других государств, обществ и сама не воздействует на них. Таким образом нам удастся выйти на начальный уровень теоретического обобщения проблемы, а сделав это, мы впоследствии учтём, что рассматриваемая система существует всё-таки не изолированно, и введём соответствующие поправки в наши рассуждения.

Из-за чего же всё-таки стабильно развивающаяся система ввергается в социальный слом революционного характера? Такой слом происходит в результате того, что стабильность системы нарушается, она в какой-то момент теряет иммунитет к воздействиям подрывного характера и теряет свои базовые свойства.

В первом приближении параметры, задающие базовые характеристики социально-политической системы и обеспечивающие её эволюционное развитие, можно было бы попробовать сгруппировать следующим образом:

1. Географические параметры (площадь общая, площадь пахотная, площадь лесов, площадь шельфа, полезные ископаемые, запасы пресной воды, длина транспортных путей, количество морских портов и т.д.).

2. Демографические параметры (общая численность населения, численность трудоспособного населения, численность детей, пенсионеров, городского/сельского населения, уровень рождаемости/смертности, численность этнических, религиозных, социальных и профессиональных групп и т.д.).

3. Экономические параметры (валовый внутренний продукт, внешний и внутренний долг, уровень инфляции, дефицит/профицит бюджета, доходы на душу населения, уровень социального расслоения, размер пенсий и пособий, обеспеченность основными видами продовольствия и сырья и т.д.).

4. Политические параметры (форма правления, государственное устройство, государственный строй, наличие и развитость различных видов теневых и полутеневых властных структур и т.д.).

При всей сырости и условности этой схемы представляется, что она вполне подходит в качестве некой «рыбы», годящейся (а) для предварительного осмысления масштаба параметров, подвергающихся интенсивному воздействию при сталкивании системы в бифуркацию, (б) для дальнейшего методичного и вдумчивого насыщения.

Подробное и комплексное разбирательство в этом направлении – задача отдельного системного исследования. Сейчас же представляется гораздо более важным уловить в первом приближении общие принципы функционирования сложных социальных систем, которые помогли бы разобраться в механизмах, обеспечивающих бифуркационные переломы в их развитии.

Поэтому вышеприведённый примерный перечень авторы считают для первого раза вполне достаточным. Во всяком случае должно быть приблизительно ясно, о чём идёт речь – и параметры какого типа будут упоминаться в дальнейших рассуждениях.

Обозначим произвольный параметр из вышеприведённой схемы как SM. Тогда весь набор параметров, задающий базовые свойства системы, будет представлять собой последовательность S1, S2, … SN.

Обозначим далее набор параметров, задающий базовые свойства системы периода её стабильного развития и обеспечивающий именно это стабильное, эволюционное развитие, последовательностью S1O, S2O, … SNO.

Параметры могут менять свои значения по ходу развития системы, но плавно, постепенно, не нарушая стабильности эволюционного процесса.

Далее рассмотрим произвольный параметр из этой последовательности SMO. В результате некоего воздействия подрывного характера этот параметр в определённый момент утрачивает то значение, которое вносило свой вклад в обеспечение стабильности системы, и приобретает новое значение SMX.

Например, в XIX веке в Российской империи численность всякого рода партийных и прочих подрывных организаций была небольшой. Также небольшим было количество активных членов этих организаций. Т.е. значения соответствующих характеристических параметров были невысокими. И структуры государственной власти относительно легко пресекали воздействия подрывного характера со стороны этих организаций. К концу XIX и особенно в начале XX века значения данных параметров резко возрастают: значительно увеличиваются как число партий, ставящих в той или иной форме задачу существенного изменения свойств системы «Российская империя» (начиная от модернизации монархического строя от абсолютизма к конституционализму и вплоть до насильственного его свержения), так и численность их членов. Новые значения этих характеристических параметров служат чётким индикатором возрастающей нестабильности системы.

Другой пример. До 1905 года в системе органов, осуществляющих государственную власть в Российской империи, отсутствовали учреждения, избираемые непосредственно населением. То есть параметр «форма правления» имел значение «абсолютная монархия». В результате манифестов от 6 августа и 17 октября 1905 года и выборов февраля–марта 1906 такое учреждение – Государственная дума – появилось, на десяток с лишним лет став мощным источником дестабилизации системы. Значение параметра «форма правления» поменялось на «абсолютная монархия при наличии выборного законодательного органа».

Можно привести многочисленные примеры и других параметров, значения которых в начале XX века меняются таким образом, что перестают поддерживать стабильность Российского государства.

Факторы, действующие на подрыв базовых свойств системы, начинают действовать достаточно задолго до того, как эволюционная стадия сменится революционной. Какое-то время система сохраняет устойчивость, несмотря на то что ряд характеризующих её параметров претерпел необратимые изменения; сохраняет за счёт других параметров, значения которых ещё продолжают задавать прежние базовые свойства системы. Но в определённый момент тех параметров, которые ещё сохраняют прежние значения, оказывается недостаточно для поддержания базовых свойств системы, и система с прежним набором базовых свойств прекращает существовать, оказываясь в точке бифуркации.

Выделим некоторые свойства системы, проходящей через точку бифуркации:

1) нестабильность, т.е. значительные изменения значений характеристических параметров в течение коротких отрезков времени;

2) непредсказуемость, т.е. невозможность прогнозирования изменений параметрических конфигураций в силу почти стохастического характера направления этих изменений (так называемый эффект «выбора пути»);

3) мобильность (и даже лабильность) – малые воздействия могут порождать сильные изменения значений характеристических параметров.

Смысл термина «точка бифуркации» понятен. Это набор критических значений при изменении управляющих переменных, при которых система выходит из состояния равновесия. В точке бифуркации у системы появляется «выбор», в котором присутствует элемент случайности, приводящий к невозможности предсказать дальнейшее развитие системы. Понятно и применение этого термина для описания социально-политических процессов. Почему же мы говорим о бифуркационных периодах?

Попытаемся проследить, что происходит с системой, оказавшейся в точке бифуркации.

Вследствие резкого и быстрого срыва в революцию внутри системы не успевает сформироваться совокупность новых значений параметров, задающих новый комплект её базовых свойств, которые могли бы обеспечить её стабильное функционирование. За тот ультракороткий отрезок времени, в течение которого прежние параметры «доламываются», такая совокупность тоже сформироваться не успевает. Таким образом, характеристические параметры SM получают набор неких временных значений SMX, обеспечивающих кратковременную псевдоустойчивость системы, а сама система переводится в состояние, напоминающее исходное, устойчивое.

Однако, те факторы, которые в течение долгого времени подрывали и в конце концов подорвали устойчивость системы, продолжают действовать. При этом вновь подорвать устойчивость (вернее, псевдоустойчивость) системы на порядки легче, чем раньше, когда система была действительно устойчивой.

Таким образом, после коротких периодов псевдоустойчивости система под воздействием указанных факторов может опять срываться в ультракороткие бифуркационные отрезки повышенной нестабильности с эффектом «выбора пути» и повышенной чувствительностью к малым, точечным воздействиям, а значения некоторых (и даже многих) параметров могут ещё несколько раз меняться.

SMX => SMY => SMZ

При этом наиболее эффективными оказываются те воздействия, которые приближают систему к её будущему устойчивому состоянию, т.е. меняющие значения характеристических параметров SMX(Y,Z) на такие, которые обеспечат новый комплект базовых свойств устойчивой системы в будущем SMN.

SMO => SMX => SMY => SMZ => SMN

И так происходит до тех пор, пока необходимый набор значений не будет присвоен некоему критическому набору параметров S1N, S2N, … SNN, который зафиксирует возможность стабилизации системы вокруг заданных этим набором свойств.

И, хотя попытки изменить значения этих параметров и тем самым ещё раз сорвать систему в нестабильность будут продолжаться и в дальнейшем, система начинает обладать способностью противостоять этим атакам, тем самым сохраняя и даже укрепляя свою стабильность (присваивая новые, «стабилизирующие», значения всё большему числу важнейших характеристических параметров).

Приблизительно представив себе, как такая схема работает для изолированной системы, вспомним введённый в начале рассуждений абстрагирующий приём и поймём, насколько более сложным оказывается исследование реальной ситуации, в которой никакая система не функционирует изолированно, непрерывно подвергаясь воздействиям (подчас чрезвычайно интенсивным) со стороны других систем.

Подытоживая, сформулируем следующее определение: бифуркационный период – это отрезок времени, в течение которого некий критический набор параметров, задающих базовые свойства социально-политической системы, в результате революционных потрясений меняет свои старые значения на новые, способные обеспечить стабильное функционирование системы в её новом состоянии.

S1O, S2O, … SNO => S1N, S2N, … SNN

Бифуркационный период заканчивается, когда заканчиваются серьёзные попытки срыва системы в нестабильность, когда такие попытки становятся исключительно маргинальными и система «выучивается» противодействовать им с достаточной лёгкостью и надёжностью. В результате чего происходит постепенный возврат социально-политической системы к эволюционной фазе своего развития.

 

5.2. Кризисоколлапс как глобальная бифуркация

Новое не приходит само и не приходит внезапно. Оно прорастает из будущего в настоящее долго, трудно и мучительно. И много людей должны приложить много сил, для того чтобы Новое в конце концов состоялось и победило.

Ещё Карл Маркс почти полтора века назад прозорливо разглядел грядущий глобальный кризис капитализма и сделал вывод о неизбежности всемирной социальной революции, которая ознаменует переход человечества от экономической общественной формации к коммунистической, а также сформулировал основной смыслолозунг коммунистического общества: «От каждого по способностям – каждому по потребностям».

Однако попытка насильственно внедрить коммунистические идеи вооружённым путём на части территории земного шара оказались преждевременны и малоперспективны и ввергли человечество в семидесятилетнее противостояние двух систем – «мира труда» и «мира капитала», закончившееся около 20 лет назад пирровой победой последнего.

И всё-таки нельзя не признать определённой – и весьма существенной – ценности большевистского эксперимента с точки зрения попытки прорыва к Новой Парадигме. Некоторые возможности устроения общества на несепарационных, неконкурентных принципах всё же были реализованы, и этот опыт нужно осмыслять и использовать.

Другим дыханием Будущего стали сексуальные и «бархатные» революции в странах Европы в конце 1960-х годов. Стихийный порыв к настоящей свободе почувствовавших потребность в ней людей был, однако, вновь и опять канализирован властьпредержащими в управляемые ими формы.

В чём-то наивной, в чём-то отчаянной попыткой прорыва к Новой Парадигме была перестройка в СССР. Но и она оказалась преждевременной. Сепарационный мир оказался не готов строить международные отношения на принципах честности и доверия, а слом тоталитарной системы и попытка вырастить реальное народовластие завершились захватом власти сепарационщиками и распадом СССР.

Все эти попытки смены парадигмы, все эти усилия по прорыву в Новое Будущее были неудачны, ибо были преждевременны. Каждый процесс, каждое состояние общества (каковое есть суперпозиция состояний составляющих его людей) должно вызреть. Но эти попытки ни в коем случае не были бесплодными, ибо в том числе в результате них и созревала готовность человечества к Новой Парадигме.

И вот теперь, зафиксировав наличие глобального и системного цивилизационного кризиса, а также обнаружив целых ряд индикаторов того, что значения базовых параметров, задающих характеристики системы «человечество», принципиально изменяются, мы можем констатировать, что наша цивилизация вступила в бифуркационный период своего развития.

А так как свойствами системы, проходящей через бифуркацию, являются (см. выше) нестабильность, непредсказуемость и мобильность (лабильность), именно в это время появляется уникальная, кажущаяся даже почти чудесной возможность повлиять на ход истории, на то, каким окажется Будущее, путём конкретных действий конкретных людей, осуществлённых в конкретное время в конкретном месте и направленных в конкретном направлении.

Хотелось бы только обратить внимание на ещё одно свойство переживаемой ныне бифуркации, кардинально отличающей ее от целого ряда предыдущих, имевших место в последние несколько веков (например, Великая французская революция, русская революция 1917 года, перестройка в СССР). В отличие от прежних бифуркаций, носивших национальный характер, т.е. приводивших к изменениям базовых характеристических параметров отдельных государств, нынешняя бифуркация является глобальной, общемировой. Соответственно, и изменения, которые произойдут в самое ближайшее время, затронут весь мир, определят судьбу человечества на многие годы – а быть может, даже на эпохи – вперёд.

Именно поэтому важным, определяющим то, каким будет Новое Будущее, становится буквально каждое усилие, каждое действие, которое удастся приложить в нужное время в нужном месте и в нужном направлении.

 

 

6. КОНТУРЫ НОВОЙ ЦИВИЛИЗАЦИОННОЙ ПАРАДИГМЫ

 

Наше исследование было бы неполным, если бы мы, указав на наличие кризиса, не показали сценария выхода из него; разобравшись в его причинах и исторических корнях и рассмотрев наиболее заметные индикаторы цивилизационного фазового перехода, не попытались понять, что ждет человечество, когда кризис будет преодолен, а фазовый переход, т.е. переход общества на новую организационную матрицу, на Новую Цивилизационную Парадигму – завершен.

 

6.1. К вопросу о выборе аттрактора

Разрешение бифуркационного периода в новое стабильное состояние – дело  самого ближайшего, стремительно накатывающего на нас Будущего. Однако, необходимо отметить принципиальную тонкость подобного перехода. Дело в том, что поскольку, как указывалось выше, в окрестностях точки бифуркации (тот самый бифуркационный период) системы ведут себя непредсказуемым образом, и направление дальнейшего развития может быть предопределено, задано весьма слабыми, резонансными стимулами, т.е., в нашем случае, конкретными локальными действиями конкретных людей (другими словами, куда подтолкнуть систему – туда она и покатится с ускорением), крайне важным становится, кто толкнет, как и куда, с какими идеями и с достаточно ли чистыми руками он к этой системе подойдет. Толкнуть в одну сторону – придем к Новой Парадигме. Толкнуть в другую – вернемся в варварство.

«Кризис», или бифуркационный период, частично высвободил значительный человеческий резерв из-под власти сепарационных, капиталистических отношений, сделав людей «безработными» без всяких реальных перспектив «трудоустройства». В то же время, в мозгах старые схемы еще живы и даже порою сильны, и всё это накладывается на объективные человеческие потребности. И та же потребность в социализации может быть удовлетворена на негативном базисе («стадный инстинкт», «МЫ – это не ОНИ, а значит ИХ можно съесть»), что и происходило на протяжении сепарационной эпохи, в то время, как настоящая продуктивность возможна только при социализации на позитивном базисе. И если систему толкнуть «не туда» (у кого там рубильник?), то могут реализоваться самые страшные, людоедские сценарии. Вполне вероятный и безрадостный вариант развития событий описывает, к примеру, Сергей Корнев в статье «Выживать придется городами». [21]

Можно даже заострить сценарий Корнева, включив в него внешние силы – допустим, Китай. Если в России ситуация будет развиваться по неблагоприятному сценарию, описанному Корневым, то не спасет уже даже «выживание городами». Потому что китайцев действительно много. И речь пойдет не о каких-то «бандах отморозков-людоедов», а о многомилионных «диких азиатских ордах».

Поэтому Новую Парадигму недостаточно просто ждать. Нужно действовать – причем, незамедлительно. Необходимо толкнуть систему в правильном направлении, опираясь на высвобожденный человеческий резерв, как на одну из флуктуаций, которую резонансным воздействием можно превратить в разрастающуюся – и тем самым перевести всю систему «человечество» в новую эволюционную фазу.

К тому, какое оно, это правильное направление – этот аттрактор посткризисного мира, независимым образом пришли многие – особенно в последнее время, – что свидетельствует об объективном характере выявляемых нами контуров Новой Парадигмы. Похоже, Будущее – если оно состоится, а не произойдет откат в дикость – действительно может быть только таким, каким мы его описали. Попытаемся воспроизвести здесь эти контуры – так сказать, поставим буйки, зададим то самое правильное направление, в котором необходимо «толкать систему» уже сейчас, чтобы не допустить людоедской бойни.

 

6.2. Когнитивная революция

 

6.2.1. Постмодерн-фундаментализм

Новая Парадигма, как указывалось выше, – это постоянная осознанная возможность движения в многомерном пространстве познания, вне априорных оснований и жестких границ, но на базе подвижного процесса постановления, в котором мир и познание (реальность и виртуальность) друг друга диалектически дополняют. Это означает, что Новой Парадигме чужд отвергающий с порога все чужое классический фундаментализм – религиозный, материалистический, мистический, какой угодно – и в то же время, в качестве способа обеспечить наиболее безвредное, безопасное усвоение всего наработанного в рамках Старой Парадигмы культурного наследия Новая Парадигма прибегает к фундаментализму постмодерновому, постмодерн-фундаментализму или же постпостмодернизму, «трансгрессивной революции», в терминологии С.Корнева.

В 1998 году С.Корнев писал [22]:

 

«…между настоящим национализмом, настоящим интернационализмом и настоящим космополитизмом, если только строго додумать их до конца, нет никакой разницы. Все эти ...измы, как и все остальные навязшие на языке дихотомии и классификационные схемы, – это продукт западной рациональности, которая с их помощью расчленяла мир, чтобы успешнее им завладеть.

Именно для того, чтобы подчеркнуть условный, искусственный характер большинства культивируемых в обществе ярлыков и различий, необходимо ввести эту парадоксальную формулу – постмодерн-фундаментализм. Сегодня не так уж мало людей понимают и принимают истину постмодерн-фундаментализма:мысль о стирании граней между старым и новым, между следованием традиции и инновацией (ибо любая традиция жива лишь постольку, поскольку непрерывно преображается, непрерывно рождает из себя новое), наконец – между борьбой за национальное и борьбой за общечеловеческое».

 

Новая Парадигма принимает постмодерн как данность, но тем не менее ему не тождественна, она – вне постмодерна, для нее он – лишь инструмент. Основным принципом такого взгляда на мир становится «вычищение» при помощи постмодерна из элементов старопарадигмальной культуры – техники, науки, социально-политических и экономических институтов – чужой воли, творением которой они являются, и наполнение их собственной активной творческой энергией.

Список ложных дихотомий, которые призван «вычистить» постмодерн-фундаментализм, велик. Здесь можно назвать не только национализм и интернационализм, но также рыночную и плановую экономику, либерализм и консерватизм, патриотизм и космополитизм и т.д. Все подобные ярлыки и различия – всё, что сепарирует людей по какому-либо идеологическому признаку, – не может быть признано адекватным новой реальности. Новая Парадигма немыслима без осознания неантагонистичности противоречий между материализмом и идеализмом, атеизмом и верой в Бога, капитализмом и коммунизмом, правами человека и интересами человечества, философией и математикой, гуманитарными и естественными науками, традиционной историей и «новой хронологией», научным и вненаучным знанием и т.д. Надо всего лишь перестать отрицать возможность принципиально иного подхода, а напротив – попробовать принять и его. А шире – перестать всячески разделять людей по разнообразным условным критериям (белые – черные, левые – правые, патриоты – либералы, русские – евреи, хищники – жертвы и т.д. и т.п.) – и Новая Парадигма автоматически заменит собой устаревшую матрицу сепарационной эпохи.

 

6.2.2. Переход от знания к незнанию. Мобилизм и аттенционализм

Эта необходимость универсализации и разнообразия когнитивных подходов более рельефно проявилась в контексте коммуникативной революции. В Интернете становится очевидным всеобщее равенство идей (и как следствие – стоящих за идеями индивидов). Ни одна идея не может в этой среде быть «более равной», чем другая. Истинным оказывается лишь разумное, прагматичное движение от одной идеи к другой. На первый план выходит Человек Будущего, который держит штурвал познания в своих собственных руках и сам рисует свою карту бытия. На подобных картах, «когнитивных лоциях», и должна быть основана новая структура как гуманитарного, так и естественнонаучного знания – вернее, если быть до конца точным, – структура нашего незнания, т.е. представления о том, «куда нам дальше плыть».

Вообще говоря, категория «незнание» в эвристическом смысле оказывается гораздо более продуктивной и содержательной, чем категория «знание», хотя они и дополняют друг друга. Действительно, если исходить в познавательной деятельности из того, что мы и так уже знаем, ничего нового открыто не будет. Все великие открытия происходили тогда, когда переступались границы известного и обыденного, и мысль в порыве творческого вдохновения устремлялась в неведомое. Кроме того, неплохо было бы помнить, что знание (как и сила) всегда относительно, и только незнание – абсолютно.

Надо подчеркнуть, что во многом именно благодаря просвещенческому «знанию – силе» современная цивилизация со всеми ее проблемами появилась на свет, и именно благодаря ему она в итоге стала неуправляемой и опасной как для окружающего мира, так и для самой себя.

Наши рассуждения здесь перекликаются с концепцией «мобилизм vs. тотализм» А.Барда и Я.Зодерквиста, которую они обсуждают в своей знаменитой работе «Нетократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма» [20]:

 

«Тоталистическая традиция характеризуется созданием великой системы: желанием выявить единственную теорию для всеобъемлющего объяснения жизни и истории. <…>

Тоталистическая мысль базируется на понятии неделимого субъекта. Философские правила аксиоматичны и воспринимаются как данность. Понятие ego – основной строительный блок этой системы. <…>

Тоталистический вопрос есть вопрос в поисках ответа. Вопрос – это способ, ответ – это истина, истина есть цель; мир, в котором на все вопросы есть ответы, является совершенным, цельным (от англ. totality), утопией, ставшей манифестом. <…> …тоталистическая мысль концентрируется на моральных категориях, таких как добро и зло, черное и белое, высокое и низменное, правильное и неправильное, полезное и бесполезное и т. п. Цель в том, чтобы разместить человеческие мысли и поступки на шкале, крайними точками которой являются эти категории (ложные дихотомии! – прим. А.Н и С.Ч). Задачей философии является определить эти категории раз и навсегда, выводя их из воображаемого идеального состояния, из абсолюта, либо создать в соответствии с непреходящими истинами человеческого сознания. <…>

Невероятное богатство различных верований, собранных под тоталистической крышей, может легко привести к заблуждению, что саму мысль необходимо структурировать тоталистическим образом, и другого способа мышления попросту не может быть… Сам язык насквозь пропитан тоталистической традицией, что еще больше затрудняет возможность альтернативного мышления. <…>

Тот факт, что тоталистическое учение так долго и так сильно превалировало в западной культуре, объясняется не столько его интеллектуальным превосходством, сколько его позицией чистой власти, фантастически полезной в качестве основы для общественного строительства. <…>

Только теперь, когда всемирная сеть приобретает четкие очертания, а капиталистическая структура начинает рассыпаться как карточный домик, пришло время для широкого пересмотра тотализма.

Нетократическое мировоззрение основывается на идеях, которые не новы и уходит корнями в Древнюю Грецию, но которым не удавалось составить влиятельную альтернативу тоталистическому мышлению, доминировавшему в философии. Мы назвали это альтернативное учение, характеризующее способ мышления и восприятия элиты эпохи информационного общества, мобилистической традицией. Она берет начало от греческого философа Гераклита и до сих пор произрастала в полном забвении, слабо мерцая в тени господствующего тотализма.

Мобилистическая традиция, в первую очередь и прежде всего, характеризуется стремлением к всеобщей открытости. Каждый субъект стремится приспособиться к реалиям окружающего мира, примириться с обстоятельствами существования, с тем, чтобы использовать эту позицию как стартовую площадку для улучшения условий, навязанных судьбой. Другими словами, это полная противоположность тотализму; идея здесь находится вне бытия и вне людей. Ego не является данностью. Философское рассуждение движется от мира к субъекту, что характерно для восточной мысли, прежде всего, для таоизма и буддизма (махаяна). Мобилистический вопрос не требует ответа. Напротив, это вопрос, постоянно вызывающий к жизни другой, за которым прячется следующий. Вопрос выражает страстное стремление к свободной и бескомпромиссной мысли, интеллектуальной полноте. Поэтому, ответ – это всегда тупик развития мысли, отвлекающий маневр, удобное пристанище для утешения интеллектуальных трусов. <…>

Первичная задача мобилизма есть задача дворника – очистить мышление от прелых листьев интриг по поводу власти. Цель – вытащить на свет и обезвредить любые попытки оправдать иерархии, которые мы вынуждены строить только лишь для того, чтобы сделать существование более понятным. <…>

Требование свободы распространяется и на отношение философов к собственной философии: мысль должна быть совершенно свободна! Как только философы предъявляют право собственности на свои идеи, они немедленно олицетворяют себя с властью, которую критикуют. Это, естественно, проблематично, потому что означает, что мыслитель-мобилист не может нести ответственность за реальные и практические последствия своих идей. Здесь таится колоссальный риск, но и столь же колоссальные возможности, которые являются неотъемлемой частью философии мобилизма. Никогда нельзя сказать заранее, чем все это закончится! <…>

Ницше отверг традиционные тоталистические вопросы о смысле всего сущего и о морали, в её философском понимании, и вместо этого прямо обратился к более сложным вопросам мобилизма о том, "кто говорил то, что было сказано, и почему". При помощи своего amor fati – любви к судьбе – он проделал бреши в понимании, правившем в философии со времен Декарта. Он подверг разрушительной критике великий тоталистский проект, все его стремление к цельности бытия в философии, политике, науке и искусстве, все его вечные и универсальные истины. Ницше отринул все разговоры по поводу того, что бытие имеет скрытый внутренний смысл или объективную цель. Он заявил, что существование есть процесс столкновения бесчисленного множества конфликтующих сил. Практически бессмысленно рассуждать о каком-либо статическом состоянии нашего бытия, есть лишь непрерывный процесс становления. Существование не есть что-то само по себе, оно становится чем-либо в процессе изменчивого взаимодействия конфликтующих сил. <…>

Не ego производит мысли, скорее уж мысли производят ego. Когда мысль меняется, меняется и оно. Не существует такой вещи, как неизменное ego, базовая предпосылка тотализма. Поэтому невозможно утверждать, что человек в качестве суверенного субъекта в состоянии открыть "истину", изучая окружающую среду. Вместо этого мы вынуждены признать, что человек по большей части конструирует истину, соответствующую его целям и обстоятельствам. Никакая истина не выживает вне обстоятельств, в которых создается и в которых функционирует. Так что тоталистический поиск "универсальной истины" абсурден. <…>

Делёз стал верховным философом мобилизма, а Фуко, соответственно, его величайшим историком, или, если угодно, археологом знания, как он сам себя предпочитает называть. По Фуко, ничто в обществе не является "естественным", само это слово уже есть выражением амбиций тотализма в его стремлении исключить нежелательные коллизии, объявив их "неестественными". Так что главной целью общественного конфликта становится право давать определения. <…>

Вместо демократии, при которой большинство навязывает свою точку зрения меньшинству, Фуко выступает за плюрократию, общество, в котором каждый принимает решения за себя, но не имеет права принимать решения за других».

 

Из приведенного объемистого фрагмента становится очевидно, что знание – это категория, основополагающая для тоталистической мысли, в то время, как незнание – движущая сила мысли мобилистической, которая как раз и приходит на смену тотализму, давая ему бой на всех фронтах. Знание само по себе не имеет никакой ценности. Основную ценность наступающего будущего будет составлять привлечение внимания к информации в рамках социальных сетей (там же):

 

«Согласно фундаментальным национально-экономическим принципам спроса и предложения, материальная выгода больше не является движущей силой развития и мотивирующим фактором человеческой деятельности. Прежние ценности порядком обесценились. Это справедливо и для денег, и для прав собственности. Совершенно не важно, произошли ли права собственности из занятий бизнесом, политикой, обусловлены ли они образованием или унаследованы, их ценность убывает. Внимание превыше всего; общество движимо вниманием, а не капиталом. Если бы термин "информационное общество" не был уже широко применим в социологии для обобщенного описания новой парадигмы, то, возможно, слово "аттенционализм" было бы даже более подходящим для характеристики этой парадигмы. Поэтому совершенно необходимо разобраться, что же все-таки такое аттенционализм, и каковы его неизбежные последствия. <…>

…в культуре аттенционализма доступ к адекватной и эксклюзивной информации, в значительно большей степени, чем доступ к деньгам, имеет решающее значение для обладания властью и положением в обществе. Каждая успешная в этом отношении персона или организация будет осаждаться бесчисленными инвесторами, охотящимися за информацией, которые будут готовы стоя на коленях умолять разрешить им инвестировать их капиталы в деятельность, которую они даже до конца не понимают, и они будут просто вынуждены приспосабливаться к разнообразным нетократическим прихотям… Социальный статус человека будет определяться его членством в сети, и статус этот будет постоянно изменяться как с течением времени, так и в зависимости от обстоятельств. <…>

Связи будут возникать, если игрок обладает ценной информацией, а еще лучше, если человек демонстрирует исключительные способности по приданию этой информации как можно более привлекательной формы, усиливающей интерес. Вот еще одна отличительная черта аттенционализма: можно одновременно съесть пирог и иметь его. Можно одновременно обладать информацией и в тоже время делиться ею с несколькими избранными. Вступая в контакт, вы сами приобретаете дополнительную стоимость, поскольку коммуникация придает интерес персоне, которая делится информацией, и интерес этот сохраняется до тех пор, пока существует ожидание следующей порции такого же информационного продукта из того же источника.

Информация, которую вы решили придержать для себя, не имеет привлекательной ценности, а информация, которую вы продаете за деньги, имеет весьма преходящую и ограниченную ценность. Информация же, которая приносит пользу вашей сети, существенно повышает ваш статус как носителя. <…>

Таким образом, сеть заменит человека в качестве великого общественного проекта. Кураторская сеть заменит государство в его роли верховной власти и верховного провидца. Сетикет заменит собой закон и порядок по мере того, как основные виды человеческой деятельности все больше переместятся в виртуальный мир, одновременно авторитет и влияние государства сойдут на нет в силу сокращения налоговых поступлений и национальных границ. Кураторы примут на себя функцию государства по контролю за соблюденном норм морали, исключая нарушителей сетикета из привлекательных сетей. Исключение из сети, ограничение доступа к информации и другие формы ограничений членских привилегий будут являться нетократическими методами устрашения и контроля за инакомыслящими. Жесточайшие ограничения виртуальной мобильности станут эквивалентом тюремного заключения».

 

6.3. Основы кластерономики

 

6.3.1. Кластеры – фокальная точка Новой Парадигмы. Тайный сговор

Прежде, чем перейти к технологическим аспектам общественной жизни в условиях посткризисного мира, подведем черту под уже описанными проекциями Новой Цивилизационной Парадигмы.

Итак, в инструментальном смысле, Новая Парадигма начинается с постмодерн-фундаментализма, функцию которого можно обозначить, как «вычищение» при помощи постмодерна из элементов старопарадигмальной культуры – техники, науки, социально-политических и экономических институтов – чужой воли, творением которой они являются, и наполнение их собственной активной творческой энергией. Эта пробужденная энергия, скованная ранее матрицей априорных оснований и интерпретаций, устремляется в неведомое будущее; «знание» перестает быть самоцелью, происходит обращение познающего субъекта к незнанию, как более продуктивной в эвристическом смысле категории, и в результате выстраивается новая гуманитарно-естественнонаучная, креативно-прагматическая когнитивная структура. Поэтому основную ценность наступающего будущего составляет даже не информация, а привлечение внимания к информации (в самом широком смысле слова, т.е. с учетом ее проявлений в движении материального субстрата), и в особенности – к информации эксклюзивной. Внимание канализует пробужденную творческую энергию и заставляет ее работать. Своего рода информационалистская прагматика – аттенционализм. Те, кто способен на это – те и управляют, в конечном счете, миром. Такие люди ориентированы на внутреннее и социальное развитие, на сотрудничество, на стремление к новому, на пересечение границ – в том числе границ обыденности – и на творчество. Императивом для них выступает принцип «созидай и сотрудничай» вместо сепарационного принципа «разделяй и властвуй».

В то же время деньги – ценность прошлой, капиталистической, сепарационной эпохи – отходят на второй план и – сами по себе – уже мало на что влияют. По сути дела, именно внимание заставляет людей социализироваться на позитивном базисе, поскольку канализованная творческая энергия «заводит», в хорошем смысле «заражает» их, притягивает и объединяет вокруг себя. И в итоге вместо симуляционного коллективного субъекта «МЫ» (= система, организуемая извне, состоящая из аллономных подсистем и управляемая генетически внешним по отношению к ней, но вросшим в нее и пустившим глубокие метастазы источником власти – «пастухом») возникает реальный коллективный субъект Я*N (= САМОорганизующаяся система, состоящая из автономных подсистем, и управляемая объективными закономерностями). Со временем происходит полная замена виртуализующихся и деконструирующихся политических управляющих элементов общества на полицентричную сеть таких самоуправляемых и саморазвивающихся гетерархических структур Я*N (кластеров), реализованную посредством современных коммуникативных технологий.

Это общий вектор, который на разных уровнях и в разных сферах может проявляться в виде разных феноменов и процессов. Но уже из общих контуров с легкостью экстрагируются контуры частные, а также становится ясно, где и что нужно «толкать».

Последовательность действий проста: А) «жахнуть постмодерном по мозгам», выбить оттуда всю «дурь» и пробудить тем самым энергию креатива; Б) канализовать эту энергию путем привлечения внимания к неким объединяющим интересам; В) не забывать кормить и оберегать родившегося в результате «ребенка», пока он не будет в состоянии позаботиться о себе сам. Всё остальное должно происходить автоматически. Очевидно также, что пропуск одного их трех перечисленных действий ведет к нежелательным – и может быть даже опасным результатам.

С пунктами А и Б всё понятно. Постмодерн и мозги – вокруг, бери – и «жахай». Привлечь внимание – это тоже сугубо нетократическое действие. Организуй «веселую ПоМо-вечеринку» – и будет тебе счастье, грубо говоря. Но вот с пунктом В, который «остался на трубе», сложнее – по крайней мере, в теории. Речь идет о ресурсах, которые необходимы для самоорганизации. Растущая открытая система новопарадигмального общества должна их где-то черпать, чтобы обеспечивать, собственно, свое существование и рост. Но кто же ей даст? Может, труба и даст?

И вот здесь мы подходим к самому, пожалуй, важному аспекту цивилизационного фазового перехода. Бард и Зодерквист в «Нетократии» пишут [20]:

 

«Значимым и весьма любопытным феноменом любого сдвига парадигмы становится заключение секретного пакта, несвященного союза, между старыми и новыми хозяевами. Как только переход власти de facto становится неоспоримым, ее передача de jure проходит мирно и тихо – к вящей пользе обеих сторон. Такой секретный пакт заключается с целью защитить и общие, и различающиеся интересы участников договора. <...> Классический пример – браки XIX века между сыновьями аристократов с их наследственными титулами и дочерьми буржуа, с наследуемыми капиталами. <...> Аристократии было позволено сохранить, пусть в урезанном виде, королевские семьи и даже субсидируемые теперь государством оперные театры в обмен на помощь в осуществлении и пропаганде различных проектов капиталистической государственной машины. Аристократия была рада и согласна довольствоваться ролью "обезоруженного угнетателя". <...> Общественные конструкции новой парадигмы представлялись как вечные и естественные истины. Индивидуум стал Богом, наука – проповедью, национальная принадлежность – раем, а капитал – священным орудием власти. <...> В предыдущие столетия, как только стало ясно, что право на землю можно защищать с помощью законов и монополии дворянства на власть (фундаментальная основа феодализма), аристократия немедленно приобрела контроль над всеми землями. Ни один, даже самый удаленный клочок земли, не оставался неохваченным, поскольку в противном случае мог стать поводом для претензий крестьян на землю. Примерно в том же духе буржуазия, с полного одобрения аристократии, все первые декады индустриальной эпохи занималась безудержным грабежом своих стран и их колоний в поисках сырья и рабочей силы, заставляя людей работать на фабриках, как рабов, принося огромную прибыль. <...> Также, как аристократия способствовала созданию самых важных легальных предпосылок для экспансии капитализма – государственной защиты частной собственности, так и все более маргинальная буржуазия будет использовать свой контроль над парламентской системой и полицию для легитимизации и защиты важнейших компонентов в конструкции нетократической власти: патентов и авторских прав. Принципиальные условия для успеха нетократии – это, по иронии судьбы, прямой подарок со стороны прежних владельцев мира. Мораль новой эры построена вокруг передачи этой эстафетной палочки. Как аристократия и буржуазия законодательно взлелеяли в свое время неприкосновенность частной собственности, так теперь буржуазия и нетократия объединяют свои усилия для провозглашения авторских прав в качестве средства спасения цивилизации».

 

Со всем этим можно было бы согласиться, если бы не одно НО. Причем, НО большое.

Артемий Лебедев в предисловии к русскому изданию «Нетократии» заметил [20]:

 

«Эта книга написана в лучших нетократических традициях – она использует слабые стороны старого строя и скрывает правду. С одной стороны, эта книга издана при капитализме, отпечатана в типографии и продана за деньги, которые нетократу, казалось бы, не нужны. С другой стороны, авторы тщательно маскируют знания в потоке информации. Портрет нетократа, такого члена масонской ложи, обнаружившего на своем загородном участке золотой метеорит, прямо противоположен истинному облику».

 

Совершенно ясно, что пассаж авторов про патенты и авторские права – это как раз момент сокрытия правды – настолько этот момент непринципиален в контексте текущего кризиса и возможного обрушения цивилизации в варварство.

Что же в реальности является предметом тайного сговора между маргинализующейся буржуазией и нетократией?

Рассмотрим следующую схему, которая напрямую вытекает из анализа Барда и Зодерквиста и представлений о трех последовательно сменявших друг друга цивилизационных парадигмах:

 

ПАРАДИГМА №1 (традиционная, первобытная, имперская)

Правящий класс: Аристократия.

Опорные точки парадигмы: Бог (A) -- Божественное право (B) -- Землевладение (C) -- Государство (B+C)

 

ПАРАДИГМА №2 (сепарационная, капиталистическая, гуманистическая, экономическая, парадигма научно-технического прогресса)

Правящий класс: Буржуазия.

Опорные точки парадигмы: Индивид (I) -- Частная собственность (((I+C)/G)*(B+C)) -- Деньги (G) -- Рынок (((I+C)/G)*(B+C)+G)

 

ПАРАДИГМА №3 (НЦП)

Правящий класс: Нетократия.

Опорные точки парадигмы: Х -- Y -- Внимание (E) -- Сеть (Y+E)

 

Тайный сговор здесь, очевидно, идет по поводу игрека.

По аналогии со вторым блоком (сепарационная парадигма) этот игрек вычисляется очень просто: Y = ((X+G)/E)*(((I+C)/G)*(B+C)+G).

Так как все параметры известны, окончательное содержание игрека будет ясно, как только мы определимся с «высшей инстанцией», фокальной точкой, то есть иксом. Если в предшествующие эпохи высшими инстанциями были Бог и Индивид, то в наступающую эпоху ею, очевидно, должны стать упоминавшиеся выше самоуправляемые саморазвивающиеся гетерархические социальные образования – Кластеры.

В итоге, игрек расшифровывается следующим образом: кластерные «деньги» (X+G), «расцениваемые» в терминах «внимания» (Е), «гарантированные рынком» (((I+C)/G)*(B+C)+G). «Кластерные деньги, расцениваемые в терминах внимания» - это, грубо говоря, некие возможности/ресурсы, которыми можно воспользоваться, если удачно привлечь внимание к чему-либо в рамках определенного кластера. Назовем их «кластерные возможности». Тайный же сговор заключается в том, что рынок, покамест еще существует, выступает гарантом этого права в обмен на определенные одолжения со стороны нетократических кластеров. Подразумевается, что кластерные возможности со временем станут примерно тем же, чем в эпоху становления капитализма стала частная собственность, в то время, как частная собственность превратится в забавный пережиток эпохи, каким в свое время стало божественное право.

Таким образом, третий блок переписывается следующим образом:

 

ПАРАДИГМА №3

Правящий класс: Нетократия.

Опорные точки парадигмы: Кластеры -- Кластерные возможности -- Внимание -- Сеть

 

Что происходит на этапе тайного сговора? Люди группируются в кластеры на базе их со-общих интересов, потребностей, после чего «рынок» (который к этому моменту предполагается созревшим для тайного сговора) обеспечивает им кластерные возможности, соразмерно аттенционалистской ценности сформировавшегося кластера. Другими словами, инвестирует ресурсы (деньги) в новый тип отношений – «кластерономику», как когда-то аристократия инвестировала «титулы» в бизнес.

Эти кластеры и станут бастионами Новой Цивилизационной Парадигмы в решающей схватке за Будущее, которая разворачивается сейчас прямо на наших глазах.

В настоящий момент имеются звоночки, что самые крупные игроки на рынке дозрели до тайного сговора и готовы проинвестировать ресурс в кластерономику. Взамен они получат решение ряда собственных проблем, а наиболее передовые деятели, скорее всего, примкнут к перспективным кластерам. Среди некоторых представителей бизнеса, кстати, этот процесс «инвестирования» и «примыкания» уже наблюдается в течение последних 2-3 лет, правда, масштабы не те – флуктуация не разрасталась, поскольку еще не было речи о «кризисе» (бифуркационном периоде). О скором начале этого периода – на основании исследований и длительной рефлексии (как, к примеру, мы), или интуитивно – говорили немногие, другие же пребывали в некой виртуальной «стабильности». Возникновение кластеров не было скоррелированным и не обеспечивало синергетического эффекта. Ростки будущего – да, но еще не луг, и тем более не лес. Кроме того, пункты А) жахнуть постмодерном по мозгам, выбить оттуда всю дурь и пробудить тем самым энергию креатива; и Б) канализовать эту энергию путем привлечения внимания к неким объединяющим интересам – были пропущены. Бизнес просто прикармливал более-менее интересные проекты, рассчитывая если и не на отдачу в виде прямой прибыли (к тому же, многие подобные проекты были венчурными), то, по крайней мере, на возможность их использования в дальнейшем в пиар-целях.

Теперь, как мы уже понимаем, ситуация изменилась в лучшую сторону. Все необходимые предпосылки проявились, пожалуй, в полной мере – и остается только «жахнуть» и «канализовать».

 

6.3.2. Отмена денег

Из приведенного анализа становится ясно, что аттенционалистская кластерономика в условиях обесценивания денег вполне может обходиться без них. Действительно, деньги имеют смысл, если они являются опосредующим инструментом обмена. Однако, учитывая кризис доверия (см. пункт 3.2. настоящей работы) к этому инструменту, а также то обстоятельство, что внимание и кластерные возможности заменяют на новом этапе общественного развития деньги и частную собственность, имеет смысл говорить вообще об отмене денег – по крайней мере в рамках кластеров. Действительно, гетерархический кластер представляет собой нечто вроде коммуны или кибуца, где собственность обобществлена, не существует неравенства входящих в кластер индивидов, нет иерархий, конкуренции, а все решения принимаются на основе консенсуса членов сообщества. В качестве удачного жизнеспособного примера подобных отношений можно привести немецкую коммуну Нидеркауфунген [23]:

 

«Коммуна организована как сеть микросообществ – территориальных и производственных. Частного владения зданиями, средствами производства или доходами от него внутри коммуны нет. Экономика является полностью общественной и любой член коллектива может брать то, что ему нужно, из общего достояния. Поэтому индивидуальный хозяйственный интерес каждого члена коммуны совпадает с коллективным: уровень жизни отдельных индивидов зависит от эффективности труда всех. С целью ликвидировать патриархальные отношения, коммунары чаще живут в небольших группах, нежели отдельными семьями. Воспитание детей осуществляется не только родителями, но и другими взрослыми, причем в некоторых случаях эти взрослые выбраны самими детьми. Впрочем, никто не запрещает желающим жить в отдельных семьях. Кроме групп проживания в Нидеркауфунгене есть производственные группы, занятые различными работами, требующими, как правило, высокой квалификации. Их цель – максимальная экологичность труда и образа жизни. В коммуне имеются: детский сад, строительная мастерская, архитектурное бюро, столярная мастерская, слесарная мастерская, пошивочно-кожевенная мастерская, дом для конференций и встреч, столовая, зал заседаний, административный офис, предприятие по биогородничеству, животноводческая ферма, наборная мануфактура и т.д. Имеется с недавнего времени и новый коллектив, занятый помощью пожилым людям. Некоторое количество людей работает в менее формализованных, скорее консультативных группах индивидов. Есть у коммуны свои учителя и психологи. Каждая территориальная и производственная группа является самоуправляюшейся: ее участники на своих собраниях определяют в каких условия жить или как трудиться. Однако материальные блага в коммуне общедоступны, а управление ими и координация деятельности микросообществ осуществляется общим собранием всей коммуны, которое собирается раз в неделю. Деятельность коммуны Нидеркауфунген оказалась настолько успешной с экономической точки зрения, что она почти полностью обеспечивает себя продуктами питания, транспортом (у коммуны 11 транспортных средств, включая грузовик, фургоны и 7 автомобилей) и многим другим, уровень жизни постоянно и стабильно растет, что даже вызывает критику отдельных коммунаров – сторонников более скромного существования».

 

Опыт – пусть, возможно, и не идеальный (нет предела совершенству!) – налицо. Надо брать и пользоваться. Улучшая, разумеется.

 

6.3.3. Организация и структура кластера

Теперь, исходя из определения кластера как самоуправляемого саморазвивающегося гетерархического социального образования, а также из общих системных законов, построим принципиальную схему функционирования и эволюции системы «кластер».

Как и любая открытая система, кластер удовлетворяет следующим основополагающим принципам организации:

1) Граница / зона интерфейса, которая подразделяется на (а) порты входа; (б) порты выхода;

2) Взаимодействие с другими системами за пределами этой границы;

3) Преобразование внутри себя того, что поступило на входе, и передача результата на порты выхода [24].

Учитывая эволюционно-кибернетический подход и теорию информации, конкретизируем. Для абстрактной организации открытой системы характерны:

1) Самовыделение особого топологического домена, отделенного от «окружающей среды» зоной интерфейса;

2) Обмен информацией (негэнтропией) с «окружающей средой» через зону интерфейса;

3) Зависимость свойств интерфейса от топологических свойств домена;

4) Поток информации (негэнтропии) внутри системы / машины от портов входа к портам выхода через зону протекания / преобразования;

5) Прямая зависимость топологических свойств домена от свойств информационных потоков извне – чем больше информации поступает в некоторую часть домена, тем «значимее» эта часть становится;

6) Машина сопротивляется изменениям, стремясь гомеостатически поддерживать баланс между входящими и исходящими потоками информации путем регуляции внутренних информационных потоков, сопоставляя их отслеженным изменениям топологических свойств домена.

Понятно, что не приходится говорить о какой-либо единой физической границе кластера в реальном мире, в данном случае речь вообще идет об идеальной модели «кластерной машины» в виртуальном, информационном пространстве. И если здесь, в физической вселенной, система «кластер» реализуется на некотором множестве людей, объединенных определенными связями – это происходит постольку, поскольку абстрактная матрица связей нашла подходящий субстрат для реализации, проявления себя в этой физической реальности. Необходимо подчеркнуть, что в данном случае неуместно вести разговор с позиций вульгарной дихотомии «идеализм / материализм», поскольку эта абстрактная матрица не берется откуда-то извне, это не трансцендентная «идея в себе», но информационный конструкт, возникший в ходе длительной эволюции информационных объектов, каковая возможна только посредством реализации и взаимодействия этих объектов в физической реальности, на некотором материальном субстрате. Абстрактная организация и конкретная структура взаимообуславливают друг друга, и говорить о том, что из них первично, а что вторично, по большому счету, бессмысленно (ср. курица и яйцо). Информация не существует без материального носителя, однако, и материальный носитель не может оформиться в работающую систему без информации. В ряде случаев бывает так, что субстрат существует уже давно, но некая система оформляется из него лишь тогда, когда в процессе информационной эволюции созреет соответствующая организационная матрица, абстрактная «машина». Может произойти и наоборот – информационная эволюция подготовила некую «машину» задолго до того, как появился удовлетворяющий ей субстрат. В такой ситуации, по-видимому, эти нереализованные «машины» каким-то образом «архивируются» на каких-то материальных носителях до поры до времени, пока, наконец, подходящий субстрат не возникнет.

Итак, на абстрактном уровне кластер представляет из себя матрицу определенных связей и, соответственно, узлов этих связей, как, в общем-то, и любая открытая система. В чем же принципиальное отличие «кластерной машины»? Очевидно, что это может быть только (а) устройство собственно матрицы связей (характер связей, их иерархия, топология, функции) и (б) принципы преобразования информации внутри «кластерной машины».

Основной массив связей в кластере – связи одноуровневые / внеирерархические, непосредственные, внутренние, обоюдосторонние, ризоматического свойства, а также связи того же уровня и свойства, опосредованные вышеупомянутыми непосредственными связями. На этом же уровне находятся и внешние связи, выходящие за границу кластера, но они уже могут носить совершенно другой характер (например, быть односторонними, иерархическими и т.д.), и, вообще говоря, с точки зрения системы «кластер» их удобнее и логичнее было бы рассматривать как эдакие «струны / суперструны» (в каждом человеке – мир).

Однако, все эти связи не первичны для кластера. Первичными являются связи, нисходящие от «ядра кластеризации», в качестве которого выступает тот или иной самостоятельный информационный конструкт. Эти связи являются непосредственными, односторонними и иерархическими. В то же время, как только таких связей возникает больше одной, рождается «среда кластеризации» – некое «поле потенции», отражаясь (или опосредуясь) в котором, две нисходящие связи рано или поздно генерируют те самые описанные выше вторичные одноуровневые связи. При этом не всякая пара нисходящих связей способна породить непосредственную внеиерархическую связь – зачастую вместо нее имеет место (и может сколь угодно долго сохраняться) опосредованная связь через «среду кластеризации».

Таким образом, мы можем условно представить кластер в виде двух треугольников, один из них обращен углом вверх и символизирует нисходящие от ядра кластеризации связи, а второй обращен углом вниз и символизирует некое вместилище потенциальных связей и генератор связей реализованных, что соотносится с традиционным символизмом мужского и женского начал. Следовательно, мы имеем три уровня связей с разным функционалом:

1) ядро кластеризации;

2) тело кластера;

3) среда кластеризации.

Тело кластера иерархически подчиняется ядру кластеризации, а среда кластеризации иерархически подчиняется и ядру, и генерируемому ею самой телу. Другим наглядным геометрическим представлением этой схемы может являться система из трех концентрических кругов: внутренний малый круг (или даже точка) – ядро, вокруг него – тело, вокруг тела – среда, вокруг среды – «внешний мир». И, следовательно, именно окружность, ограничивающая среду и отделяющаяя ее от «внешнего мира», является границей всего кластера и, соответственно, зоной интерфейса, через которую осуществляется обмен информацией со «внешним миром».

Теперь надо сказать о преобразовании информации в «кластерной машине». Происходит, оно, понятное дело, в теле кластера. Поступившая в среду кластеризации через зону интерфейса «внешняя» информация некоторым образом распределяется по телу, причем, более «значимые» участки тела (узлы матрицы связей, а также области их повышенной связности) получают больше информации, что делает их еще более «значимыми» (а также формирует вокруг них область повышенной связности – самостоятельный «значимый» участок, отвечающий за обработку информации). Нисходящая связь с ядром кластеризации заставляет эти участки, потребив полученную информацию, генерировать информацию новую, которая затем поступает обратно в среду кластеризации и далее, через зону интерфейса – во «внешний мир». Новую информацию участки тела генерируют в результате, условно говоря, колебания их «струн», ранее упоминавшихся, и посредством взаимодействий узлов матрицы связей. Причем, существует и отрицательная обратная связь – если участок перестает генерировать новую информацию, а лишь потребляет, его «значимость» падает, и в дальнейшем он уже получает меньше информации извне, а составные участки, возникшие в результате увеличения связности области «вокруг» узла матрицы связей, могут утрачивать эту связность.

Структура кластера является реализацией его абстрактной организации на конкретном субстрате. В рассматриваемом случае таким субстратом является человеческое общество. Рассмотрим, как разные уровни связей «кластерной машины» проявляются в этой реальности.

Ядро кластеризации – это, очевидно, некий комплекс идей (ценностей, интересов), вокруг которых происходит самостоятельное объединение людей.

Тело кластера на уровне структуры – это, собственно, люди, которые объединяются вокруг ядра кластеризации – и комплекс действительных отношений между ними. Поскольку на уровне организации имеет смысл говорить только об абстрактных связях, а не о конкретных объектах и отношениях между ними, а кластер может быть кластером тогда и только тогда, когда система действительных отношений изоморфна системе абстрактных связей, необходимо зафиксировать: кластером можно назвать только такую структуру, в которой первичны не сами индивиды, в нее входящие, но именно кластерообразная матрица отношений. Другими словами, индивиды, не способные выстроить с другими индивидами равноправных, гетерархических отношений, никогда не станут членами кластера. Этим кластер принципиально отличается от любых других коллективов и «групп по интересам». 

Включаясь в кластер, его члены занимают места в узлах матрицы отношений, изоморфной матрице связей кластерной машины, включая нисходящее управляющее воздействие ядра кластеризации и отношения со средой кластеризации.

Среда кластеризации на уровне структуры проявляется в виде материально-организационно-технической и распределительной базы кластера.

В зависимости от того, вокруг какой идеи происходит кластеризация, будут меняться и частные свойства кластера (хотя основные будут сохраняться для любых кластеров – гетерархичность, самоорганизация, самоуправление и т.д.). Идеи (информационные конструкты) при этом могут быть совершенно разными, но в обязательном порядке конструктивными («созидай и сотрудничай»). Это может быть идея «вместе сделать какой-то проект», или идея компактного совместного взаимо- и общевыгодного проживания на определенной («родной») территории (ср. Нидеркауфунген), или идея заботы о приезжих («гостепреимные кластеры»), и т.п. Кластеры должны быть многообразны – и у них есть полное право решать, кого принимать к себе, а кого не принимать.

В этом смысле семья – это тоже вариант кластера. Но семья не всякая, а лишь такая, в которой нет антагонистических проблем и царит «совет да любовь» – в центре подобной «ячейки общества» стоит не кто-то конкретный (формула «глава семьи» в таких семьях употребляется как правило в ироническом ключе), но сама любовь. Т.е. отношения между членами семьи носят гетерархический, а не иерархический характер.

Семьи же, устроенные по иерархическому принципу, где муж (или в матриархальных/феминизированных обществах – жена) является «начальником ячейки», а все остальные члены семьи ему/ей подчиняются, а по сути являются его/ее «собственностью», понятное дело, к кластерам отнесены быть не могут. Именно в таких семьях чаще всего имеет место домашнее насилие – проявление феномена власти («влияние путем принуждения и подавления») на бытовом уровне, связанное также с укорененностью понятия «собственность» в обыденном сознании до такой степени, что некоторые готовы распространять это понятие и на людей (жену, детей и т.п.). В отсутствие власти и собственности, которые неминуемо исчезнут с отмиранием сепарационной парадигмы, не будет ни таких семей, ни бытового насилия.

Еще один аспект кластерономики, о котором следует сказать, является экстерриториальность. Ведь компактное проживание в эпоху развития электронных коммуникаций – совершенно необязательное условие для существования кластера. Входящие в кластер люди могут находиться / жить на разных концах планеты, на околоземной орбите, а в будущем, возможно, на Луне и других космических объектах. В то же время, экстерриториальные и территориальные кластеры будут вести разумное и взаимовыгодное сосуществование, хотя каждый из них будет объединен своими общими идеей и смыслом. Именно поэтому хотелось бы избежать употребления в отношении кластеров слов «коммуна» или «кибуц» – они на семантическом уровне прочно связаны с компактным проживанием группы на определенной территории, в то время как термин «кластер» подходит как для территориальных, так и для экстерриториальных сообществ.

 

6.3.5. Взаимодействие кластеров

Основным вопросом кластерономики является вопрос о взаимодействии кластеров, поскольку, будучи системами открытыми, кластеры обмениваются энергией / информацией с окружающей средой, а среда эта включает, в том числе, и другие кластеры. Это первое. Во-вторых, один и тот же человек может входить в различные кластеры. В третьих, отдельный кластер со своей специализацией далеко не всегда способен обеспечить себя всем необходимым – а значит должен обращаться за продуктами и услугами, произведенными другими кластерами. Наконец, в четвертых, далеко не все можно произвести силами небольших коллективов – многое требует задействования гораздо больших ресурсов – как человеческих, так и природных, инфраструктурных и т.п.

М.Магид в статье «Многомерное общество будущего» [23] отмечает:

 

«Дело в том, что коммуны небольших размеров нуждаются в различных вещах, которые могут производить только относительно крупные промышленные объекты. Им необходимы металлы, станки, древесина, энергия, медикаменты, транспортные сети, по которым доставляется все необходимое, современные средства коммуникации. Следовательно, месторождения различных руд, крупные электростанции, машиностроительные предприятия и транспортные сети должны превратиться в общественное достояние.

Таким образом, перед нами уже не мир изолированных коммун, а коммуна коммун. Сотни или тысячи Нидеркауфунгенов будущего соединятся в гигантские агломерации, с тем, чтобы совместными усилиями поддерживать работу комплекса крупных предприятий (впрочем, не исключено, что производство со временем будет становиться все более компактным). Крупные предприятия, управляемые трудовыми коллективами, состоящими из членов коммун, станут производить лишь то, что соответствует потребностям коммун. Эти потребности будут определяться путем консультаций между коммунами. В свою очередь указанные агломерации смогут объединяться в еще более крупные (к примеру континентальные) агломерации, а они – во всемирную сеть коммун. Самоуправление крупных производственных коллективов – вещь достаточно сложная, ведь чем крупнее проект, тем сложнее его контролировать. Но и здесь у социально-революционного движения имеется немалый опыт, который должен быть тщательно изучен и приведен в соответствие с современными реалиями. Это, прежде всего, опыт революционной Испании 1936 г и революционной Венгрии 1956 г. В последнем случае рабочие собрания и выбранные ими советы управляли чуть ли не всеми предприятиями Большого Будапешта – крупнейшим промышленным комплексом страны (население Будапешта составляло до 2 миллионов человек).

Перед нами общество, хозяйственная жизнь которого развертывается в нескольких измерениях. С одной стороны коммуны производят все, что в их силах и интересах произвести непосредственно для самих себя. Это позволяет эффективно управлять собственной жизнью и условиями труда. С другой стороны они связаны общими экономическими проектами в единую планетарную систему».

 

Если выразить эту концепцию на языке теории систем, то «коммуну коммун» или «гиперкластер» на уровне абстрактной организации можно представить в виде сверхсистемы, возникающей в результате метасистемного перехода при достижении отдельными, связанными друг с другом кластерами пределов их информационной насыщенности, «негэнтропийного потолка». На структурном уровне отражением этого потолка будет некий показатель, учитывающий численность сообщества, развитость его материально-технической базы и интенсивность обмена с внешней средой. Понятно, что свои потолки подобного рода будут и у гиперкластеров, и у «гипергиперкластеров» (агломераций), и у глобального кластерономического общества.

В следующих работах мы планируем дать этой схеме математическую интерпретацию с тем, чтобы построить модель эволюции кластеров, которая позволила бы оценить как пределы роста таких социальных объединений, так и достаточную для их функционирования и развития ресурсную базу.

 

6.4. Вперед, к победе коммунизма?

Сказав «А», т.е. рискнув заикнуться об отмене денег, мы не можем не сказать и «Б», произнеся пресловутое и изрядно дискредитированное за время большевистского эксперимента слово «коммунизм». Действительно, деваться некуда: про переход на безденежные отношения придумали не мы – всерьез об этом уже добрых 150 лет назад заговорил Карл Маркс. При этом, по мнению Владислава Иноземцева, социальная доктрина марксизма стала первой адекватной исторической концепцией, вобравшей в себя многие достижения филоcофcкой мыcли своего времени и серьезно модернизировавшей теоpию общеcтвенного пpогpеccа. [5]

В указанной работе В.Иноземцев показывает, как историческая теория Маркса была существенно искажена в советский период и как эти искажения были закреплены в неточных переводах его трудов на русский язык. То, что все мы привыкли считать марксовой теорией смены «общественно-экономических формаций» (первобытнообщинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм, социализм, коммунизм), вовсе не является разработкой Маркса, а представляет собой плоды трудов историков от КПСС. Сам же Маркс в качестве главной структурной единицы своего понятийного аппарата применял термин «общественная формация» (Gesellschaftsformation). В 1858 году в Пpедиcловии к работе «К кpитике политичеcкой экономии» он охарактеризовал целую обширную историческую эпоху, объединяющую ряд существенно отличающихся друг от друга периодов, понятием экономической общественной формации (ökonomische Gesellschaftsformation). К.Маркс писал тогда [25]:

 

«В общих чертах азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации... этой общественной формацией завершается предыстория человеческого общества».

 

В.Иноземцев отмечает [5]:

 

«Обозначая данным термином целый ряд достаточно разнородных общественных форм, основоположники марксизма достигали важной цели, выделяя в историческом развитии человечества эпоху, на протяжении которой объективные элементы хозяйственной жизни проявлялись наиболее явным образом и в наибольшей степени воздействовали на всю социальную структуру. Экономическими они считали такой cпоcоб взаимодейcтвия между членами cоциума, такую «форму общения», котоpые опpеделены не pелигиозными, нpавcтвенными или политичеcкими, а в пеpвую очеpедь производственными фактоpами, порождены взаимодействием людей в процессе создания материальных благ, что является основным содержанием их жизни и основным условием социального воспроизводства. При этом экономическая эпоха как отрицание прежних исторических состояний не рассматривается К.Марксом и Ф.Энгельсом открытой в будущее; в той же мере, в какой она сменяет традиционное общество, она ограничена новым типом организации взаимоотношений между людьми, где цели максимизации не только прибыли, но и полезности производимого продукта будут замещаться стремлением человека к максимальной реализации своих личностных характеристик в деятельности, свободной от внешнего принуждения. Таким образом, самым общим определением экономического общества в марксовом понимании является обозначение его как периода истории, основанного на превалировании материальных интересов в качестве главного мотива деятельности людей и предполагающего существование институтов частной собственности, индивидуального товарного обмена и возникающей вследствие этого эксплуатации» (выделено везде автором – А.Н., С.Ч.).

 

Далее он констатирует (там же):

 

«Таким образом, экономическая форма общества в марксистской теории обозначает период, начавшийся c pазложения пеpвобытного cтpоя под воздейcтвием товаpного обмена и pазделения тpуда, xаpактеpизующийcя экcплуатацией, клаccовым делением общеcтва и товаpно-денежными отношениями и завеpшающийся с преодолением указанныx явлений» (курсив наш – А.Н., С.Ч.).

 

Мы не можем не отметить, что в попытке перевести свои теоретические разработки в практическую плоскость Карл Маркс изрядно напортачил (особенно с классовой борьбой, революцией и диктатурой пролетариата) – однако в целом, в длительной – полуторавековой! – исторической перспективе оказался абсолютно прав в главном: экономическая эпоха, она же сепарационная парадигма, она же предыстория человеческого общества близка к завершению.

А за ее пределами нас ждет – правильно, коммунистическая общественная формация (kommunistische Gesellschaftsformation), она же кластерономика, она же нетократия, она же сетевое гражданское общество, она же Новая Цивилизационная Парадигма. Если, конечно, сумеем выполнить три необходимых условия перехода к коммунистическому обществу, хорошо известных из обществоведческой теории так называемого «научного коммунизма» (во времена СССР каждый выпускник советского вуза сдавал госэкзамен по этому предмету):

1) построение необходимой и достаточной материально-технической базы;

2) стирание институциональных различий между городом и деревней, умственным и физическим трудом;

3) всесторонее развитие личности.

И если первую задачу можно считать в первом приближении решенной – во всяком случае на территориях проживания белого человека совершенно нет проблем с удовлетворением необходимых материальных потребностей, человек больше не вынуждается обстоятельствами тратить большую часть своих физических и временных ресурсов на добывание хлеба насущного плюс отсутствует подневольный труд, – то над двумя оставшимися работы еще непочатый край.

При этом задачу № 2 мы бы сформулировали существенно шире: преодоления требуют не только дихотомии город/деревня и умственный/физический труд – в преодолении нуждается весь комплекс навязанных людям в сепарационную эпоху ложных дихотомий, многочисленные примеры которых мы уже приводили. И, надо сказать, процесс такого преодоления уже вовсю идет, и довольно интенсивно.

Что же касается всестороннего развития личности, то и тут мы повышаем планку понимания того, что под этим следует иметь в виду: фактически речь должна идти о качественном нравственном перерождении человека, о переходе от сепарационного императива общественного поведения «человек человеку – волк» к коммунистическому императиву «человек человеку – друг, товарищ и брат». И здесь еще практически целина, непаханное поле, хотя отдельные новопарадигмальные ростки проклевываются и тут. Причем зачастую их можно разглядеть в самых неожиданных, уже ставших привычными аспектах окружающей нас реальности.

Если присмотреться к тому, какими мотивами руководствуются в последние пару-тройку десятков лет все те, кто производит товары и оказывает услуги, можно обнаружить удивительное. Под что, под какое обеспечение они всё это делают? Бескорыстно? Из любви к ближнему? – Конечно, нет: четыреста лет сепарационной парадигмы приучили совсем не к этому. За деньги? – В последние годы – ох, далеко не всегда: живыми, привычными деньгами сейчас расплачиваются всё меньше (а в периоды кризисов тем более). А под что? – Под обещание того, что за полученный товар или услугу их потребитель заплатит когда-нибудь потом. Т.е. сейчас за труд платят преимущественно обещаниями тоже когда-нибудь сделать что-то хорошее и полезное. И даже уже научились эти обещания покупать и продавать на бирже и спекулировать на курсовой разнице между вчерашней и сегодняшней стоимостью обещания, срок выполнения которого истекает завтра. Именно в этом заключен смысл т.н. современных финансовых инструментов. И ровно в том же самом – пирамидальный характер нынешней системы производства и потребления. Потому что когда веры в то, что понавыданные обещания когда-нибудь будут выполнены, не останется, вся система экономических взаимоотношений просто рухнет.

А выход-то на самом деле прост, хотя и выглядит для тех, кто привык все время обманывать (или, по крайней мере, давать заведомо невыполнимые обещания), некоей утопией.

Как ни парадоксально (и именно в этом проявляется диалектический характер ситуации), но в самой структуре вот этой рушащейся потреблятской пирамиды уже заложены элементы Нового Будущего, Новой Парадигмы, элементы коммунистической организации труда и потребления. И именно эти элементы и нужно развивать.

Слегка утрируя для понятности, выход в том, чтобы реально продолжать делать всё то же самое, что все и делают сейчас, – производить товары и оказывать услуги, – но не требовать за это пустых обещаний и вообще не требовать ничего взамен. И если все продолжат это делать – тут-то и наступит искомое «От каждого по способностям – каждому по потребностям!»

И выход этот – единственный. Потому что пирамида обмана обречена рухнуть целиком. Остановить эту лавину на какой-то промежуточной стадии – мол, давайте так сильно обманывать друг друга, как в последние десятилетия, не будем, а будем обманывать немножко, как когда-то давно, раньше, – не получится. Кризис доверия, – страшная штука, и восстанавливать утерянное доверие придется с полного, с абсолютного нуля.

Новому человеку – Человеку Будущего – предстоит выход в «третье измерение» сознания. Оттуда, с высоты полета, все прежние противоречия, стороны и дихотомии будут казаться смешными и нелепыми. Тому, кто сумеет подняться над привычным для нас плоскостным восприятием действительности, будет уже попросту непонятен смысл всех этих сепарационных заморочек. Он не будет биться головой о стену в попытке решить, какой берег главный – правый или левый: он будет видеть всю реку целиком во всей ее неизбывной красоте и полноводности.

Завершим этот параграф еще одной цитатой из основоположника [26]:

 

«На высшей фазе коммунистического общества, после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе с всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: Каждый по способностям, каждому по потребностям!»

 

 

6.5. На пути к Мировому Сверхмозгу

 

6.5.1. Полицентричная сеть мирового самоуправления

Одной из важнейших задач, которые придется решать в рамках Новой Цивилизационной Парадигмы, является задача восстановления управляемости цивилизацией и ее развитием. Заметим, что говоря об управляемости, мы не имеем в виду некоего главного, структурно локализованного, централизованного аппарата контроля, автократического органа, направляющего и надзирающего за тем, как действует система, но понимаем управление в кибернетическом, функциональном смысле.

Задача восстановления управляемости цивилизацией не может быть решена путем построения «Империи» как системы с одним управляющим центром. С точки зрения принципа непрерывной преемственности человеческой культуры это объективно был бы шаг назад, к той стадии общественного развития, которую человечество уже миновало.

Каков же выход? Если восстановить общепланетное управление путем возврата к моноцентричной системе управления невозможно, а восстанавливать его надо в силу исчерпанности сепарационной стадии и необходимости построения постпереходной реальности, то каким же должен быть принцип такого управления?

Ответ на этот вопрос дает синергетический подход. Другое, качественно новое стабильное состояние всечеловеческого социума может быть достигнуто только путем построения полицентричного механизма общепланетного управления.

Эта мысль одновременно парадоксальна и проста. В самом деле, из теории управления хорошо известно, что система с одним управляющим центром очень неустойчива. Стоит отключить управляющий центр, как вся система довольно быстро идет в разнос, разваливается. Полицентричность же управления обеспечивает очень высокую устойчивость системы. Распределение управляющих функций и коммуникативных возможностей между различными управляющими центрами (иерархически, организационно и пространственно диверсифицированными) позволяет сохранить не только устойчивость системы, но и качество ее функционирования даже в случае отключения некоторых центров и линий коммуникации.

Сколько же должно быть таких управляющих центров? Сколько угодно. Любое состояние, отличное от уникальности, характеризуется свойством бесконечной повторяемости. Или, иначе, любое число, отличное от нуля и единицы, принципиально ничем не отличается от бесконечности: либо этого не бывает вообще, либо это уникально, либо это можно повторить сколько угодно раз.

Сколько возникнет центров управления, готовых в той или иной степени взять на себя ответственность за стабильное развитие человечества, столько их и будет. Международное, межкорпоративное, межотраслевое, меж... всякое разделение компетенции и полномочий по поддержанию системы «планета Земля» в стабильности и устойчивом развитии – вот самые общие контуры новой системы цивилизационного управления.

С этой точки зрения важнейшую, решающую роль приобретает развитие самоуправления во всяких его формах, о чем уже говорилось выше. Если какая-то часть человеческого сообщества достигла такой степени самоорганизации, что берется решать осознанную ею проблематику самостоятельно и под свою ответственность, – чрезвычайно высока вероятность, что именно эта самоуправляющаяся структура станет одним из центров общепланетного управляющего механизма.

Именно в этом направлении и надо обозначать контуры нового общественного договора – и, на наш взгляд, феномен глобальной компьютерной сети Интернет как беспрецедентного в мировой истории инструмента, способного обеспечить всеобщую информационную консолидацию человеческого сообщества, – может (и должен) сыграть здесь не последнюю роль.

 

6.5.2. Концепция Суперорганизма по Хайлигену

Интересную концепцию – эволюционно-кибернетическую модель человечества как Суперорганизма, зарождающегося благодаря качественному прорыву в коммуникационных технологиях, предложил бельгийский исследователь Ф.Хайлиген (F.Heylighen) [27], объединивший в своих разработках как идущую от Аристотеля через Комте, Дюркгейма и Спенсера традицию проведения аналогий между организмом и обществом, так и современные модели общей теории систем и кибернетики, такие как теория живых организмов Миллера, теория автопоэзиса Матураны, теория перцептивного контроля Пауэрса и теория Турчина о метасистемных переходах.

Автор поясняет:

 

«Главная идея данной модели состоит в том, что мировое общество может рассматриваться как единый суперорганизм и, что в условиях сегодняшнего быстрого развития технологий оно становится все более похожим на суперорганизм. Суперорганизм – это живая система высшего порядка, элементы которой (в нашем случае, отдельные индивидуумы) сами являются организмами. Биологи соглашаются с тем, что социальные колонии насекомых, например, муравейники или пчелиные ульи, лучше всего анализировать как суперорганизмы. Если отдельные клетки являются организмами, тогда многоклеточный организм – тоже суперорганизм».

 

И далее:

 

«Все возрастающее разделение труда ведет к дифференциации компонентов системы в более специализированные подвиды. Увеличивающаяся зависимость этих подвидов от остальной системы для того, чтобы возместить те способности, которые были утеряны из-за специализации, ведет к повышению интеграции и сплоченности. Дифференциация и интеграция вместе ведут к усложнению мировой системы и к большей независимости ее от окружающей среды. Положительная обратная связь между интеграцией и дифференциацией ведет к ускоряющемуся развитию сложной организации из совокупности первоначально простых компонентов. Это метасистемный переход, эволюционное возникновение кибернетического организма высшего порядка. Это чем-то похоже на фазовые переходы вещества, такие как кристаллизация, намагничивание или конденсация, характерные для самоорганизующихся физических систем. Эта же движущая сила лежит в основе эволюции от простых клеток до многоклеточных организмов и обществ, состоящих из отдельных индивидуумов».

 

Интернет рассматривается Хайлигеном в качестве зачатка «мирового мозга» социального суперорганизма:

 

«…формы творческого мышления могут напрямую поддерживаться сетью, без человеческого надзора. Это даже не требует сложных программ по созданию искусственного интеллекта, достаточно поддержать самоорганизацию информационных потоков в сети, таким образом, повышая коллективный разум, интеллектуальные возможности которого должны быть больше простой суммы сознаний пользователей сети».

 

В итоге, мы могли бы прогнозировать (при благоприятном течении цивилизационного перехода) полную замену виртуализующихся и деконструирующихся политических управляющих элементов общества на сеть самоуправляемых и саморазвивающихся гетерархических Интернет-структур, которая в ходе процесса эволюции разовьется в полноценный мировой супермозг и будет с гораздо большей эффективностью контролировать процесс устойчивого развития цивилизации.

Три индикатора цивилизационного фазового перехода, которые были ранее отнесены нами в группу «Управленческая революция» (виртуализация политики, коммуникационная революция и развитие самоуправляющихся структур) – отчетливее всего указывают на направление, в котором должно – и будет – двигаться общество при переходе к Новой Парадигме. Речь идет о синергетическом выстраивании новой стабильной организации общества «снизу», от уровня бесчисленных «центров кристаллизации» социума – к уровню единого (но полицентричного!) механизма общепланетного управления.

 

 

7. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

 

В данной работе мы показали, что в настоящее время цивилизация переживает фазовый переход, равного которому по масштабам, пожалуй, в истории человечества еще не было. Речь идет о смене всех основ существования общества – т.е. цивилизационной парадигмы, и этот фазовый переход проявляет себя не только в виде так называемого «мирового финансового кризиса», но и в виде кризисных ситуаций в отличных от экономики областях. Это и смена демографических закономерностей, и «конец научно-технического прогресса» вкупе с кризисом научного способа познания мира, и близящееся достижение «технологической сингулярности», и «информационный потоп», и разрушение ценностного базиса цивилизации («эпоха победившего постмодерна»), и экологический кризис, и бешеный рост числа природных и техногенных катаклизмов, и кризис современного состояния социально-политических систем, проявляющийся, в том числе, в виде виртуализации политики, и т.д. Позитивными симптомами происходящего фазового перехода можно считать коммуникационную революцию, развитие самоуправляющихся структур, тенденции к эмансипации личности и деконструкции дискурса власти, сводящего роль человека в обществе к роли функциональной детали-винтика экономических структур, а также вызревание в интеллектуальных кругах и в кругах современной политической элиты понимания (в большей или меньшей степени) происходящих кардинальных сдвигов – и попытки выработать на основе этого понимания некие новые принципы общественного устройства.

Другими словами, система человечество вступила в бифуркационный период, наиболее благоприятным исходом которого является переход от исчерпавшей себя старой, сепарационной парадигмы (от ключевого управляющего принципа «разделяй и властвуй») к Новой Цивилизационной Парадигме, под которой многие исследователи и представители современных элит независимо друг от друга понимают постэкономическую стадию цивилизационного развития.

Высказываемых ныне разными авторами (в том числе и нами) идеи по поводу посткризисного устройства мира в большинстве своем возникли задолго до нашего времени. Но только сейчас названные идеи – в силу множества объективных причин – начинают играть одна на другую и все вместе – и эта матрица, складывающаяся из независимых «идей, созданных задолго до нас», очень коррелирует с одним из аттракторов, к которому имеет шанс перейти наша цивилизация после – и в результате – прохождения нынешнего бифуркационного периода. Наша главная задача на настоящем этапе – обеспечить максимальную безболезненность данного процесса путем подталкивания общества к правильному аттрактору. Аттрактору Новой Цивилизационной Парадигмы.

Москва – Фрязино – Саппоро –

Токио – Пермь – Демидково,

2003–2009 гг.

 

ЛИТЕРАТУРА

 

1. Никольский А.Б., Чумичёв С.А. К вопросу о Новой Цивилизационной Парадигме. // Доклад на VII Международной конференции по проблемам цивилизации (дополненная и расширенная версия, март 2004 г.) http://www.newchrono.ru/prcv/doklad/paradigma.htm

2. Свиридов В. Конец науки. Начало поэзии. // Компьютерра. – 2001. – Октябрь.

3. Ильин И.П. Постмодернизм. Словарь терминов. – М., 2001.

4. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. – М., РОССПЭН, 2006. 656 с.

5. Иноземцев В.Л. За пределами экономического общества. – М., 1998. 640 с.

6. Морозов Н.А. Христос. История человеческой культуры в естественнонаучном освещении. Т.1–7. М.–Л., Государственное издательство, 1924–1932. (Репринтное воспроизведение: М., Крафт+Леан, 1997.)

7. Герасимов Г.М. Прикладная философия. М., 2001.

8. Голышев В. ПСГК (Пусть Сильнее Грянет Кризис)! // http://www.apn.ru/publications/article20836.htm

9. Фидлер Л. Пересекайте рвы, засыпайте границы // Современная западная культурология: самоубийство дискурса. – М., 1993.

10. Леонов А.М. Познание сложности. Введение в философию x-науки. – Якутск, 2002. 222 с.

11. Автономова Н.С. Постструктурализм // Современная западная философия: Словарь. — М., 1991.

12. Румянцева М.Ф. Теория истории. Учебное пособие. – М.: Аспект-Пресс, 2002. 319 с.

13. Капица С.П., Курдюмов С.П., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего / Кибернетика: неограниченные возможности и возможные ограничения. – М., 1997. – 285 с.

14. Капица С.П. Сколько людей жило, живет и будет жить на Земле. Очерк теории роста человечества. – М., 1999. – 240 с.

15 Подлазов А.В. Теоретическая демография как основа математической истории. // Препринт ИПМ им. М.В.Келдыша РАН, № 73. – М., 2000.

16. Подлазов А.В. Основное уравнение теоретической демографии и модель глобального демографического перехода. // Препринт ИПМ им. М.В.Келдыша РАН, № 88. – М., 2001.

17. Подлазов А.В. Теоретическая демография. Модели роста народонаселения и глобального демографического перехода // Новое в синергетике: Взгляд в третье тысячелетие. М., 2002. С.324–345.

18. Кеслер Я.А. Русская цивилизация. – М., 2002. 432 c.

19. Adler R. Entering a dark age of innovation. // New Scientist. http://www.newscientist.com/article.ns?id=dn7616

20. Бард А., Зодерквист Я. Нетократия. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. – С.-Пб., 2004.

21. Корнев С. Выживать придется городами. // http://www.inache.net/mnogo/106

22. Корнев С. Трансгрессивная революция. Посвящение в постмодерн-фундаментализм. // http://kitezh.onego.ru/trans_re.htm

23. Магид М. Многомерное общество будущего. // http://mpst.anho.org/2009/06/19/mnogomernoe_budu6ee/

24. Bertalanffy K. L. von. An Outline of General System Theory, British Journal for the Philosophy of Science 1, p.139–164.

25. Marx K. Zur Kritik der politischen Ökonomie. // Karl Marx/Friedrich Engels. Werke, (Karl) Dietz Verlag, Berlin. Band 13, 7. Auflage 1971, unveranderter Nachdruck der 1. Auflage 1961, Berlin/DDR. S. 3–160.

26. Маркс К. Критика Готской программы. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19. С.20.

27. HeylighenF. TheGlobalSuperorganism: anevolutionary-cyberneticmodeloftheemergingnetworksociety. // http://pespmc1.vub.ac.be/papers/Superorganism.pdf / Русский перевод: Хейлиген Ф. Мировой Суперорганизм: эволюционно-кибернетическая модель возникновения сетевого сообщества. // http://www.uic.nnov.ru/pustyn/lib/super/superorganism.htm

Связь с редакцией

Для направления в редакцию собственных статей или обсуждения чужих